Чернильный орешек - Хэррод-Иглз Синтия. Страница 38

События весны 1640 года были запутанными и печальными. Собрался парламент и мгновенно вступил в прямой конфликт с королем. Парламент потребовал, чтобы его условия, касающиеся религии и привилегий, были приняты до обсуждения вопроса о выделении денег на войну. Король на это заявил, что ни о каких обсуждениях не может быть и речи, пока деньги на военные нужды не будут предоставлены. Ни одна из сторон не желала сдавать своих позиций, и король распустил парламент спустя несколько недель [18] после его созыва. Он, правда, не стал, вопреки давней традиции, распускать также и собрание высшего духовенства, которое продолжало заседать и не только пожертвовало в казну крупные суммы, но также приняло семнадцать канонов, касающихся надзора за церковной деятельностью. Наиболее оскорбительными из этих канонов для пуритан были те, в которых предписывалось, чтобы все алтари впредь размещались только в восточной части храмов и были отгорожены перилами. А при входе и выходе из церкви следовало сделать почтительный поклон в сторону алтаря. С точки зрения пуритан, это считалось папизмом, равносильным поклонению дьяволу.

Поздней весной в южных графствах собрали ополчение, однако многие мужчины не откликнулись на этот призыв. Другие собрались, но при этом расходовали свою энергию на протесты против новых канонов. В некоторых местах солдаты врывались в церкви, разрушали алтари и поджигали ненавистные алтарные перила. Король же пытался получить крупные займы от частных лиц, чтобы пополнить субсидии, дарованные высшим духовенством. Он также прилагал все усилия, чтобы убедить богачей собрать вооруженные отряды из своих людей, которые дополнили бы явно недостаточное ополчение. А в это время отлично снаряженная и великолепно обученная шотландская армия подтягивалась к приграничным районам.

Эдмунд пока что пассивно наблюдал за событиями, хотя и предчувствовал, что король рано или поздно обратится с просьбой о займе и к нему, когда закончит сию процедуру среди особо могущественных семейств. В Эдмунде боролись противоречивые чувства. Хотя он, разумеется, не был сепаратистом, не одобрял он и некоторые из ритуалов англиканской церкви. Эдмунд полагал, что если не обуздать Лода, то король приведет их прямиком в объятия Рима. Мать Эдмунда наполовину была шотландкой, и в нем билась жилка кальвинистской [19] сдержанности. Показная пышность католических ритуалов была ему не по нраву. А вдобавок ко всему этому Эдмунду, как и всякому состоятельному человеку, не нравилось, что его облагали налогами. Между тем потребности короля в деньгах с каждым годом возрастали. И Эдмунд с радостью узнал, что палата общин, состоящая из людей, подобных ему, стремилась обуздать бесконечные требования короля.

Но именно его личная сдержанность и заставила в конце концов прислугу имения обратиться не к нему, а к Мэри-Эстер. Да, Эдмунд слыл справедливым хозяином, но человеком он был холодным и равнодушным. Поэтому перепуганная челядь предпочла ему его супругу, которую все они прекрасно знали и даже не раз приглашали в свои скромные жилища. Она играла с их детишками и лечила их от болезней, улаживала их споры и, ворчливо бранясь, наставляла их в бережливости и прочих добродетелях. Разыскав мужа в комнате управляющего, где он восседал за своим рабочим столом, Мэри-Эстер рассказала ему о тревоге, охватившей слуг. Когда Мэри-Эстер вошла, Эдмунд поднял на нее взгляд и произнес:

– Клемент сообщил мне, что от одного человека из «Зайца и вереска» он услышал, будто бы в восточных графствах оказывается сильное противодействие набору в ополчение. Думаю, настало время вернуть домой Ричарда. Я боюсь, что ему может грозить опасность со стороны тамошних браунистов и левеллеров. [20]

– В любом случае он уже пожил вне дома достаточно долго, – согласилась Мэри-Эстер. – Раз уж нам предстоит война, то он должен быть здесь. – Причина этого осталась невысказанной: присутствие Ричарда необходимо на тот случай, если что-то произойдет с его отцом или братьями. – И Амброз тоже… его ты не вызываешь домой?

