Тайна замка Морунген (СИ) - Корсарова Варвара. Страница 44

— Ты что? — удивилась я. — Чего испугался?

— Его, — он ткнул грязным пальцем в наместника. — Моя нянька говорит, полковник забирает непослушных детей и ест на ужин. У него железное сердце и железные зубы, вот такенные! А на ночь он свинчивает себе голову и кладет в корзину возле кровати. Честно-честно!

Август услышал его лепет и неприятно усмехнулся.

— Глупая твоя нянька! Видишь, у него обычные зубы. И голова у него не свинчивается. Но руки длинные, и он нам сейчас достанет мячик с крыши. Ваша милость, пожалуйста, помогите!

Он нехотя подошел, мальчишка пискнул и сильнее вцепился в мою юбку. Я взяла его на руки.

— Тихо, дурачина! Не бойся! Ваша милость, а ведь он тоже ваш родственник. Троюродный племянник? Или внучатый племянник? Или кузен? Я запуталась. Но посмотрите, как сильно фамильное сходство! Он мог быть вашим сыном. Черные волосы и этот ваш баронский подбородок фон Морунгенов. Только глаза у него темнее и нос курносый.

Август стоял и смотрел. Потом перевел глаза с лица мальчишки на мое лицо, и я вдруг смутилась: его взгляд стал жадным, пристальным, и был полон неутоленного желания. Он сказал странным глухим голосом, как будто борясь с непривычными чувствами:

— Да… он мог быть моим сыном. Вполне. Сложись все иначе, в мои годы я мог быть отцом. Давно я не думал об этом.

У меня захватило дыхание, потому что вдруг в этот миг вдруг увидела мысленным взором: я держу в руках другого мальчишку, который похож на Августа как две капли воды — у него его глаза, и его нос, и его подбородок и волосы, и такой же, как у Августа упрямый характер… мальчишка обнимает меня за шею, и называет мамой, и просится к отцу на руки.

Я содрогнулась и помотала головой, отгоняя тревожащий образ.

Август отвернулся и спросил хриплым голосом:

— Где ваш мяч?

Он подошел к крыше, протянул руку, достал игрушку и вручил мальчишке. Тот смотрел на него с любопытством и уже почти без страха.

— Идем, Майя, — приказал Август резко. — Хватит нам гулять. Пора домой. Господин Гросс, — обратился он к фермеру. — Благодарю за отличное пиво и интересную беседу. Вижу, у вас крыша прохудилась. Я передам управляющему, чтобы тот позаботился о ее ремонте. Вы отец солдата, вам положено.

Фермер Гросс рассыпался в благодарностях, но Август не слушал. Он взял меня под руку и быстро повел прочь. Шагал широкими шагами, и лицо его было сердитое. Я подозревала, что сердился он на самого себя, потому что позволил подумать о том, что не осуществилось в его жизни.

Карета ждала, на козлах дремал Курт. Завидев нас, он встрепенулся, зевнул и размотал кнут. Август открыл дверь и подал мне руку:

— Обратно едем вместе. Пришлось оставить коня на местной конюшне. Он сильно повредил ногу из-за того мерзавца.

И я опять поразилась гневу, что прозвучал в его голосе. У меня по спине пробежала дрожь.

Первая половина поездки была не самой приятной. И мне, и полковнику было неловко друг с другом в тесном пространстве кареты: события сегодняшнего дня что-то изменили в наших отношениях, которые и без того были запутанными.

Из-за этой неловкости я без умолку болтала, не думая, что говорю. Просто комментировала все, что попадалось на глаза, например: «Ох, какое дерево высокое! А вы видали гигантские кедры Но-Амона, ваша милость, когда ваш полк там стоял?»

Август отвечал односложно. Он смотрел в окно и барабанил пальцами по стеклу. А потом неожиданно прервал меня и сообщил:

— Конюх сказал, что камень бросила эта рыжая стерва Рита, твоя подруженька. Ну, как мне ее наказать? Выпороть? Запереть на неделю в каталажке? Сослать в работный дом?

Я всплеснула руками.

— Вы в детстве не совершали глупых поступков? Не мстили втихую обидчикам? Когда были слабым, маленьким, и каждый мог вас унизить? У таких, как она, другого оружия против вас нет.

— Это не оружие, это дурь. Которую нужно выбивать из людей с раннего возраста, — ответил он коротко. — У этой девчонки побольше шансов в жизни, чем было у меня.

