Проклятье живой воды (СИ) - Романова Галина Львовна. Страница 28

К черту иллюзии. Все будет хорошо. Виктор выздоровеет. Она слышала про остальных заболевших. Те становились агрессивными, переставали узнавать родных, у них исчезала речь, и люди быстро превращались в тупых животных. Однако, Виктор не таков. Он не поглупел. Он узнавал мать и тянулся к ней, как младенец. В его прищуренных глазах, наполовину утонувших в складках перерожденной плоти, светился разум — боль, страх и слабая тень надежды. «Ты ведь поможешь мне, мама?» — читала в них миссис Чес. И он пытался с нею разговаривать. Правда, речь его звучала невнятно, словно горло отказывалось повиноваться. О многом приходилось догадываться по движению губ — только они и остались прежними.

Верна хлопотала половину ночи и все утро едва ли не до полудня, за повседневными делами заставляя себя отвлечься от того, что ожидало ее в будущем. Сын заболел. Он заразился какой-то гадостью на проклятой фабрике лорда Макбета и превратился в мутанта. Превращение еще только началось, пока его еще можно принять за проказу, но оно будет прогрессировать. И тогда его заберут, как забирают всех мутантов. Официально — на лечение. Хотелось бы верить, что на лечение, потому что ходят слухи о разработке нового лекарства. И его даже на ком-то испытывают… а что пока не слышно о тех, кто выздоровел — так много ли она знает?

Незадолго до полудня, когда Виктор забылся-таки глубоким сном измученного борьбой и болезнью человека — сном, после которого у других заболевших знаменуется начало выздоровления — Верна все-таки выбралась из подвала. Она устала. Тело ломило. Кружилась голова, веки закрывались сами собой. Но надо было жить и делать вид, что все в порядке. Тогда ее оставят в покое, дадут ей шанс…

И она принялась хлопотать по хозяйству, как ни в чем не бывало, даже, присев у окна с приготовленным для починки бельем, перекинулась парой фраз с кем-то из соседок, когда увидела эту девушку.

Собственно, если бы не толстая русая коса, девушкой ее признать можно было с трудом. Мужские штаны, короткие сапожки, рабочая блуза, поверх которой на плечи, несмотря на теплую погоду, накинута кожаная куртка, отороченная вылезшим линялым мехом. Голова повязана платком с узлом на затылке. На шее болтается что-то вроде полумаски, только для нижней части лица. И вместительная кожаная сумка через плечо.

Девушка рассматривала их дом так пристально, словно пыталась вспомнить что-то важное, и Верна испугалась. Кто она такая? В их квартале ее сроду не видали.

В какой-то миг их взгляды встретились, и девушка решительно шагнула вперед.

— Простите, мне нужна миссис Чес. Мне сказали, что она живет в доме номер пять по улице Кэт-стрит. Это… — взгляд девушки скользнул по табличке с цифрой «5».

— А вы кто?

— Меня зовут Маргарет Смитсон. Я работаю старшим лаборантом на фабрике «Макбет Индастриз». И я хотела…

— Мне не о чем разговаривать с Макбетами, — отрезала Верна. — Мисс Смитсон, у меня много дел, болтать мне некогда.

— Но я только хотела узнать, что с Виктором.

— С ним все в порядке, — отрезала Верна.

— Но его сегодня не было на фабрике. Сэм Петерс искал его все утро, до начала смены. Спрашивал у мистера Уильямса — это старший мастер и управляющий шестого цеха, где работал ваш сын. — но тот ничего не знал. Я узнала случайно. Что с Виктором, миссис Чес? Он… заразился?

Верна попятилась, отступая от окна. Ей показалось, что это слово прозвучало, как грохот взрыва, на всю улицу.

— Нет. Он… просто простыл. Обычная простуда. Ничего страшного.

— Правда?

— Истинная. Я мать. Я знаю, что с моим ребенком. И сумею справиться без посторонней помощи.

То, что два утверждения из трех были ложью, Верна старалась не думать. Но, кажется, ей удалось убедить эту мисс Смитсон.

— Вам надо показаться врачу, если это простуда, — она переступила с ноги на ногу. — Я могу сказать в конторе, что Виктор Чес болен. Может быть, вам смогут оплатить лечение… частично…

Голос ее замер на вопросительной ноте, и Верна кивнула:

— Попытайтесь, мисс.

