В августе сорок первого (СИ) - Тарханов Влад. Страница 9

Тарас Бульба-Боровец дышал тяжело. Последний марш-бросок дался особенно тяжело. Их гнали с каким-то завидным упорством и только полчаса назад они смогли оторваться от преследовавших чекистов. С ним было двое верных хлопцев из его личной «боивки», все, кто остался в живых. Неприятности начались совершенно неожиданно. Его группа в составе одиннадцати человек с ним, двенадцатым, во главе, направлялась в Луцк для встречи с местными активистами ОУН, которых Тарас хотел привлечь на свою сторону. Его основной целью был летний лагерь «Проминь»[3] для семей советских военнослужащих, располагавшихся в одноименном дачном массиве, тут раньше была стоянка украинских бой-скаутов, который националисты при поляках использовали для своей агитации и пропаганды среди молодежи. Большевики лагерь достроили, расширили, но охрана его была чисто номинальной — несколько несущих спустя рукава постов о паре солдатиков для его ребят проблемой стать не могли. Эту акцию Тарас хотел приурочить к моменту начала германского вторжения, не подозревая, что этот объект уже присмотрели для атаки в первый день войны аковцы, откуда-то прознавшие о том, что война начнется с дня на день, причем точно знавших, в какой день. Почему он направился в Луцк? Да потому, что после акции останется столько имущества, которое надо будет вывезти и реализовать. Значит, надо привлечь местных хлопцев, которые не окажутся забрать у большевиков то, что мертвым уже не пригодится. Но у Городища они наткнулись на серьезный блок-пост, в составе которого находился даже пулеметный бронеавтомобиль, открывший по ничего не ожидавшим оуновцам огонь на поражение. Тут Бульба потерял половину отряда. И начался загон. До Тополья они добрались почти без происшествий, но, скорее всего, из его отряда кто-то был не убит, а ранен и чекисты поняли, кто на них напоролся. Вот от Тополья Тарас и понял, что такое охота загоном. Его группу преследовали настойчиво и цепко. Сначала Боровец хотел уйти в сторону Ровно, но путь туда был надежно перекрыт, а рисковать Тарас не хотел. Он лесками пошел к Малину, где хотел отсидеться у верного товарища. Но у городка стоял еще один крепкий блок-пост, и не было никакой уверенности, что удастся отсидеться, даже если проникнуть аккуратно в село. Обходя Малин наткнулись на секрет, пришлось оставить двоих раненых бойцов прикрывать отход остатков группы с Тарасом во главе. Судя по шуму боя, продержались его верные хлопцы недолго.

И все-таки они ушли в этот небольшой лесной массив у Заболотья, здесь был оуновский схрон, в котором Бульба-Боровец намеревался отсидеться, а после, когда все утихнет, либо вернуться к Луцку, чтобы подобрать верных людей, либо, если обстановка останется напряженной, прорываться к лесам у Киверцов, там большой массив, который надежно спрячет его группу, да и несколько схронов в этом массиве Тарасу были известны.

К схрону в Заболотском лесу подходили очень осторожно. Оказалось, что не зря. Тарас заметил неподалеку от тайной лежки оуновцев подозрительное шевеление. Знаком приказал своим людям притихнуть, а сам аккуратно выглянул, чтобы рассмотреть происходящее. И оно Боровцу очень не понравилось. У тайного места суетилось несколько бойцов НКВД, присмотревшись, Тарас понял, что они заливали из канистры бензин куда-то в землю, скорее всего, обнаружили вентиляционное отверстие, неужели в схроне кто-то был? Боец с пустой канистрой отбежал от тайника, в тоже время его напарник бросил в отверстие гранату и бросился на землю. Через мгновение раздался глухой взрыв, а земля мгновенно вздыбилась, от взрыва наружу вывернуло крышку схрона, да и из запасного выхода вынесло замаскированный лючок, совсем недалеко от того места, где спрятались бойцы Боровца.

