Собачьи истории - Хэрриот Джеймс. Страница 22

– Понимаю. – Я протянул руку и погладил пса по голове, а он тотчас откликнулся на ласку, положив лапу мне на запястье. В его попытке сидеть прямо было какое-то трогательное достоинство, спокойные глаза смотрели на меня дружелюбно и без страха. – Ну, вы дадите мне знать, если мои показания потребуются в суде.

– Да, конечно. И спасибо, что приехали. – Холлидей нерешительно помолчал. – А теперь, полагаю, вы сочтете, что беднягу надо поскорее избавить от страданий.

Я задумался, продолжая поглаживать голову и уши.

– Да… пожалуй, другого выхода нет. Кто же его возьмет в таком состоянии? Так будет гуманнее всего. Но все-таки откройте дверь пошире: надо осмотреть его как следует.

В более ярком свете я увидел отличные зубы, стройные ноги, с золотистой бахромкой шерсть. Я приложил стетоскоп к его груди, и, пока в моих ушах раздавался размеренный сильный стук его сердца, он снова положил лапу мне на руку. Я обернулся к Холлидею.

– Вы знаете, инспектор, внутри этого грязного мешка костей прячется прекрасный здоровый лабрадор-ретривер. Если бы можно было найти другой выход!

Тут я заметил, что в дверном проеме рядом с инспектором стоит еще кто-то. Из-за его широкой спины в собаку внимательно вглядывалась пара черных блестящих глаз. Остальные зеваки остались в проулке, но миссис Донован со своим любопытством совладать не сумела. Я продолжал говорить, словно ее тут не было.

– Этого пса, как вы понимаете, совершенно необходимо было бы вымыть хорошим жидким мылом и расчесать свалявшуюся шерсть.

– А? – растерянно спросил Холлидей.

– Да-да! И ему было бы крайне полезно некоторое время получать сильнодействующие укрепляющие порошки!

– О чем вы говорите? – Инспектор явно чувствовал себя в тупике.

– Тут никаких сомнений нет, – ответил я. – Иначе его не вызволить. Но только где их найти? То есть достаточно сильнодействующие средства! – Я вздохнул и выпрямился. – Но что поделаешь! Другого, видимо, ничего не остается. Я сейчас же его и усыплю. Погодите, пока я схожу к машине за всем необходимым.

Когда я вернулся в сарай, миссис Донован уже проникла в него и внимательно осматривала пса, не слушая робких возражений инспектора.

– Вы только посмотрите! – воскликнула она взволнованно, указывая на выцарапанные на ошейнике буквы. – Его зовут Рой! – Она улыбнулась мне. – Почти как Рекс, правда ведь?

– А знаете, миссис Донован, вы совершенно правы. Действительно, похожие клички. Рекс – Рой… Особенно в ваших устах. – Я решительно кивнул.

Она помолчала, видимо, под влиянием какого-то сильного чувства и вдруг быстро спросила:

– Можно, я его возьму? Уж я его вылечу. Я знаю, как! Можно? Ну, пожалуйста!

– Собственно говоря, – сказал я, – решает инспектор. Разрешение надо просить у него.

Холлидей поглядел на нее с недоумением, сказал «извините, сударыня» и отвел меня в сторону. Мы остановились в густом бурьяне.

– Мистер Хэрриот, – сказал он вполголоса, – я не совсем понимаю, что происходит, но я не могу отдать животное в подобном состоянии в первые попавшиеся руки. Мало ли какая это может быть прихоть. Бедняга и так уже настрадался. Я не могу рисковать. Она не производит впечатления…

Я перебил его.

– Поверьте, инспектор, вы можете быть абсолютно спокойны. Она, бесспорно, старая чудачка, но сюда ее послал сам бог, не иначе. Если кто-нибудь в Дарроуби и способен вернуть эту собаку к жизни, то только она.

Холлидей смотрел на меня с прежним сомнением.

– Но я все-таки не понимаю. Причем тут жидкое мыло и укрепляющие порошки?

– А, ерунда! Я вам объясню как-нибудь в другой раз. Конечно, ему нужны хорошее и обильное питание, и еще заботы, и еще любовь. И все это ему обеспечено. Поверьте мне.

– Ну, хорошо. Если вы ручаетесь… – Холлидей умолк, несколько секунд смотрел на меня, потом повернулся и пошел к сараю, где изнывала от нетерпения миссис Донован.

