Конец Пути (СИ) - Орлеанский де Грегор. Страница 26
Ответом было молчание. Генерал смотрел в одну точку. Весь мир вокруг него застыл. Говорят, перед смертью проносится вся жизнь. Ты вспоминаешь все добрые и злые дела, которые совершал. И тогда чувство вины или гордости сильнее в стократ.
Господин Оливье сидел весь мрачный. Он явно не понимал причин, по которым вокруг происходят такие ужасные вещи. Он смотрел на генерала, стараясь в столь тяжкие мгновения перенять у него привычную твердость и благоразумие. Но ничего подобного он не увидел. Наоборот, генерал был крайне сильно подавлен этой вестью. От былой уверенности, чуть не ставшей самоуверенностью, его теперь разделяла пропасть, перепрыгнуть которую невозможно. Из — за этого он вдруг почувствовал, как виски вновь стали пульсировать, а уши звенели так громко, будто военный оркестр играл рядом.
Ибо у него всё было по — другому. В горле пересохло, а челюсть словно сдавила чья — то сильная рука. Сердце бешенно билось. Ещё немного, и он бы потерял сознание… Но его заставил очнуться крик Оливье.
— Мой генерал!.. Что Вы намерены делать?
— Что же. Кадэр — мой правитель. И если он считает меня предателем, виновным во многих бедах республики… Пусть на моих костях будет лежать наша победа. Как и на костях тысячи других людей.
— Я считаю себя Вашим подданным, и готов выполнить любой Ваш приказ.
— Я не вправе отдавать Вам приказы, господин Оливье. Таким образом я подставлю Вас под удар.
— Что же, пусть так!
— Я лишь прошу у Вас… Сделать всё возможное, чтобы мой план отступления и перегруппировки был принят как основной. И, если можно… Моё предсмертное желание, если позволите. Телеграфируйте Аккерману, что я ушёл от Вас до получения сообщения, и нахожусь сейчас в Ставке. Сделайте это через… Двадцать минут после моего отъезда, хорошо?
— Если это малейшее, что я могу для Вас сделать… Я сделаю это!
— Благодарю Вас. Должно быть, пора прощаться.
Он встал со своего стула, гордо выпрямив спину. Теперь действительно было видно, что это гордый, немного авантюрный, но всеми уважаемый генерал. Он взял свою фуражку, поправил свой револьвер, и пошёл к двери. Оливье сопроводил его.
— Благодарю Вас за службу, господин Оливье. Жаль, что мы познакомились так поздно. И… Спасибо, что Вы выполнили мою просьбу, — он протянул тому руку.
— Я… Кхм… — вытерев выступившие слёзы, он пожал руку генералу, добавив: — Мне было приятно служить под Вашим началом.
Глава 16. Око за око
Глава 16. Око за око
Фрэнк шёл к месту встречи. Внутри него пылала злоба… Ему казалось, что сейчас сосуды не выдержат, и кровь хлынет потоками из его носа, глаз, ушей. Он шёл мимо пустых домов, бегущих людей… Туда, где его ждёт сладкая месть.
Он уже был близко. Фрэнк как раз подходил к тому парку, где Август встретился с ним впервые… Теперь он проклинал тот день. Он ненавидел себя за то, что ему не хватило сил выпустить себе пулю в голову.
А между тем, в городе творился настоящий кошмар. Западный фронт прекратил своё существование. Теперь бои там велись за каждую улицу, и углублялись всё сильнее… С каждым часом войска отступали назад.
Дома разрушены, повсюду шныряют вооружённые солдаты. Насилуют, убивают, разбойничают. Повсюду проводятся массовые расстрелы мирных жителей. А их опустевшие дома уничтожает артиллерия.
Это был своеобразный оркестр из различных орудий, который ни на секунду не умолкал. Ни у кого уже не было надежды, что спасение близко. Теперь все бежали к железнодорожной станции… А им в спину стреляли жандармы, ведь по пути на станцию многие проходили через площадь имени Кадэра, и присоединялись к восставшим.
Фрэнку приходилось скрываться ото всех. Теперь жандармерия и армия республики вела себя так же, как и их противники, по отношению к своему мирному населению. В глазах их офицеров, каждый человек вокруг — шпион.
Уже была ночь, но город не спал… Повсюду горел свет и люди в суматохе паковали вещи.
