Пожар любви - Хэндленд Лори. Страница 42

– Нет смысла затевать из-за меня такой шум, – сказал он, наконец посмотрев ей в глаза, хотя его лицо и не выражало никаких эмоций. – Я пообещал, что доставлю вас домой. Теперь вы дома, так что я, пожалуй, поеду.

– Нет, подождите. – Анжелина отчаянно пыталась не поддаться панике, которая росла в ней при мысли, что он все-таки может уехать. – Вы, по крайней мере, можете остаться здесь на ночь, пообедать, принять ванну. Я должна отблагодарить вас хотя бы этим. И еще я заставлю отца заплатить вам тотчас же.

– Заплатить мне? За что? Вы же хотели ехать в монастырь, а я затащил вас сюда.

– Вам не оставалось иного выбора, кроме как привезти меня сюда. Теперь я в безопасности. Я жива. И мой отец может позволить себе заплатить вам за это.

По выражению лица Чарли она видела, что он колеблется. Казалось, он собирается с ней спорить. Потом Чарли кивнул и спрыгнул на землю.

– Я бы, конечно, мог сказать вам, что не хочу брать деньги. Но дело в том, что они мне все-таки нужны. Какое-то время мне придется скрываться здесь, прежде чем я смогу вернуться в Техас и выяснить, кто прикрывался моим именем.

– Я тоже хочу, чтобы у вас были деньги. Мы с вами заключили соглашение. И хотя не все сложилось так, как я планировала, вы сдержали свое слово самым лучшим образом.

Взгляд черных глаз Чарли скользнул по лицу Анжелины, и от этого во рту у нее пересохло.

– То, что между нами есть, – намного больше чем сделка, о которой вы говорите, мой ангел. И вы это знаете... – И прежде чем она успела ему ответить, он повернулся и увел Гейба.

– Анжелина, – голос отца призывал ее, и она неохотно, со вздохом оторвала взгляд от удалявшегося Чарли. Ей бы следовало позволить ему уйти насовсем. Жизнь стала бы намного проще... если бы Чарли Колтрейн ее оставил. Но она не могла заставить себя попрощаться с ним. Пока еще не могла.

Она нашла родителей в гостиной. Мигель и Тереза Рейес сидели на диване вместе, хоть и старались не прикасаться друг к другу. Отношения между ними совсем не изменились с тех пор, как Анжелина уехала из дома год назад. Они просто сосуществовали, избегая лишних контактов. Классический пример брака без любви, в котором состояли ее родители, мог вызвать у Анжелины только отвращение к браку по расчету. И уж если бы ей предложили прожить остаток своей жизни под одной крышей с нелюбимым человеком, то она, скорее, предпочла бы умереть.

– Итак, дочь... – Отец сложил руки на коленях и уставился на нее. Он всегда так делал, когда собирался кого-нибудь наказать. Это ей запомнилось с детства. Тогда под его холодным взглядом она испуганно сжималась. Теперь же упрямо и внешне спокойно смотрела на него. – ...Мы крайне удивились, увидев тебя на пороге нашего дома. Мы ведь считали, что ты в монастыре.

– Поэтому вы, несомненно, удивились и рассердились.

– Да, я неприятно удивлен, увидев, что ты приехала с anglo, да еще и вооруженным бандитом.

– Он – не бандит.

– Нет? Ну хорошо. Неважно. Я все-таки желаю, чтобы ты объяснилась. И немедленно.

Поскольку Анжелина не видела возможности избежать объяснений, она вздохнула и, очертя голову, пустилась в пространный рассказ, начав с описания того, как она уехала из монастыря Корпус-Кристи, затем натуралистично изложила убийство ее друзей и то, как ее саму чуть не изнасиловали, а закончила тем, как ее спас Чарли. Но она не стала вдаваться в подробности их последующей поездки, не сказала о том, что Чарли разыскивает полиция, ну и, тем более, о своих видениях во сне, как и о своих чувствах к этому мужчине.

Тихий, сочувственный и страдальческий вздох заставил Анжелину замолкнуть и поднять глаза на мать. Тереза побледнела. Ее черные глаза широко раскрылись от ужаса и переживаний за дочь. Тереза безмятежно жила на гасиенде родителей, а затем – на гасиенде мужа. Поэтому до сих пор ей не приходилось сталкиваться с мрачными сторонами жизни, а ее покой чаще всего нарушал лишь деспотичный Мигель Рейес. Но даже он, каждый день доставлявший ей большие неприятности, не шел ни в какое сравнение с тем, о чем только что расссказала Анжелина.