— Шо я вижу! Картина маслом! Оттут бульба, а там шкварки! — внезапно раздался громкий голос за спиной оуновского командира. И этот голос, и эта грубая шутка Тарасу очень не понравились. Он медленно развернулся, за его спиной стоял боец в какой-то лохматой накидке с листиками и веточками, похожий на сказочного лешака. За плечом бойца висел автомат ППС, а в руке он поигрывал боевым ножом. Оба соратника Бульбы лежали рядом с перерезанными глотками. За пять метров от них Тарас заметил еще двоих бойцов в таких же лохматках, вот только один из них был со снайперской винтовкой, а второй с таким же автоматом, только изготовленным к бою. Вот только оружие они держали тоже как-то расслаблено, наверное, хотели понаблюдать, как их боевой товарищ будет резать оуновского командира. Чтобы не доставить вражине такого удовольствия Тарас привычно поднял руки вгору[4]. Он не знал, что проходил по «второму списку» — руководителей ОУН, которые подлежат вербовке, если попадут в плен. И их рекомендовано было в плен пытаться хотя бы захватить. Надо сказать, что Тарас Бульба-Боровец был человеком, который привык проигрывать. Лишенный принципов, он начал свою карьеру со знакомства с полковником армии УНР Литвиненко в далеком тридцать втором. Его заданием было собрать сведения о Советской Украине для передачи их разведке УНР, точнее тем, на кого эта разведка работала. В тридцать четвертом на след пламенного оуновца вышла польская полиция, арестовала Боровца, перевербовала, подготовила чуть получше, чем инструктаж Литвиненко, и в тридцать пятом Тарас покинул застенки польской полиции «за образцовое поведение». В конце тридцать шестого года на перспективного оуновца, который затихарился от души в маленькой Карпиловке, вышел представитель Абвера, искавший возможность формирования пятой колонны на территориях Польши. Бульба сумел произвести на немецкого специалиста хорошее впечатление, настолько хорошее, что тот рекомендовал его подготовить и использовать для большой игры, а не в качестве полевого командира — расходного материала будущей Польской кампании. В тридцать девятом в Варшаве Боровец вместе со смурными поляками отмечал капитуляцию польского государства. Поляки — трауром, Бульба — торжеством. Из Варшавы Тарас оказался в элитной школе Абвера, где прошел серьезную подготовку. Летом сорокового был заброшен на Украину, где сообщил, что с боем прорывался через границу с СССР, вот только никто подтвердить факт прорыва не мог: проводника Тарас убрал собственноручно, а больше свидетелей «прорыва» просто-напросто не было. По данным немецких пограничников никаких прорывов со стрельбой в эти дни на указанном Боровцом участке границы не было. Но кто эти данные предоставит унтерменшам? И кто знает о том, что по окончании разведшколы Тарас Боровец получил звание (должность?) зондерфюрера.

Судьбу Боровца решил в свое время генерал Виноградов. На фотографии, которую каким-то чудом раздобыл агент НКВД Тарас Бульба был запечатлен обросший неаккуратной бородой и с пышной растрепанной шевелюрой.

— Эх! Как на Федю Кастро похож, — вздохнул Виноградов в кабинете Берии, где ему дали возможность ознакомиться с некоторыми новыми документами по ОУН. — Вот кого надо бы на Кубу отправлять!

После чего пришлось Берии кратко объяснять кто такой Фидель Кастро и чем важна будет Куба для СССР и всего прогрессивного человечества. А агент многочисленных разведок, можно сказать, переходящее знамя, человек, который верой и правдой служил тому, кто хорошо платит, Тарас Бульба-Боровец получил свой шанс дожить до не слишком заслуженной старости[5].

[1] Не надо, Тарас, у тебя и меня удостоверения личности чистые, проверку выдержат. Спрячь оружие! (укр.) доводи особисті — польское название удостоверения личности, явный полонизм в украинской речи, характерный для жителей Галиччины.

[2] Воробей (укр)

[3] Луч (укр.)

[4] Вверх (укр)

[5] В РИ Тараса Бульбу-Боровца подозревали не только в службе на польскую разведку, Абвер (полностью заслужено), но и на НКВД (уверенности нет до сих пор), а также на Ми6 (фифти-фифти) и что точно известно, на ЦРУ.

Глава пятая

Минская рапсодия

Минск 3 июля 1941 года

В кабинете наркома внутренних дел БССР было жарко. Нет, не июльская жара была всему виной, а беспрецедентная операция, которую назвали «Экстренной Зачисткой» наверху. В Западные области Белоруссии были переброшены дополнительные контингенты войск НКВД, которые вместе с частями Западного Особого военного округа проводили зачистку Западной Белоруссии. Лаврентий Фомич Цанава был человеком другого Лаврентия — Берия. Широколицый мингрел с постоянно нахмуренным недовольным лицом был человеком горячим, даже слишком горячим, и очень любил женщин. В свое время Берия вытащил его из очень неприятной истории: горячий горец похитил девушку, угрожая при этом оружием. За подвиг по «умыканию» девушки Лаврентий Джанджглава (такой тогда была фамилия Цанавы) был объявлен в розыск и вычищен из рядов РКП(б). Но друг оного, Лаврентий Павлович Берия добился и прекращения уголовного преследования, и восстановления в партии фигуранта этого громкого дела. И от уже двадцать лет Лаврентий Цанава следовал за своим патроном, верно и преданно выполняя все поручения товарища Берия, порой слишком рьяно и прямолинейно. Цанава был неглуп, но порой слишком горяч и прямолинеен, предпочитая всему быстрые и грубые решения. Должность наркома целой республики была для Цанавы слишком большим грузом, превышая его реальные возможности, комиссар безопасности третьего ранга не любил учиться, имел весьма посредственное образование и очень большие амбиции.