Случайный папа (СИ) - Ручей Наталья. Страница 11
Это его странное заявление…
А что, если он…
Да нет, вряд ли маньяк, но очевидно же, что со странностями. Может быть, его кто-то ищет и своим звонком я этим поискам помогу?
Взгляд цепляется за телефон на столешнице.
– Предлагаю разобраться самим, – раздается у меня за спиной мужской голос. – Тем более что сто два меня не устроит, а брата-боксера у тебя по-прежнему нет.
Обернувшись, встречаюсь со взглядом, который бесстыдно исследует меня. Скользит от лица к груди, опускается к ногам, но дольше всего задерживается на моем животе.
– Значит, ты меня тоже узнал. – Я поправляю рубашку, стряхивая с себя его взгляд. – Признаюсь, я была уверена, что у тебя эти полгода была более насыщенная личная жизнь, чем моя. Но раз мы оба избавились от следов амнезии…
– Ты не все помнишь? – почему-то он выхватывает именно эти слова.
– Я помню все самое главное!
Он смотрит с сомнением, и я показываю, что мне это не нравится! Отвернувшись, заливаю кипятком чай, поболтав его ложкой, чтобы быстрее осел, разливаю по чашкам. А гость не стесняется – уже сидит за столом так свободно, будто проделывал это не раз.
Исследует чашку, словно я ее забыла вымыть после гостей. Поднимает голову, лишь когда я ставлю на стол пузатую сахарницу.
– Есть еще мед, – предлагаю я, заметив, что он не берет сахар, да и чай не думает пить,
Разговор у нас явно не клеится. Хотя он точно хочет что-то сказать. Помнится, мне иногда помогало спиртное.
– Если не ошибаюсь, могло остаться вино, но оно уже долго стоит открытым.
– Дай угадаю: примерно восемнадцать недель?
Я вздрагиваю.
Начинаю усиленно мешать ложкой чай, не помню, есть ли там сахар, – мне просто нужно хоть чем-то занять себя.
– Правильно. Я не угадывал, а знал точно.
На его губах мелькает усмешка, но тут же прячется, когда наши взгляды встречаются.
– Не понимаю, – произносит он тихо, – почему именно ты…
– Я вообще ничего не понимаю, – отвечаю так же негромко, как он. – Может, поделишься хоть чем-то, в чем успел разобраться?
Кивает.
И приступает.
– Ты беременна от меня. Нет, я этого не планировал. Сам узнал лишь на днях. И нет, это не случайность. Таким образом мне пытались отомстить.
– Отомстить? – повторяю я недоверчиво.
– Странный путь иногда выбирает женская месть.
– Бред какой-то… не понимаю… Да, да, снова не понимаю… Здесь что-то не сходится. Здесь все не сходится! – разнервничавшись, я начинаю мерить шагами кухню и наконец нахожу самую большую дыру в его аргументах. – Отомстить пытались тебе, а тысячу баксов за сперму иностранного донора почему-то взяли с меня!
Мне кажется, что мои возмущения вполне справедливы. А он выглядит так, будто это обманули его.
– Не расстраивайся, в накладе ты не останешься, – даже голос звучит значительно жестче. – Я уже сказал, что собираюсь участвовать в жизни ребенка, так что твои расходы с лихвой компенсируются. Кстати, почему именно иностранный донор?
– Как раз поэтому, – признаюсь я, немного придя в себя от его заявления. – Чтобы не было ни единого шанса, что он однажды появится у меня на пороге!
Проигнорировав очевидный упрек, он берет мой телефон, набирает какой-то номер, раздается чужая мелодия.
– Чтобы ты не сомневалась, что отец действительно я, сделаем тест ДНК. Завтра я тебе позвоню.
От таких новостей меня начинает немного потряхивать. А уж когда мой гость вдруг поднимается и делает шаг в мою сторону…
Сзади столешница, поэтому отойти не могу. Нет, я не чувствую от него угрозы, я боюсь не его. Меня пугает то, что он говорит. Хотя еще есть надежда, что все это сон, и я по-прежнему лежу сейчас на диване, просто зарелаксировалась, и…
– Ой… – да, да, это я вспоминаю, в каком виде отправилась на релакс, и, когда гость бесстрашно делает еще один шаг, повторяю свой шедевральный монолог при нашем первом знакомстве: – Ой…
Он медленно поднимает руку, наверное оценив мое состояние и не желая пугать еще больше. Проводит пальцем по моему лицу, растирает серую массу, принюхивается.