Он шёл по тому самому парку… Множество убитых солдат здесь лежало. В основном, вражеских. Видимо отряд диверсантов прошёл сквозь оборонительные рубежи. Статуя фонтана, где раньше часто играли дети, теперь была разбита на несколько частей и лежала в воде. Лавочки были перевёрнуты, как укрытие от выстрелов…
В парке пышно росли деревья. Наступали холода, но он все равно был красив. Никакие невзгоды не могут затмить собой красоту каменных изваяний и построек человека. И хоть на каменной мощеной дорожке сейчас лежали мертвецы, Фрэнка не покидало ощущение, что они немедленно встанут и начнут плясать вокруг разрушенной статуи, а вокруг будут доноситься аплодисменты. Ибо уж слишком театрально они тут лежали. Но такое случается, ибо что есть война, как не театр для ее зачинщиков.
Как вдруг послышалось:
— П — помоги… кххх — кххх, — сказал кто — то из лежащих людей. Фрэнк не сразу его заметил, но когда таки увидел, то пришёл в ужас. Этот человек, одетый в форму жандармов, лежал без руки.
— П — помоги… Мама… — вырывалось у него из уст. Один глаз был закрыт, но зато второй упорно сверлил Фрэнка взглядом.
Но у Гоцеллина была ненависть к жандармам после увиденного им в их штабе. Он выхватил свой револьвер и нацелился на того… Уже готовый был выстрелить, внезапно его голову посетила мысль, что смерть в данном случае — милосердие.
— Убей… Убей… меня…
— Нет. Мучайся за свои грехи, убийца, — Фрэнк, спрятав револьвер, ринулся прочь.
Вдогонку ему слышалось что — то вроде хриплого крика: "Убей! Прошу!". Но он не реагировал. У него есть шесть пуль в барабане, и все они изрешетят тело Филиппа Августа.
Он дошёл… Несколько дней назад он был здесь, полный надежды и амбиций. Он думал, что его жена непременно найдётся, что он спасёт её. Да и Филипп Август подавал надежды. Но сейчас, казалось, его жизнь уже кончилась. Но просто так он не уйдёт из этого мира. Он утащит с собой Филиппа Августа в нибытье.
Вокруг никого не было. Все были слишком заняты мятежами и убийствами — тем, что так забавляет людей. Казалось, весь город уже охватил хаос и смерть. О да, именно так, ведь они неразлучны.
Младший Гоцеллин дошёл до места встречи. Он хорошо его знал, ибо именно тут они собрались в ту ночь, которая изменила его навсегда. Наивный юноша попал в ловко расставленные сети хладнокровного убийцы.
Фрэнк вошёл туда без каких — либо проблем. Внутри был лишь один Август, молча рассматривая статуи, что держали балконы и веранды. Едва Фрэнк увидел его, он тут же вспыхнул новой порцией злобы. Но оружие пока — что не доставал.
— А, мистер Гоцеллин, это Вы. — Прервав своё занятие, резко повернулся к тому Август, — я рад видеть Вас здесь. Как всё прошло?
— Здание в наших руках. Всё обошлось тремя убитыми, примерно на двадцать жандармов.
— Вы нашли то, что искали там?
— Да, но… Моя жена была мертва, — он сглотнул гигантский комок. Его глаза тут же начали сжиматься, дабы сдержать слёзы. — Расстреляна.
— Это ужасно! — он подошёл к Фрэнку, — тот, кто приказал сделать это — военный преступник! Когда всё закончится, если он ещё будет жив, долго это длиться не будет! Я обещаю Вам, — он похлопал Фрэнка по спине.
— Благодарю за сочувствие, мистер Август… — Фрэнк почувствовал облегчение, когда тот отвернулся. Наконец маска с лица упала, и оно искривилось от злобы, горя, и ненависти.
— Я полагаю, что нам следует идти дальше. Недалёк час триумфа нашего дела, мистер Гоцеллин. Армия слишком занята уличными боями, чтобы остановить нас. Истинные солдаты республики почти перебили оставшуюся жандармерию, как мне сообщили. И скоро мы двинемся на Ставку.
— Почту за честь быть с Вами… — он нащупал в кармане свой револьвер и сжал его. — Но мне нужно кое — что уточнить.
— Да, мистер Гоцеллин? — повернулся к тому Август.
— Человек, убивший мою жену, точно должен быть наказан? — Фрэнк едва не выдал себя, ибо вместо спокойного тона ему хотелось кричать от злобы. У него аж помутнело в глазах.