– Простите меня, madre, – сказала Анжелина. – Мне не следовало рассказывать все подробности.

Нетерпеливым взмахом руки отец как бы отмахнулся от переживаний обеих женщин.

– Тереза, иди и позаботься о ванне для своей дочери, – пролаял он. – От нее пахнет дорожной пылью. – Без малейшего возмущения мать Анжелины встала и вышла из гостиной. – Так, значит, ты пообещала этому человеку, что я заплачу ему за то, что он привез тебя сюда?

– У меня не было выбора. Я осталась в прерии совсем одна, а он был единственным, кого я смогла уговорить. Что же, по-вашему, мне оставалось делать?

– А почему ты сразу не вернулась в монастырь?

– Мне захотелось повидать маму. – «Только маму, но не вас и не этот дом», – добавила Анжелина мысленно. Она гордо вздернула подбородок и вызывающе посмотрела на отца. – А это что, преступление?

– Да нет, я только удивлен. Еще год назад ты никак не могла дождаться того, чтобы поскорее уехать отсюда. А теперь вдруг захотела повидать свою мать. Очень интересно.

– Ничего интересного в этом нет. Я побуду с ней недолго, а потом вернусь в Корпус-Кристи и принесу свой обет.

– Но есть еще одно любопытное обстоятельство. Когда я посылал тебя в монастырь, то полагал, что ты начнешь свое послушничество через шесть месяцев. И вот, после того, как ты уехала, уже прошел целый год, и ты мне сообщаешь, что до сих пор все еще кандидатка в послушницы. Почему?

Анжелина стиснула зубы, пытаясь сохранить спокойствие. Ее раздражала манера отца задавать вопросы, ибо она представлялась ей намеренным искажением ее слов и поступков.

– Мать-настоятельница захотела, чтобы я еще подумала о том, действительно ли готова стать монахиней.

Отец вопросительно поднял брови.

– Выходит, что мать-настоятельница сомневается в том, что ты вполне уверена в своем призвании?

– Она не знает меня настолько хорошо, как остальных. Большинство постуланток жили в той округе и посещали монастырскую школу, где преподают сестры. Как только я стану послушницей, то приму монашеское имя и надену рясу этого ордена. Подобный шаг слишком серьезен, и просто недопустимо идти на это легкомысленно. А мать-настоятельница хочет лишь убедиться в том, что я готова к этому.

Его кивок мог означать, что он согласился с ее доводами.

– А что с этим Чарли? – как бы невзначай поинтересовался отец.

– Он останется и переночует здесь. А что он захочет делать потом – его личное дело.

Однако в голосе девушки прозвучало нечто такое, что, видимо, выдавало ее истинные чувства, так как отец, прищурившись, бросил на нее пытливый, можно сказать, тяжелый и подозрительный взгляд. Анжелина изо всех сил пыталась сохранять спокойствие. Стоило ей только показать ему свою слабость, как он тут же набросился бы на нее, как койот на раненого кролика.

– Что ж, ладно, – сказал он, вставая. – Я заплачу твоему провожатому. Пойди поищи свою мать, вымойся и переоденься. Увидимся за обедом. – Он важно вышел, даже не обернувшись.

Оставшись одна, Анжелина несколько минут посидела в гостиной. Ей бы следовало чувствовать облегчение, поскольку допрос, наконец, закончится. Еще ребенком она часто задавалась вопросом, не изучал ли ее отец методы инквизиции. Но в этот раз он почему-то отпустил ее слишком легко. Вполне возможно, он все-таки понял, что его дочь уже стала взрослой женщиной, которую нельзя запугать так же легко, как ее мать.

Анжелина успокоилась и глубоко вздохнула. Она добилась того, чего хотела. Отец заплатит Чарли, и этот короткий, пугающий и захватывающий эпизод ее жизни закончится. «Что ж, тем лучше... после такого приключения можно будет вернуться в монастырь.

Потом темными и тихими ночами я в одиночестве стану вспоминать о Чарли Колтрейне и мечтать о нем».