Хорошие девочки плачут молча (СИ) - Иванова Инесса. Страница 3
— Не уходи, — всхлипнула она, подумав, что я направился к двери, чтобы её оставить.
Ключ почти бесшумно повернулся в замке. Теперь всё. Окончательно.
Она стояла и ждала. И как светились её глаза, ничуть не уступая в яркость бабочке-подвеске!
Я подошёл близко, провёл рукой по её плечу, очертил выступающую ключицу и аккуратно подцепил тонкую лямку платья. Оно соскользнуло так быстро, будто только и ждало этого знака, белым облаком упало к ногам.
И дальше я больше не мог себя сдерживать. Вырвавшийся стон той, кто сейчас станет моей, был одновременно стоном торжества.
Я уложил её на мягкую постель, и всё закружилось в диком танце страсти. Мы прикасались друг к другу, она тянулась ко мне, как лоза к руке, льнула и ластилась, а я сдерживал себя, чтобы не причинить боль.
Ничего не было вокруг, всё исчезло, растворилось, размылось, весь мир сделался запотевшим стеклом. Что там происходит за ним, не разглядеть. Да это и неважно, пока встречаются наши руки, губы, тела.
Я давно не занимался сексом так исступлённо — нежно, давно не чувствовал вкуса поцелуев, сравнимого со вкусом терпкого виски. Они обжигали, оставляя невидимые шрамы, которые я запомню навсегда. И никому не позволю их уничтожить.
Сколько мы пробыли в этой нирване, я бы сказать не смог. Долго. И одновременно мучительно мало.
Её тело тянулось навстречу и принимало меня без остатка, так как не было ещё ни с одной женщиной. Марго будто хотела напиться из источника жизни в последний раз.
Я перестал себя сдерживать. Наше соитие стало похоже на борьбу, в которой она изначально признавала себя побеждённой. И всё же не ослабляла хватку.
Я жадно ловил все её всхлипы и стоны, они подстёгивали меня, заставляя достигать таких вершин, что кружилась голова. «Вот что значит быть вместе», — мелькнула у меня мысль, когда мы оба достигли пика.
Потом я медленно лёг рядом. Посмотрев на её прилипшие ко лбу пряди, аккуратно откинул их назад.
Мы пожирали друг друга глазами и молчали. В шумном дыхании гремели отголоски той бури, в эпицентре которой мы оба только что побывали.
Сожаления не было. Совсем.
— Я не должен был, — начал я, хотя понимал, что сделал именно то, что хотел. И повторил бы, представившись такая возможность.
— Должен. И я была должна, — засмеялась Марго. — Спасибо.
Бабочка на её груди колыхалась в такт дыханию. Я дотронулся до её крыльев, чтобы плавно спуститься на кожу.
Марго повернулась ко мне и положила руку под голову.
— Не бойся, никто не узнает.
— Думаешь, меня это волнует?
— А разве нет?
Она вперилась напряжённым взглядом в моё лицо. Да, она так думала. Меня бы и волновало. Раньше. А теперь? Я был не готов ответить на этот вопрос. И это совсем не связано с Марго.
— Тебе пора уходить? — грустно спросила она.
— Да, пора. Не спускайся сегодня туда. Не хочу, чтобы тебя видели.
— Думаешь, по мне будет заметно?
Мягкая складка возникла на её переносице, я погладил её пальцем, и она исчезла.
— Я беспокоюсь не за себя, Марго. За тебя. Всегда беспокоился за тебя.
— Не стоит, — усмехнулась она и присела в постели. Хрупкая. Ранимая. Если бы я был в силах, то запер бы её в одной из своих комнат и не выпускал. Сам бы приминал её крылья, но не позволял другим и смотреть на них!
— Завтра я помирюсь с женихом и сделаю так, как велит отец.
Она склонила голову на грудь, но совсем не это заставило меня присесть рядом и обнять за плечи.
— Нет, Марго. Больше он к тебе не подойдёт. Это я обещаю. Не спрашивай, как, я всё сделаю сам.
Она не спрашивала, только положила голову мне на плечо. Я боялся её потревожить, какое-то время мы просидели так, рядом и в то же время каждый сам по себе.
Я аккуратно уложил Марго на подушки и накрыл покрывалом.
