Краденая магия. Часть 1 (СИ) - Кащеев Денис. Страница 18

— Не поверишь, но у нас так тоже говорят, — заметил я. — Только…

— Наверное, из тех времен идет, когда Ключ еще бил, — предположила, перебив меня, Надя. — Ладно, не отвлекаемся! Для простоты вытяни руку вперед и нацелься большим пальцем на перо. Это не обязательно, но так легче настроиться. Я изображу символ холопской печати, а ты бей. Ну, вообрази удар. Как перо сминается и летит на пол, а иероглиф гаснет. Попробуй разозлиться — и бей, что есть силы!

— Хорошо, — кивнул я.

— Готов?

Я снова кивнул.

— Тогда начали!

Перо в воздухе принялось чертить синие штрихи: ломаная линия, пересекающая ее загогулина, перекладинка, еще одна загогулина, рядом… Разозлиться, значит? Ну, это дело не хитрое! Стоит припомнить, как жгло лоб уродливое клеймо. И как подобное же горело на лице незнакомой мне русоволосой девчонки, может быть, как и я, похищенной из нашего мира жадным торгашом, а может, и правда местной — чухонки, как называл ее Ефрем. Вот это самое клеймо, которое сейчас рисует равнодушное перо! А что, если, оказавшись дописан, иероглиф пропечатается на мне? Или на Наде? Нет, не бывать такому!..

— Да не дергай ты рукой! — донесся до моего слуха сердитый голос наставницы. — Сбиваешься с настроя! Ты словно пытаешься физически дотянуться до цели — не надо так! Не рукой бей — сердцем! Ну, я не знаю, как еще объяснить!

В воздухе сиял синий иероглиф. Рядом спокойно висело закончившее рисунок перо. И не думавшее никак реагировать на мои судорожные потуги.

Сердцем, значит?.. Ну и как это? Все, что я сумел — вообразил огненный луч, вырывающийся из моей груди, устремляющийся к проклятому перу и сжигающий его в прах. На миг мне даже почудилось, что где-то возле сердца у меня и в самом деле разгорается жар, но чувство это тут же пропало — я и обнадежиться толком не успел.

Перу же по-прежнему — хоть бы хны.

Несмотря на очередную неудачу, я бы, наверное, попытался снова — еще и еще раз, но в этот момент где-то внизу, на первом этаже, явственно хлопнула дверь.

— О, дýхи, Сергей Казимирович вернулся! — ахнула Надя. — А мы здесь так ничего и не добились!

Иероглиф из воздуха исчез, перо стремительно спикировало на стол.

— Отрицательный результат — тоже результат, — попытался как-то ободрить девушку я.

— Всегда бесила эта дурацкая фразочка, — яростно передернула плечами Морозова. — Твой отрицательный результат — наверняка чья-то победа, да. Но не твоя…

— Ну что, друзья мои, как успехи? — на пороге гостиной и в самом деле появился Огинский. Был он сегодня не в мундире — в темно-сером штатском костюме, при галстуке. Раве что трость никуда не делась — ее князь привычно нес в левой руке, в правой же держал высокую шляпу-цилиндр.

— Так себе, — решил принять первый удар на себя я. — А если по-честному — то пока никак.

— Ну, лиха беда начало, — ничуть не удивившись такому ответу, спокойно заметил Сергей Казимирович.

— Но мы почти нащупали нужный подход! — заявила зачем-то Надя. — Еще бы немного и…

— Завтра продолжите, — кивнул ей Огинский. — А пока, Владимир Леонидович, будьте так любезны, зайдите ко мне в кабинет.

— Конечно, господин полковник, — поспешил склонить голову я.

— А вы, сударыня, не сочтите за труд, распорядитесь об ужине, — попросил князь Морозову. — Мы с Владимиром Леонидовичем освободимся примерно через полчаса — пусть к этому времени будет уже накрыто.

— Хорошо, Сергей Казимирович, — изобразила некий скомканный недореверанс девушка.

Князь сделал мне знак следовать за собой и направился к двери в противоположном конце гостиной. Обменявшись напоследок взглядом с Надей, но не прочтя в ее серо-голубых глазах никакого напутствия, поспешил туда же и я.

Глава 10

в которой я критикую мир магии

и получаю сразу две плохие новости

Как оказалось, рабочий кабинет князя с зеленой гостиной не соседствовал — чтобы в него попасть, нам пришлось пройти еще через одну комнату, которую иначе, как библиотекой, было не назвать. Ни одной свободной стены здесь не имелось — либо книжный шкаф со стеклянными дверцами, либо открытые полки, и там и там — нестройные, но плотные ряды разномастных кожаных корешков, а то и пирамиды перевязанных ленточками свитков. Кажется, наличествовала даже стопка глиняных табличек — но, возможно, эти предназначались не для чтения, а для чего-то другого.

