Николай Второй. Борьба с красным террором (СИ) - Найденов Дмитрий. Страница 20

Вам, князь, это тоже необходимо сделать. Набирайте беспризорников, малоимущих, безграмотных крестьян из семей, где наблюдается голод. Лично занимайтесь их воспитанием, а как только появятся признаки вольнодумства, гасите их в самом зачатке, перевоспитывайте этих людей всеми правдами и неправдами. Вспомните опыт турок, которые набирали в православных семьях детей и воспитывали из них янычар, ярых противников христианства. Берите этот опыт за основу и распространяйте его по всей губернии. Я знаю, что это непростой путь, но другого шанса у России нет.

— А как же духовенство и верующие допустили это всё? — перебила меня Елизавета Фёдоровна.

— А с верой будет отдельная война. Церковь давно уже нуждается в реформировании. Многие учения её устарели и даже местами ошибочны. Расслоение в среде священства ненамного меньше, чем в гражданском обществе. Придёт время, когда священников будут отправлять в тюрьму, а затем и убивать вместе с семьями. Тёмные времена надвигаются на нашу страну, и мы не имеем права остаться в стороне и пустить всё на самотёк. Весь мир ждут огромные потрясения, — ответил я ей.

— Но вы говорили о войнах, которые будут в скором времени, это… действительно так? — спросил князь.

— Да, вначале война на востоке, которую мы проиграем, но которую, я надеюсь, мы сможем свести хотя бы к ничьей.

Война на западе, унёсшая миллионы жизней и закончившаяся революцией и отступлением, но позволившая нашим союзникам, профинансировавшим эту революцию, победить в этой войне, заплатив за победу жизнями русского солдата.

Мы проговорили до глубокой ночи, при этом Виктор Сергеевич практически не вмешивался в нашу беседу, больше слушая нас. Мы обсуждали разные мелкие детали, и я разъяснял непонятные им моменты. Перечисляя различные факты, которые я помнил из своей жизни. Уже поздно вечером мы расстались, и мы с моим адъютантом отправились в свой гостиничный номер, нас сопровождали мои казаки и охрана. Я наотрез отказался оставаться переночевать у Великого князя.

Глава 15. Дорога в Петербург.

Я люблю белый Петербург, снежную зиму,

лёгкий бег саней по широким проспектам,

огромную, скованную льдом реку и мрачные дворцы.

Г. Леру

Мы ехали молча, но в итоге Виктор Сергеевич не выдержал и завёл разговор:

— Я до сих пор не могу поверить, что всё, что вы говорите, может случиться с Россией. Ведь вот она, вокруг нас, сейчас мирно спит, и никакой войны нет. Никого не убивают, брат не идёт на брата, никто не идёт на нас с войной, не гремят пушки. Мир и покой.

— Вы глубоко ошибаетесь, Князь, — выделил я последнее слово. — Война уже давно идёт. За умы, за мысли, за убеждения. И мы уже проиграли эту войну. Даже если мы сейчас начнём ей противостоять, то будем всегда только догонять и в любом случае проиграем. Как сказал один из великих: «Не можешь победить, возглавь!», вот принцип, которым мы будем руководствоваться. Победить революцию, когда она началась в умах людей, подпитывается деньгами, межклассовым разграничением, насилием, бедностью, безграмотностью — невозможно. Мы должны возглавить эту борьбу. Дать людям то, что им необходимо, чтобы почувствовать себя человеком. Работу и достойную оплату. Свободу и ответственность за других. Равноправные законы и их применение, не взирая на чины. Грамоту и желание учиться. Сделать из стада достойных Граждан Российской Империи. Поменять придётся всё! И лучше это сделать самим, чем обезумевшая толпа вначале всё разрушит, а потом на пепелище будет строить неведомо что, которое в итоге рухнет и погребёт под собой всех.

Пока мы разговаривали, наш путь пролегал мимо дорогого ресторана, тут нам предстала картина, когда какой-то подвыпивший, то ли купец, то ли помещик, охаживал плетью извозчика, а тот не решался ему возразить.

Я махнул рукой, и меня поняли без слов, развернув коляску к месту инцидента. Махнул рукой ещё раз казакам, указав на купца. Те, соскочив с лошадей, быстро скрутили обоих и подвели к нам и заставили их пасть на колени.

