Только между нами (СИ) - Салах Алайна. Страница 55

— Ты спятил, Матвей… — сиплю я, глядя на знакомое золотое тиснение в бархатных внутренностях. Обручальное кольцо, подаренное Романом, принадлежало этому ювелирному дому. — Верни его… Это огромные деньги.

— Стелла… Я серьёзно. Выходи за меня.

Я продолжаю ошарашенно смотреть на его ладонь. Он потратил всё, что у него есть.

— Перестань. Я не выйду. Тебе нужно его вернуть.

Матвей так резко и быстро шагает ко мне, что я не успеваю отшатнуться. Его раскалённые пальцы перехватывают мою ладонь и вталкивают в неё коробку.

— Можешь выбросить, если захочешь. Оно твоё… Для тебя.

Зубы начинают отбивать чечётку, пытаясь сдержать подступающие рыдания. Я снова как одержимая мотаю головой. Меня сразила немая истерика. Разрушительных чувств так много, что им тесно в теле и они с каждой секундой завоёвывают для себя всё больше места, забираясь туда, куда не должны. Жалят мозг, сочатся наружу сквозь ушные раковины. Поэтому в ушах стоит такой невыносимый гул и начинает раскалываться голова.

Серая толстовка Матвея отдаляется, теперь виден только её капюшон. Дверь оглушительно хлопает, и одновременно с этим тело складывается пополам, извергая из себя громкое всхлипывание. За ним ещё одно. И ещё. Глупый романтичный мальчишка. У тебя будет столько всего… Столько… А ты потратил на это кольцо все свои деньги.

45

Два года спустя

Стелла

— Желаете что-нибудь из напитков? Воду, кофе, бокал просекко? — Миниатюрная девушка в форме авиакомпании старательно изгибает накрашенные губы в улыбке. — Может быть, чай?

— Кофе, — отвечаю я, покосившись в противоположный отсек бизнес-класса, где с появлением второй стюардессы наметилось оживление.

Пассажиры, мальчик лет пяти и маленькая девочка, сидящая на коленях у плечистого короткостриженого мужчины, заёрзали и закрутили головами.

«Хочу конфету!» — разносится по салону исковерканная возрастом детская речь.

— Конфету ты съела в аэропорту, Рената, — строго произносит темноволосая молодая женщина с соседнего кресла, очевидно её мама. — Много сладкого нельзя, иначе испортятся зубки.

— Ну пап…

— Дай ей конфету, Аина, — неожиданно вступается за дочь мужчина и, подтянув девочку поближе, касается губами пухлой розовой щёчки. — Зубы у неё всё равно выпадут, так что пусть портит.

— Разве дело только в этом, Арсений? — восклицает супруга, глядя на него с искренним возмущением. — Помимо зубов есть ещё органы пищеварения. Что хорошего в том, что у ребёнка появятся диатез или экзема?

— Аина, — с непробиваемой невозмутимостью повторяет мужчина, — дай Рене конфету. Ничего страшного не случится.

Тяжело вздохнув, мама девочки лезет в сумку и извлекает оттуда хрустящую упаковку леденцов.

— Но это последняя, — предупреждающе говорит она, по очереди глядя на мужа и хитро заулыбавшуюся дочь.

Поняв, что засмотрелась, я возвращаю глаза к застывшей стюардессе, которая всё это время терпеливо ждала, пока я налюбуюсь милой семейной перебранкой.

— Вам понадобится плед или…?

— Ничего не нужно, спасибо. Кофе чёрный, пожалуйста. Без сахара.

Одарив меня финальной улыбкой, девушка переключается на соседа — мужчину лет шестидесяти с пастозно-багровым лицом. Его вид пугает меня с той минуты, как мы заняли свои места. Он вообще нормально себя чувствует? Не хотелось бы совершать экстренную посадку.

Убедившись, что голубоглазая малышка получила желанную конфету из рук великодушного отца, я отворачиваюсь к иллюминатору. На испещрённом царапинами стекле оседают капли дождя.

«Это Питер», — вспоминаю я извечную присказку Разумеева. В Москве сегодня солнечно — я проверяла прогноз. Всего час перелёта, и такая огромная погодная разница. Под рукавами пиджака неожиданно собираются мурашки, и мне приходится быстро растереть плечи. Зря я отказалась от пледа. Да и от просекко тоже. Волнуюсь? Похоже на то. Комфортное, анатомически подогнанное кресло бизнес-класса сейчас ощущается жёсткой табуреткой, сердце потеряло размеренный ритм. Я не знаю состава участников сегодняшней конференции, но догадываюсь, что компания Голдобина тоже в списке. А если она в списке, то есть вероятность…

— Ваш кофе, — звучит надо мной.