Деньги им могут понадобиться.

После ухода девушки Верна полезла в кубышку. Деньги она хранила в старом кошельке под подушкой и всякий раз перепрятывала в новое место, если случалось уходить из дома. Банкам женщина не доверяла — во-первых, они принадлежат сильным мира сего, а те только и думают, как бы вытянуть из бедняков побольше денег. Во-вторых, у нее не так много наличных, чтобы их можно и нужно было хранить в банке. Да и понадобиться они могут в любой миг. А если банк в эту минуту будет закрыт или внезапно лопнет? Плакали тогда ее денежки. Нет, под подушкой надежнее.

Несмотря на то, что в последние два месяца Виктор получал много денег, Верна не смогла избавиться от привычки экономить, откладывая каждый пенни и радуясь, если удавалось потратить хотя бы на полпенса меньше, чем рассчитывала. В результате, у нее скопилась приличная сумма — целых двенадцать фунтов, восемь шиллингов и шесть пенсов. Эх, если бы не пришлось раздать долги и заплатить за жилье за полгода вперед, было бы больше, почти двадцать фунтов. Но все равно набралось достаточно.

Два фунта с мелочью Верна оставила, а остальное уложила в кошелек. Она понятия не имела, сколько стоит прием у хорошего доктора, поскольку до сего дня предпочитала пользоваться услугами благотворительной лечебницы, где цены были чисто символическими, а по понедельникам вовсе устраивался бесплатный прием. Правда, за лекарства приходилось платить из своего кармана, но десять фунтов — это такая огромная сумма. Ее не может не хватить.

Благотворительная лечебница располагалась в соседнем квартале. Объявление над входом гласило, что сегодня с двенадцати часов и до трех пополудни прием оказывает дежурный врач доктор Кларен, специалист широкого профиля. Спросив у проходившего мимо санитара, сколько времени, Верна поняла, что пришла вовремя.

Очередь оказалась невелика — ждать пришлось не больше часа. Когда высоченный ассистент пригласил ее в кабинет, от волнения Верна еле справилась с собой. На нее вдруг накатила такая слабость, что она с трудом доковыляла до двери.

Доктор Кларен был низенький, толстенький и весь какой-то гладкий. Верне не нравились такие мужчины, они напоминали ей кусок мыла, который упал в таз с водой и норовит выскользнуть между пальцев.

— Ну-с, уважаемая, на что вы жалуетесь? — глаза за стеклами пенсне казались круглее, чем есть на самом деле и неприятно выпученными.

Оказавшись наедине с двумя мужчинами — почему-то была твердая уверенность, что с женщиной будет разговаривать женщина, — Верна растерялась.

— Это не я, — промямлила она.

— А кто же у вас болен?

— Мой сын. Он…

— Ваш сын? — доктор Кларен посмотрел куда-то ей за спину. — Где же он? Пусть войдет.

— Он… не может прийти. Он дома, и я бы хотела, чтобы вы…

— Чтобы я — что? Пришел к вам домой?

— Да. Моему сыну… нельзя показываться на улице. И он… очень мучается. Он бы все равно не дошел.

— Хм, — доктор поправил пенсне. — Хорошо. Я мог бы зайти… скажем, завтра или послезавтра, если не будет срочных вызовов. Скажите, по крайней мере, чем болен ваш сын? Вдруг это что-то заразное? В таком случае, его лучше и быстрее все равно отправить в больницу. Хотя бы в здешнюю. Сюда принимают без вступительного взноса и первые десять дней можно лежать бесплатно.

Верна судорожно стиснула пальцы на ручке своей сумочки.

— Мой сын… у него… ну, сначала я подумала, что это проказа, но потом поняла, что ошибаюсь.

— Проказа? Ваш сын — прокаженный? Но это не сюда. Это в лепрозорий. Гарольд, — доктор Кларен бросил на ассистента внушительный взгляд, — напишите записку госпоже… как вас, уважаемая?

— Миссис Чес. Миссис Джордж Чес. Я — вдова. Мы с сыном живем на Кэйт-стрит, дом номер пять.

— Хорошо, — кивнул доктор, пока ассистент быстро заполнял бланк. — Я постараюсь сделать для вас все возможное. Лекарства от проказы дорогие и на данный момент ни одно не дает полного выздоровления, но это если болезнь запущена. Ваш сын. Миссис Чес, заболел недавно?