— Что здесь происходит? Кто такие?..

Первым ответил купчишка, Иван Васильевич Сидоров.

— Купец — я, вот проучаю лодыря. Везти меня отказывается, вот я его плетьми и взгрел немного, Ваше Сиятельство, — нагловато сказал купец, явно перебравший водки.

— А ты? — спросил я у извозчика.

— Семён — я. Большаков, Ваше Сиятельство, — сказал извозчик и молча уставился в землю, не ожидая ничего хорошего от встречи с нами.

— Сказать что есть, или правду купец говорит? — спросил я.

— Сказать-то есть, да только кто же мне поверит, — ответил он, не поднимая глаз.

— А ты не думай, поверят или нет, ты сказывай, только как есть на самом деле, по что купца вести отказываешься? — спросил я, уже начиная испытывать нетерпение, — или из тебя ответ клещами тянуть надо?

— Правду, говорите, ну так сами просили. Намедни я этого купца два раза возил, и он ни разу не заплатил, сказав, что потом рассчитается, да так и не рассчитался. А сегодня опять мне говорит: Вези меня за так или бить прикажу. Я и отказался, сказав, что за прошлые разы не плачено. Он за плётку и схватился, ток я уже слыхал, что кто перечить ему начинает, потом в холодную сажают. Вот и терпел, всё одно, правды не добиться, — сказал он как-то обречённо.

— Да что с него станется, подумаешь, прокатил с ветерком, перебьётся. Денег ещё ему давать. Бывшему холопу, — пробурчал купец.

— И сколько должен за извоз купчина?

— Рупь и два, того три получается, — очень робко и с надеждой в голосе сказал Семён.

— Игнат, — кликнул я молодого казака. Посмотри там у злодея, чем расплатиться есть?

Игнат, шустро ощупав купца, вытащил кошель и, раскрыв, вытащил пять рублей, мельче денег в кошельке не было. Я кивнул на это, и он передал их Семёну, который полез было искать сдачу, но я сказал:

— А лишка за побои, — сказал я и, посмотрев на купца, который не понимал, что происходит, кивнул Игнату, сказав, — А этому всыпь пяток плетей, чтобы в будущем неповадно было людей обворовывать. Жаль, не по Ярославовой правде живём, отрубить бы ему руку за воровство или по-Петровски — выжечь клеймо на лбу — вор, чтобы все знали, что человечишка с гнильцой.

Купец рухнул перед коляской и запричитал:

— Не губите, Ваше Сиятельство, бес попутал, — пошутил я.

— Ну вот и мы пошутим, — сказал я и кивнул казакам. Они в один миг стянули, верхнюю одежду и прямо на мостовой, отмерили плетью по спине пяток раз.

После чего по кивку все возобновили движение.

— Вот видите, Виктор Сергеевич, закон есть. Но для всех он по-разному звучит, а ведь такие вот извозчики потом этих купцов первыми пойдут жечь и на суку развешивать. И таких извозчиков на Руси немало, и как только полыхнёт, они первыми пойдут искать правду.

— Но ведь так тоже нельзя. А как же суд, как же закон? Ведь так можно и до анархии дойти.

— А то, что вытворял купец, это не анархия? Не беззаконие? Ведь он совершенно уверен, что закон — это он. Суд — это тоже он. Не это ли проявление анархии? А не будь с нами казаков и оденься мы попроще, он бы и нас мог отходить плёткой. А закон — это сила. А сила закона в неотвратимости наказания. А неизбежность наказания в сословном равенстве. Только так и никак иначе. И сей час мы с Вами применили Закон в действии. И когда это будет совершаться повсеместно, тогда в стране будет порядок и справедливость. Иначе прольются реки крови.

Дальше мы ехали молча до самой гостиницы. С раннего утра мы, позавтракав, отправились на вокзал, где нас уже дожидался поезд в Петербург.

Дорога до столицы тянулась медленно, на ней периодически проводились какие-то работы, в итоге к утру второго дня мы стояли в Твери. Когда я завтракал с Виктором Сергеевичем, к нам зашёл секретарь и сообщил.

— Ваше Величество, у паровоза серьёзная поломка, а сменный подадут только к вечеру, — после чего удалился.

Я в это время начал подумывать, чем бы заняться.