Не сдавайся (ЛП) - Макаллан Шеннон. Страница 23

Это пожилой мужчина, высокий и худой, с диким ореолом лохматых седых волос. Он носит трость, но в его походке нет ни малейшего признака, что она ему для чего-то нужна — это притворство. Он носит ту же простую белую рубашку с длинными рукавами и джинсы, которые, кажется, являются здесь мужской униформой, но держится с аурой власти. Бандиты, надсмотрщики, никому не уступающие в лагере, выказывают ему уважение: слегка склоненные головы с шляпами набекрень. Он главный. Может быть, это тот, про кого говорила Кортни? Ее личный сатана?

По его жесту женщина падает на колени в пыль. Она пытается дотянуться до сына, но еще один рывок за косу снова поворачивает ее лицо к старику. Он смотрит в мою сторону и что-то говорит. Быстрым движением большого пальца увеличиваю изображение до максимума и могу читать по его губам.

— Сестра Андреа, — спрашивает он, — что все это значит?

Она стоит ко мне спиной, и я не могу прочитать ее ответ. Но старик печально качает головой.

— Нет, сестра... нет... Сеющий беззаконие пожнет тщеславие, и жезл гнева его не выдержит. Твой юный Мэтью, он «посеял беззаконие», когда пытался ударить брата Лукаса, и «жезл гнева его», конечно, потерпел неудачу. Брат Лукас просто исправил это беззаконие, это тщеславие.

Старик поворачивается к мальчику, который слабо пытается сесть. Видимо, это был чертовски сильный удар слева. Он с улыбкой поворачивается к матери.

— Вот видишь? С ним все в порядке. И сегодня он получил важный урок. «Воспитывай ребенка тому пути, которым он должен идти, и когда он состарится, он не отступит от него». Слово Господа говорит нам об этом, моя дорогая.

Я не ожидал, что сегодня получу образовательный урок «Теология основы: как перевернуть Библию», преподавал профессор Сумасшедший Мудак. С нетерпением жду, чтобы расширить значение критического анализа этого парня.

И вновь я не могу разобрать, что говорит Андреа, но она бросается к старику, преодолевая хватку мужчин, удерживающих ее на коленях, и короткая вспышка гнева мелькает на лице старика, прежде чем он снова обретает спокойное выражение.

— А теперь, сестра Андреа, я думаю, тебе следует напомнить еще кое о чем. Разве апостол не говорит: «Жены, покоряйтесь своим мужьям?» И не говорит ли он также: «ибо муж есть глава жены?» Ты забыла, кто ты. — Он протягивает руку к... как его звали? Брат Лукас?

Думаю, мне больше нравится цель Дельта.

— Брат Лукас, — произносит этот сукин сын, — если позволите? Мы, безусловно, не можем не выполнить свой долг по исправлению ошибок там, где их видим.

Цель Дельта, Лукас, со злой усмешкой на лице снимает ремень и подходит к стоящей на коленях женщине. Этот старый ублюдок цитировал стихи о мужьях и женах. Дельта и Андреа женаты. И это ее сын? Этот сукин сын так ударил собственного ребенка? О да, я действительно хочу сделать с ним очень, очень плохие вещи.

Мое настроение не улучшается, когда наблюдаю, как он наносит несколько десятков жестких ударов толстым кожаным ремнем по своей жене. Она съеживается, пытаясь прикрыться руками, но это бесполезно. Защищая лицо рукой, делает ее грудь уязвимой для плети; прикрывая грудь, она оставляет живот и лицо открытыми.

Я не могу защитить всех и не могу отомстить за всех, но Андреа? Клянусь тебе, это закончится.

Когда порка закончилась, Андреа опустила голову и подползла к ребенку. Старик снова встает перед ней, и я снова читаю по его губам.

— Все жены — а это из книги Эсфирь, сестра Андреа, — воздадут мужьям своим почести. Можешь ли ты запомнить это отныне, сестра Андреа? Окажешь ли ты брату Лукасу радостное подчинение и послушание?

Андреа содрогается от боли и рыданий. Даже если бы я был достаточно близко, чтобы услышать ее слова, сомневаюсь, что она смогла бы составить их связно.