— Ну да, ей-то никто не предлагал обменять сердце на золото, — ответила я в запальчивости, но тут же осеклась и попросила прощения: — Извините. Иногда мне кажется, что мы из разных миров, Август, и никогда не поймем друг друга.

— О чем я и толкую. Наконец-то ты догадалась.

— Вот и нет. Есть другая догадка. Вы нарочно мне грубите. Нарочно стараетесь быть солдафоном. Полно, Август! Я знаю, что вы можете быть сентиментальным. Вы с удовольствием вспоминаете детство и друзей. Заботитесь, как бы не обидеть близких. Вон, даже Барбелу не хотели выгнать, потому что это огорчило бы госпожу Шварц. Помогли вашим родственникам, хотя они этого не заслуживают и не испытывают благодарности. Вы оказываете большую услугу вашему другу князю Рутарду — следите за порядком не только на своих землях, но и на его. И хотите, чтобы ваши земляки стали жить лучше. Хотя и не любите их. Вы заботитесь не только о том, чтобы набить карман.

— Ну что за вечное женское желание представить мужчину благородным слюнтяем! — парировал он. — Брось, Майя. Не выдумывай ерунды. Мне жаль, что я испортил твою прогулку. Но неужели ты действительно полагала, что я буду мило беседовать с горожанами, которые с удовольствием проломили бы мне голову, если бы могли сделать это безнаказанно?

— Август, почему вы так ненавидите местных? Между вами старые счеты?

— И старые, и новые. Твои земляки, Майя, жулики и лицемеры. Цепляются за традиции, которые покрывают бесчинства. Готовы закрывать глаза на преступления, потому что это им удобно. Готовы встать на сторону преступника и обвинить жертву по той же причине. Потому что так удобнее.

— Мы с вами уже спорили об этом. Я считаю, что вы неправы и смотрите на людей однобоко. И часто в них ошибаетесь.

— Хочешь продолжить спор?

Бог весть почему, но мне стало его очень жаль. Я придвинулась ближе, положила ладонь на его рукав и помотала головой:

— Не хочу. Не вижу смысла. Кстати, вы не испортили мне прогулку. Мы отлично провели время. Мне было приятно повидать старых знакомых. Жаль, что это не доставило вам удовольствия. Но вы вели себя не так уж плохо. Хоть и не расточали любезности. Спасибо, Август, что выполнили мою просьбу. Я ценю время, проведенное с вами.

И тут меня словно толкнуло: я потянулась к нему и поцеловала в щеку. И коснулась ладонью другой его щеки, и легко погладила. Мне хотелось дать ему понять, что хотя бы один человек на земле любит его таким, какой он есть, и вовсе ему не нужно пытаться быть хуже, потому что это бесполезно — любить я его не перестану, что бы он ни задумал.

Мужчины бывают ужасными болванами.

Однако я не знала, как он воспримет мой поступок, и поэтому быстро отпрянула от него и с бьющимся сердцем отодвинулась к окну. Я не вешаюсь вам на шею, ваша милость, вовсе нет!

Что случилось потом, стало для меня неожиданностью. Август отчетливо скрипнул зубами, положил мне ладонь на плечо и развернул. А потом обхватил руками и крепко прижал к себе так, что не отодвинуться. Я уперлась ладонями в его грудь — левая касалась твердых мышц, а под правой чувствовался металл — и запрокинула голову. В ушах зашумело, по спине пробежали мурашки.

— Что мне с тобой делать, Майя? — свирепо спросил он, приблизив свое лицо к моему. Я чувствовала тепло его дыхания, его глаза впились в мое лицо. — Что мне с тобой делать? Ты ужасная дурочка. Ты знаешь это?

— Вы опять неправильно судите о людях и обо мне, — ответила я, но больше ничего сказать не смогла, потому что Август поцеловал меня.

И это не был нежный и ласковый поцелуй. Поцелуй был яростный и причинил мне боль. Август плохо себя контролировал, и это одновременно испугало меня и обрадовало. Он словно хотел вознаградить себя за что-то, или получить то, к чему давно стремился, и теперь боялся, что это у него отнимут.

Я обняла его за шею и вернула поцелуй. Август сжал меня крепче, его железное сердце стучало оглушительно и неровно…

Целоваться на узкой скамье было неудобно; он теснил меня, прижимал к спинке сиденья, я постоянно сползала, но прекратить целоваться было невозможно. Мы оба словно обезумели.