Прежде мне не приходилось специально высматривать миссис Донован: она сама постоянно попадалась мне на глаза; но теперь я день за днем тщетно обшаривал взглядом улицы Дарроуби – ее нигде не было. Когда Гоббер Ньюхаус напился и решительно направил свой велосипед на барьер, огораживающий траншею для водопроводных труб, я с беспокойством обнаружил, что в толпе зевак, следивших за тем, как землекопы и двое полицейских пытаются извлечь его из десятифутовой ямы, миссис Донован отсутствует. Не оказалось ее и среди зрителей, когда пожарная машина примчалась вечером к закусочной, где вспыхнул жир, в котором жарилась картофельная соломка. И меня охватила тревога.

Не следует ли мне заехать посмотреть, как она справляется с псом? Да, разумеется, я удалил омертвевшую ткань и обработал язвы, прежде чем она его увела, но, возможно, ему требовалось серьезное лечение? Правда, я тогда был совершенно убежден, что его надо только извлечь из этого ужасного сарая, хорошенько вымыть и сытно кормить – и природа сделает все остальное. Да и в вопросах лечения животных я доверял миссис Донован заметно больше, чем она мне. Ну, не мог же я настолько ошибаться!

Прошло что-то около трех недель, и я уже совсем решил заехать к ней, но вдруг увидел утром, как она энергично семенит по другой стороне рыночной площади, заглядывая во все витрины точно так же, как прежде. Но только теперь она вела на поводке большого золотистого пса.

Я повернул машину и, трясясь по булыжнику, подъехал к ней. Увидев, как я вылезаю из машины, она остановилась и лукаво улыбнулась, но ничего не сказала и продолжала молчать, пока я осматривал Роя. Он все еще был довольно тощим, но выглядел бодрым и счастливым, язвы почти совсем затянулись, а его шерсть блистала чистотой. Теперь я понял, куда запропастилась миссис Донован: все это время она мыла, расчесывала, распутывала слипшиеся колтуны и теперь могла похвастать результатом.

Когда я распрямился, ее пальцы сжали мне запястье с неожиданной силой, и она поглядела мне прямо в глаза:

– Ну, мистер Хэрриот, – сказала она, – я ведь подлечила эту собачку, а?

– Вы сотворили чудеса, миссис Донован, – ответил я. – И не пожалели на него вашего замечательного жидкого мыла, верно?

Она засмеялась и пошла дальше. С этого дня я постоянно видел эту пару то там, то тут, но всегда издали, и снова поговорить с миссис Донован мне довелось только месяца через два. Она проходила мимо нашей приемной как раз тогда, когда я спускался по ступенькам, и снова она стиснула мое запястье.

– Ну, мистер Хэрриот, – сказала она ту же фразу, – я ведь подлечила эту собачку, а?

Я поглядел на Роя с почтительным благоговением. За это время он подрос, налился силой, и его шерсть, уже не тусклая, лежала пышными золотыми волнами на спине и ребрах, покрытых тугими мышцами. На шее сверкал металлическими кнопками новенький ошейник, а на диво пушистый хвост мягко колыхал воздух. Передо мной был великолепнейший лабрадор-ретривер во всей своей красе. Тут он встал на задние лапы, передние положил мне на грудь и посмотрел мне прямо в лицо. И в его глазах я увидел ту же ласковую доверчивость, с какой они глядели на меня в гнусном темном сарае.

– Миссис Донован, – сказал я негромко, – это самая красивая собака во всем Йоркшире. – И, зная, что ей хочется услышать, добавил. – Да, ваши укрепляющие порошки бесспорно творят чудеса. Что вы в них намешиваете?

– Секреты мои выведать вздумали! – она выпрямилась с кокетливой улыбкой. И действительно, давно уже она не была так близка к тому, чтобы ее звонко расцеловали.

Пожалуй, можно сказать, что так для Роя началась вторая его жизнь. Год за годом я размышлял над благодетельным капризом судьбы, благодаря которому пес, проведший первый год жизни без ласки, никому не нужный, недоуменно глядя в неизменный вонючий сумрак, вдруг в мгновение ока перенесся в жизнь, полную света, движения, любви. Я был убежден, что с этой минуты Рою могла бы позавидовать любая самая избалованная собака.

Теперь он уже не пробавлялся редкими черствыми корками, а получал отличное мясо, галеты, мозговые кости и миску теплого молока на ночь. И развлечений у него тоже было вдосталь: праздники на открытом воздухе, школьные спортивные состязания, выселения, шествия – среди зрителей обязательно присутствовал и он. Я с удовольствием замечал, что с годами миссис Донован ежедневно проходила даже больше миль, чем прежде. Расходы ее на подметки, должно быть, превышали всякое вероятие, но для Роя такой образ жизни был идеален, долгая утренняя прогулка, возвращение домой, чтобы перекусить, – и снова кружение по улицам.