– Насчет Амброза я еще думаю, – отозвался Эдмунд. – Времена тревожные, и конца-края этим бедам я что-то не вижу… Нам многое придется потерять. Земля, земля нам нужна. Если мы потеряем Лисий Холм… если эти шотландцы доберутся до нас… где же мы тогда возьмем землю?

Мэри-Эстер задумалась.

– Не знаю, Эдмунд. Но уж, во всяком случае, не здесь.

– Нет-нет, и даже не в этой стране.

– В Ирландии? – рискнула предположить Мэри-Эстер.

Эдмунд покачал головой.

– Там еще беспокойнее, чем в Шотландии. Нет, мои мысли устремлены куда дальше. Где можно получить землю за умеренную цену, много, очень много земли, совсем пустой и незаселенной? – Глаза Мэри-Эстер расширились. – Ага, вижу, что ты поняла. Да-да, Новый Свет [21], мадам. Америка. Посмотри-ка вот на это, – он передал ей листок, лежавший на столе как раз между его руками. Мэри-Эстер взяла его, отпихнув в сторону любопытную морду Пса. – Клементу это дал слуга из таверны. Они распространяются сотнями и приходят по Большой южной дороге из Лондона.

Это было обращение к людям всех сословий с призывом присоединиться к экспедиции в Новый Свет, обосноваться там в Виргинии, сулившей землю всякому, кто туда приедет. Земля! То, к чему жадно стремился любой человек! Каждый желающий должен был принять участие в организации этого путешествия, в соответствии со своими средствами, а взамен получил бы землю в пропорции к уплаченной им сумме.

– Ты только подумай, сколько земли там можно купить! – воскликнул Эдмунд. От этой мысли голос его стал почти безумным. – Целое поместье, сотни акров!

– Ты имеешь в виду… ты хочешь послать туда Амброза? – медленно выговорила Мэри-Эстер.

Эдмунд кивнул.

– Он получит поместье Морлэндов в Новом Свете. Поначалу мы, конечно, снабдим его деньгами, но уже через несколько лет он начнет присылать сюда столько шерсти, что ее окажется достаточно, чтобы сто раз окупить это вложение капитала. Да, уж он-то сумеет широко расправить крылья! А мы сможем послать к нему и других членов семьи. Представляешь: целый новый мир, мир Морлэндов!

Мэри-Эстер никогда не видела мужа таким возбужденным. Она лишь сказала ему на это:

– Это ведь очень далеко. Амброз… ему там будет одиноко.

Но Эдмунд даже не услышал ее. Он сосредоточенно изучал этот листок, который она уже вернула ему. Мэри-Эстер с трудом возвратилась к цели своего прихода.

– Эдмунд, я должна с тобой поговорить… и слуги, и арендаторы… все они волнуются. Их взбудоражили новости об алтарных перилах… ну тех, что выдрали из пола и сожгли в церкви Святого Николая. Они попросили меня поговорить с тобой, они хотят, чтобы ты заверил их, что они будут защищены от пуритан и что их не принудят отказаться от своей религии.

Эдмунд нахмурился.

– Будут защищены?! От нескольких необходимых реформ? Эта чернь, по-моему, позволяет себе лишнее, но я…

Мэри-Эстер решила на этот раз перебить его.

– Муж мой, подумай: Морлэнд несет ответственность за всех простолюдинов по эту сторону Йорка. Церковь – это место, где они поклоняются Господу нашему, и они рассчитывают на наше покровительство. Они – твои преданные и верные слуги, и ты должен защитить их.

Эдмунд нахмурился еще больше.

– Должен? – зловеще спросил он.

Мэри-Эстер вынудила его посмотреть ей в глаза.

– Ты ведь и сам это понимаешь, Эдмунд, – спокойно сказала она. – Если от слуги требуется преданность и повиновение, то от хозяина – защита и справедливость.

Его серые глаза смотрели на нее долго и непреклонно.

– Ты права, – произнес он, наконец. – Но тем не менее… борьба с шотландцами – вот что самое главное. Я молю Господа, чтобы дело не дошло до войны со своим же собственным народом. Если сюда нагрянет армия пуритан…