— Поспи, моя бабочка, — прошептал я и коснулся губами её губ.
Она слабо улыбнулась и молча смотрела, как я одеваюсь. Наверное, хотела сказать, что-то ещё, но промолчала.
Я быстро пожал её тонкую руку и вышел, прикрыв дверь.
Внизу всё ещё был банкет, гости не уйдут до полуночи, но всё было чинно и благородно. Сам Старицкий подозвал меня в баре и спросил, не видел ли я его дочь.
—Видел, ей нездоровится. Она сейчас отдыхает.
— Понял.
Мой покровитель, как я привык его про себя называть, всегда был кратким. Ему и в голову не придёт подняться и уточнить, что с Марго не так. Он уважал её личное пространство, это вполне мне на руку.
— Я тоже пойду, Владимир. Надо прочитать, наконец, тот проект, который вы кинули мне на почту ещё позавчера.
— Отдыхай, на носу Новый год! — улыбнулся он, но задерживать меня не стал.
Для Старицкого всегда работа была прежде всего, он уважал эту тягу и в других.
Я вышел на свежий воздух и закурил. Медленно и тихо падал снег. Пока ждал водителя, выгонявшего машину, посмотрел на окна Марго. Они были тёмными, как и то, что сейчас зрело во мне.
Я отбросил недокуренную сигарету в урну и, подняв ворот пальто, решил пройти до гаража пешком.
Марго
Я пыталась заснуть, но сон не шёл. В голове проигрывалась мелодия из «Шербурских зонтиков».
Я вспоминала последнюю встречу Женевьевы и Ги. У обоих другая жизнь, и оба понимают, что она ни черта не значит, что чувства всё ещё живы, только никто не посмеет больше дать им волю.
Мне хотелось плакать. И смеяться. Я наконец познала счастье, простое, человеческое, инстинктивное. «Низкого пошиба», — как сказал бы отец.
Животное счастье.
Пусть так. Я имею право на этот глоток свободы. Я не преувеличивала, когда говорила Михаилу, что завтра снова вернусь к роли покорной дочери.
Отцу я обязана всем. И покойная мама взяла с меня обещание, что я буду всеми силами способствовать его карьере.
Эх, мама-мама! Тебе, наверное, нравилась выбранная роль, но это была твоя роль, не моя.
Я встала и как была, обнажённой подошла к зеркалу. Посмотрела на худое тело, которого всегда стеснялась, и почти не заметила ничего не красивого. Теперь я казалась себе вполне приятной. Даже ссадина на скуле стала менее заметной. И совсем не болела.
Приняв душ, я переоделась в пижаму и проглотила две таблетки снотворного.
Сон всё равно не шёл. Я лежала под покрывалом, свернувшись калачиком, и вспоминала прикосновения Михаила.
Мы познакомились три года назад. Отец представил нас друг другу, но потом, наедине, упомянул, что хоть Михаил Воронов и подаёт большие надежды, не следует даже смотреть в его сторону.
— У него семья гнилая. Прости, Марго, но я прямо скажу, если человек вышел из семьи, где не чтились определённые ценности, никакой здоровой ячейки общества, он создать не сможет. К счастью. Михаил очень умён и сам это понимает.
Не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда. Тогда я смотрела на своих сверстников, но потом, как-то исподволь, научилась видеть в Михаиле то, чего недоставало остальным. Верность, следование своим принципам, способность довести начатую игру до конца.
Я слышала их с отцом беседы и споры. Михаил не предал его даже тогда, когда отца оклеветали. Многие отвернулись, а Михаил не просто поверил ему, а нашёл доказательства невиновности.
Они с отцом были чем-то похожи и одновременно разные.
Незаметно для себя я начала делиться с Мишей своими мыслями. Он всегда внимательно слушал, склонив голову набок. И никогда не подавал виду, что ему со мной скучно.
Остальные всегда это подчёркивали. Те, кого выбирал мне в кавалеры отец. Они старались затащить меня по-быстрому в постель, а когда получали отказ фыркали и пожимали плечами
«В любом клубе стоит мне показаться, найдётся девица, желающая расстегнуть мне ширинку запросто так».
— Вот туда и катись! — лишь отвечала я и потом выслушивала от отца, что упустила ещё одну выгодную партию.