— И все же, — говорит старик, — лучше быть уверенным. Чтобы быть по-настоящему убежденным. Как сказано в Слове Господнем: «Лучше жить в пустыне, чем со сварливой и сердитой женщиной», и хотя вокруг нас много пустыни, я просто не могу оставить брата Лукаса на ближайшие несколько дней. — Он снова печально качает головой, глядя на плачущую мать и ребенка. — Поэтому, думаю, будет лучше, если мы удалим вас на некоторое время. — Он делает шаг назад, поворачивается к ее мужу.

— Ящик для покаяния пуст, полагаю, брат Лукас?

— Да, отец Эммануил. — Лукас горячо кивает.

Отец Эммануил. Теперь у меня есть его имя. Нет никого другого, кто мог бы быть «он» Кортни. Ты тоже в моем списке, злой ублюдок.

— Значит, решено! — Эммануил сияет, широко разводя руки.

— Искупление Ионы потребовало трех дней во чреве кита. Этого должно быть достаточно, чтобы вернуть женщину на путь праведности. — Его взгляд становится холодным на Лукасе, прежде чем он продолжает: — И береги себя, брат Лукас. Твоя позиция требует, чтобы ты подавал хороший пример. Ты сделаешь все возможное, чтобы твои жена и ребенок больше не сбивались с пути. Если ты не можешь содержать свою семью в чистоте и в соответствии со Словом Господним, то как же остальная часть стада будет доверять тебе как пастырю?

Забудьте про основы теологии. Это докторантура, преподает лауреат Нобелевской премии за достижения в безумии 2016 года!

Цель Дельта склоняет голову в знак согласия. Я не вижу его губ, не могу сказать, отвечает ли он, но грубо поднимает жену на ноги за ее длинную темную косу. Она все еще держит Мэтью на руках, когда ее сукин сын муж тащит ее к маленькому деревянному зданию, одиноко стоящему посреди открытой площадки перед главным фермерским домом. Он не намного больше телефонной будки, а стены и крыша выкрашены в темно-коричневый цвет, и летом там, должно быть, ужасно.

Лукас толкает свою семью внутрь и закрывает дверь. На ней нет замка, только простая защелка снаружи. Очевидно, они не ждут, что кто-то посторонний вмешается. Если у меня появится хоть малейшая причина, я сделаю так, что ты, черт возьми, пожалеешь об этом.

Грохот и облако пыли, наполовину скрытое деревьями на западе, возвещают о прибытии автомобиля. Судя по звуку, это грузовик с фермерского рынка. Конечно же, это уродливый фермерский грузовик, разрисованный непристойными церковными лозунгами этих больных придурков.

Я смотрю, как Кортни хромает от грузовика, и закипаю от ярости. Успокойся, Шон. Тише. Сдерживайся. У тебя миссия. Будь наготове. Надо быть хладнокровным. Ярость приводит к ошибкам, а ты не можешь позволить себе ошибки.

Нет, Кортни не может позволить тебе ошибаться. Не после этого дерьма.

Засаленый придурок из города, цель, которую я назвал Альфой, следует за ней. Грузовик находится между ними и пожилой женщиной, и он думает, что никто не видит, как он неуклюже лапает Кортни. Она свирепо смотрит на него, ненависть просачивается в ее взгляде, а он просто смеется. Я сгибаю указательный палец правой руки, расслабляю на воображаемом спусковом крючке. Тебе повезло, я смотрю на тебя в бинокль, Альфа. Если бы только это был прицел.

Кортни несет что-то тяжелое, а руки Альфы пусты. На ступеньках, ведущих к парадной двери фермы, она спотыкается, но приходит в себя, прислоняя свою ношу к большому полноразмерному баллону с пропаном рядом с домом. Интересно, он полон? Жаль, что я не догадался взять с собой горючие материалы. Огонь и взрывы хорошо отвлекают внимание, и это место выглядело бы намного лучше в огне.

Я слежу за Кортни в мощный бинокль,стараясь не потерять ее из виду, когда она переходит от одного здания к другому. Однако на мой телефон не поступают оповещения и сразу не появляются очевидные угрозы.

Я наблюдаю, как Кортни отправляется в так называемую больницу и находится там почти час. В гостях у Хизер, наверное. Хизер всегда была той еще штучкой. Я полагаю, имеет смысл, что она вернулась обратно на свой естественный уровень. Кортни несет на руках маленькую девочку, одну из тех детей, которых видел раньше играющими с Мэтью и собакой, и они улыбаются и смеются над шутками, которых не слышу. Кортни так хорошо обращается с маленькой девочкой, так естественно, и если бы не знал ее лучше, то подумал бы, что это ее дочь.