Надписи на книжных переплетах — там, где мне удалось разглядеть их на ходу — были выполнены либо латинским буквами, либо какими-то неразборчивыми завитушками — той самой глаголицей?

В самом кабинете книги тоже присутствовали, но в значительно меньшем количестве — хватило единственного двустворчатого шкафа и трех полок. Ну, еще на столе завалялась парочка. Один толстенный фолиант — раскрытый и придавленный сверху коротким кинжалом с белой костяной ручкой и в серебристых ножнах. Другой, еще увесистее первого, в переплете с металлическими вставками — ощетинившийся кончиками доброго десятка разноцветных бумажных закладок.

Помимо уже упомянутого стола — красного дерева, длинного и широкого, на двух массивных тумбах — в комнате нашлось место только для кресла за ним и единственного стула с противоположной стороны, на который мне жестом и предложил усесться Сергей Казимирович. Сам Огинский, прежде чем опуститься в оное кресло, отставил любимую трость (та замерла вертикально, не у стены, а сама по себе, столбиком, и я сперва подумал: снова волшебство, но потом заметил специальный паз в полу, куда полковник ее явно привычным движением воткнул), водрузил на нее сверху цилиндр и с нескрываемым наслаждением расстегнул пиджак. Кажется, хотел было его снять, но передумал — и наконец занял хозяйское место за столом. Только после этого, вкратце проинструктированный с утра Надей насчет местного этикета (ничего особо неожиданного, почти все как у нас, только здесь соблюдается), плюхнулся на стул я.

— Не переживайте по поводу неудачного урока, сударь, — были первые слова, сказанные мне полковником после того, как мы устроились друг напротив друга, разделенные ширью стола. — Учиться магии с азов в вашем возрасте, должно быть, ох как непросто! Но проявите толику терпения — и все придет. Со временем.

— Так я никуда и не спешу, — пожал я плечами. — Все равно дома мне это не пригодится.

— Дома? — слегка приподнял брови князь. — Вы имеете в виду, в мире-доноре?

Я кивнул.

— А вы всерьез хотели бы вернуться туда? — с не до конца понятной мне интонацией уточнил Сергей Казимирович.

— А вас это удивляет? — выдавил я в ответ полуулыбку.

— Не то чтобы удивляет…

— Нет, здесь, у вас, по-своему приколь… интересно, — поправился я. — Волшебство и все такое… Но при этом людей то клеймят, то пытают, то убивают безнаказанно. И не только так называемых холопов — о них отдельный разговор. А торговец Ефрем? Сам он, конечно, тот еще типчик был, но Воронцовы его до смерти замучили, а вы им и слова не сказали!

— Граф Анатолий был полностью в своем праве, — развел руками Огинский. — На территории родовой усадьбы он мог чинить розыск по собственному усмотрению. К тому же, его клеврет Федор состоит в рядах земской полиции, пусть и числится за штатом. Если с купчонком он малость и перестарался — что не так уж легко было бы доказать — разбираться с сим губернским властям, не мне.

— Вот, о чем я и говорю. Нравы у вас тут… своеобразные. У нас, конечно, тоже проблем хватает, но такого беспредела все же нет… Простите, если это звучит обидно, возможно, я сужу однобоко — но вы сами просили не юлить, говорить смело, — поспешил, впрочем, как-то сгладить резкость сказанного я.

— Что вы, Владимир Леонидович, какие тут могут быть обиды, — покачал головой князь. — Хотя судите вы и в самом деле весьма предвзято. Порядки, устоявшиеся в обществе — они же не с Марса нам продиктованы. Напротив, имеют глубокие корни в условиях, в коих оное общество существует. И если причины чего-то вам не очевидны — еще не значит, что таковых причин нет вовсе или они недостаточно веские… Взять хотя бы тот казус с купчонком. У Воронцова погиб сын и наследник. Сие не только страшный удар по отцовским чувствам графа Анатолия, но и значительное ослабление влияния его семьи. С чем столкнулись Воронцовы, с необдуманным одиночным выпадом или началом полномасштабной войны за передел влияния в губернии, а то и во всей Империи? Ответ на сей вопрос им следует получить незамедлительно. Тем более, что непосредственный исполнитель злодейства — вот он, глазками хлопает да губами шлепает. Так в подвал его — и расспросить! Благо, формальные полномочия имеются: помимо прочего, граф занимает пост губернского предводителя дворянства, земская полиция как раз в его ведении. Все законно. Ну а дальнейшее — в каком-то смысле следствие недоразумения. Ефрем говорит чистую правду, но столь невероятную, что ему не верят. Усиливают нажим — и купчонок умирает. Никто сего не хотел — ни Федор, ни граф. Налицо — несчастный случай, что я и констатировал в усадьбе Воронцовых. Досадный для всех — но никакого, как вы изволили выразиться, беспредела.