Вместе с чашкой на выдвинутый столик опускается свежая пресса: журнал и газета. Я вдыхаю бодрящий аромат зёрен и раскрываю журнал. Бездумно и быстро листаю его, изредка задерживаясь взглядом на заинтересовавшей рекламе и броских лозунгах, до тех пор пока не натыкаюсь на знакомое лицо. Интервью Романа посвящён целый разворот с присовокупленной по центру фотографией. По привычке всматриваюсь в его черты. За два года они будто сильнее ужесточились, и седина на висках стала заметнее. А в целом он всё тот же.

«Секрет моего успеха в том, что я умею добиваться своего» — гласит заголовок статьи. Браво, Ром. Прочитавшим эту статью наверняка будет о чём поразмыслить.

Пролистав журнал до конца, откладываю его и перехожу к кофе. Кстати, представители «Родинский и партнёры» тоже наверняка будут на конференции. Хотя Романа я вряд ли там встречу. Он и раньше считал, что перерос подобные мероприятия, а сейчас у него и подавно нет на это времени. В прошлом году у него родился сын. Женился он быстро: буквально спустя полгода после нашего развода. Его избранницей стала столичная модель на двадцать лет младше. Пресса называла их красивой парой. Всё-таки есть что-то в этом движении за права женщин.

О свадьбе бывшего мужа мне сообщила мама. Осторожно, будто боясь ранить. А я почему-то очень обрадовалась. Не знаю, как у Романа и Ани… или Тани… сложится в дальнейшем, но искренне желаю им счастья. Несмотря на боль в прошлом, я не испытываю к Роману ни ненависти, ни неприязни. Чёрт знает, почему так получилось, ведь во многих смыслах он повёл себя как полное дерьмо. Наверное, моя вина в измене и кончине нашего брака была сильнее, чем я предполагала. А ещё я благодарна ему за сдержанное слово. Не бывает плохих людей. Бывает череда обстоятельств, вынуждающая нас совершать ошибки.

— Стелла! — Мама с порога кидается мне на шею и оглушительно чмокает ушную раковину. — Как долетела? У тебя новая туалетная вода? Выглядишь замечательно!

— Ты видела меня две недели назад, — смеюсь я и, отстранившись, нарочито повожу носом. — Готовишь что-то? Пахнет вкусно.

— Курицу на скорую руку запекла и салат сделала. Проходи давай, проходи. — Мама тянет меня за руку, будто боится, что я уйду. — Во сколько конференция? Есть ещё время?

— Немного совсем. Но ты не переживай, я завтра к тебе заеду. Сможем часами болтать.

— Тебя в аэропорт-то кто-нибудь отвёз?

— Зачем? Вылет был в пять утра.

— Ну я подумала, может быть, тот партнёр, про которого ты рассказывала… — смущённо бормочет мама, пряча глаза. — Как уж его имя? Денис?

Мама неисправима. В каждый свой визит и каждый наш телефонный разговор она пытается разузнать подробности моей личной жизни. Думает, что делает это аккуратно, но выходит как сейчас.

— Лучше ты расскажи, — улыбаюсь я, оглядывая расставленные на столе чашки и пластиковую коробку с тортом. — Как твой Евгений Борисович поживает?

Мама слегка розовеет, прячет улыбку. Вот уже третий месяц она официально состоит в отношениях. Её мужчине пятьдесят восемь, имеет свой бизнес. Что-то связанное с кондиционерами. Разведён, дети давно выросли, с собственной жилплощадью и машиной, образованный. Старше мамы на два года. В общем, всё как принято.

— Звонил недавно, — докладывает она, разливая чай. — Сегодня в театр идём. Платье потом покажу, посмотришь? А то я купила, а потом подумала: не слишком броское? Просто цвет такой… яркий. Мне всё-таки почти шестьдесят.

— Ты у меня красавица, мам. Отлично, что яркое.

Усевшись напротив, мама с воодушевлением рассказывает о том, что в следующем месяце они с Евгением планируют поехать в Грецию, и показывает фотографии отеля. Я слежу за ней с улыбкой. Отношения пошли маме на пользу. Такая живая, помолодевшая, кипящая. Первый её мужчина после отца.