– Халва хорошая, – улыбнувшись, дает заключение, – а вот чай советую выбросить.
– Почему это?
Не то чтобы я сама была от него в восторге, просто меня возмущает его самоуверенность. А главное – убежденность, что я так и сделаю.
Но лучше бы я промолчала.
– Когда я научу тебя выбирать хороший чай и, главное, правильно заваривать его, у тебя исчезнет этот вопрос.
– Ты говоришь так, будто у нас впереди много совместных часов, – мое возмущение наконец прорывается. – Но даже если все, что ты сказал, правда, хочу сразу обозначить: у меня своя жизнь, а у тебя своя!
– Все правильно, Натали. У меня своя жизнь. У тебя своя. И одна жизнь – наша с тобой, – говорит он, мазнув взглядом по моему животу. – Постарайся к этому побыстрее привыкнуть.
Меня начинает злить его уверенность, что стоит ему прийти – и я тут же смирюсь и сделаю так, как он хочет. Разве он имеет право командовать? Даже если это окажется правдой…
Нет, те несколько поцелуев таких прав не дают!
– Я не собираюсь ни к чему привыкать! Я уверена, что ты ошибаешься, тебя ввели в заблуждение! Но даже если и так… меня полностью устраивает моя личная жизнь, и твое появление…
– Я не претендую на твою личную жизнь, – вставляет он, когда я делаю вдох. – На этот счет не волнуйся. Если ты остынешь и прокрутишь мысленно наш разговор, поймешь, что все это время я говорил только о ребенке, а не о нас. Ты была права: у меня довольно насыщенная личная жизнь, и она меня более чем устраивает.
Пожалуй, я начинаю чувствовать первый побочный эффект от беременности. Почему-то становится так обидно – до слез.
Я смотрю на чашку с чаем, к которому он даже не притронулся. На шарик, который решил полетать и на кухне.
– До завтра, – раздается в проеме.
А я не смотрю туда, не хочу, ничего не хочу, а он будто понимает это и добавляет:
– Надеюсь, ты понимаешь, что ДНК в твоих интересах. У меня нет сомнений в том, кто отец.
Я слышу, как, хлопнув, закрывается дверь. Одно хорошо во внезапных гостях: им не нужно устраивать долгие проводы.
Подойдя к окну, смотрю, как претендент на отцовство садится на байк и покидает наш двор.
У меня уходит две чашки чая, чтобы признать: чай и правда отвратный, – а заодно утрамбовать мысленно то, что случилось.
Прихватив телефон, перевожу его на громкую связь, иду в ванную и по пути набираю подругу.
– Ежки-матрешки! – вырывается у меня, когда я вижу свое отражение.
Глаза напоминают лихорадочно мерцающую мишень, которую обвели жиром, волосы с полезным составом старательно подчеркивают мой череп, а халва высохла и притворилась пустыней с редкими вставками оазиса из зеленого чая.
– Пончик, ты что там? – доносится голос подруги. – Выражаешь восторг от эффекта?
– Почти. Ты не поверишь, кого я только что видела! Папу своего малыша! Вернее, он думает, что он папа…
– Я так и знала! Гони этого Степана в три шеи! Когда ты могла сэкономить, его рядом не было, а теперь, когда обошлись без него и у нас папа-француз…
– Ир, по-моему, француза не будет.
– Как это?!
Ну и приходится рассказать то, что знаю. Ира охает, ахает, мне даже кажется, что я слышу в ее возгласах неприкрытое восхищение.
– То есть вот так: пришел, поставил перед фактом, сказал, что будет участвовать…
– Ага.
– О-бал-деть, – выдыхает она. – А пончик-то у нас получается не с мясом и не с повидлом. А с луком и яйцами!
Мы хохочем, и страх, который, оказывается, все это время мешал мне нормально дышать, отпускает.
– А еще, если судить по возможному папе, – ловлю свое отражение, – с железными нервами.
И тут до меня доходит. А как он меня вообще узнал в этом гриме? Рука поднимается вверх раньше, чем формируется мысль.
Коридор… я отворачиваюсь, достаю шарик… Лука прищуривается… И на кухне я стою к нему тоже спиной…