Анатомия теургии (СИ) - Скумбриев Вадим. Страница 30
— Ворота закрыты? — спросила колдунья. Впрочем, она и так знала ответ.
— Конечно, — вяло ответил парень, идя по утоптанной дорожке. Фонари едва разгоняли темноту, и снег сливался в одно огромное белое пятно, где с трудом можно было увидеть, куда идти. Но провожатый явно хорошо знал направление.
— Там много людей?
— Часовые… я не скажу ничего! — хускэрл резко остановился, и замешкавшаяся Гита с размаху налетела на него, тут же высказав пару не самых пристойных фраз. Парень отступил на шаг.
— Ты идиот, — выдохнула норна. — Я не собираюсь никого убивать, и если смогу убраться отсюда без крови, так и сделаю. Но ты, тупорогий кусок бревна, подталкиваешь меня к тому, чтобы идти напролом.
— Тебя убьют.
— Быть может. Знаешь про Тангол-отель?
— Да, но… — он вздрогнул всем телом. — Я слышал, та, кто это устроила, погибла.
— Она перед тобой. Так что будь так добр, доведи меня до конюшни и скажи, где стоит стража. Я спокойно усыплю их до утра и уйду. Даю слово.
— Верить слову ведьмы…
— У тебя нет выбора, — Гита постаралась не показать, насколько её только что оскорбили. Впрочем, этот болван, конечно, не знал об особенностях её характера.
— Ладно, — он обречённо опустил плечи и зашагал дальше.
В конюшне тоже было тихо, и здесь хускэрлу снова нашлась работа — Гита заставила его найти всю нужную сбрую и оседлать коня, благо что нашлось всё без труда: Красный король хорошо знал, что такое быстрые вести. Специально для курьеров в инвентарной комнате нашлись заранее приготовленные для путешествия седельные сумки, один комплект которых норна забрала себе. Должно быть, такое решение позволяло нужному человеку сразу же отправиться в путь, минуя сборы, но теперь предусмотрительность Тостига сработала против него.
— На воротах двое, — обречённо сказал хускэрл. — Механизм в сторожке.
— Спасибо, — это даже прозвучало искренне — Гита и впрямь была благодарна этому человеку, хоть и презирала его в душе. — А теперь спи…
Руку снова обожгло огнём.
* * *
«Мы выступаем», — сказал Тостиг.
Джаана знала, что рано или поздно это произойдёт. Не могло не произойти, как бы сильно она ни желала, чтобы Хельвег остался в мире. Вопрос был лишь в том, когда.
И всё же она держалась. Желание бросить всё и уехать, скрыться в самой глухой дыре, ожидая неминуемой развязки, было сильно, но Джаана не могла отступить. Она уже взяла этот факел, и теперь было слишком важно не уронить его.
Она села за письменный стол в лаборатории Северной башни, как раньше. Пробежала пальцами по отполированной столешнице, достала тетрадь, с которой работала. В сказках и легендах тайные знания хранятся в древних книгах, закрытых на множество замков, но настоящие секреты всегда скрыты в таких вот серых, неприметных тетрадях, у которых и заголовка-то нет. Тонкие желтоватые листы могли рассказать опасные вещи, способные и помочь этому миру, и уничтожить его.
Джаана почти закончила работу — осталось лишь перевести на классический имперский, язык науки, предисловие записей Ктесифонта. Вопреки традициям, учёный прошлого писал на староджумарском, и в Хельвеге, конечно, не так легко найти знатоков этого языка. Но даже если б Тостиг и привёл такого, Джаана не отдала бы ему бесценную книгу. И король об этом прекрасно знал.
Она не смогла начать перевод так, как это следовало бы сделать по логике — с самого начала. Тостиг живо интересовался ходом работы и даже читал первые главы, быстро, однако, бросив это дело — для него в речи теурга было слишком много непонятного. Но предисловие он обязательно прочёл бы, и это могло изменить многое.
Перо нырнуло в чернильницу. Джаане не было нужды заглядывать в исходный текст — предисловие джумарка выучила наизусть. Каждое слово врезалось в память, оставило шрам глубоко в душе. Открывая труд Ктесифонта в первый раз, она и помыслить не могла, что увидит дальше.
«Я не знаю, кто ты и через сколько веков читаешь сейчас эти записи, но заклинаю всем дорогим и святым, что у тебя есть — не повторяй мою ошибку. Не касайся того, в чём не уверен, не будь слеп, используя то, что прочитаешь. Моя гордыня принесла в мир достаточно зла, чтобы не приумножать его.
Ты знаешь меня как Ктесифонта, учёного-демонолога времён самого рассвета империи Джумар, но это ложь. Верховный библиарий Сефранос и архагет Акестор создали этот образ, не желая лишать меня жизни, как того требовали учёные мужи со всей нашей земли, узнав, что я сотворил. Я умер духовно, появившись в лице нового человека, и прожил так долгие годы — под маской, которую не смел снять.
Ты хорошо знаешь моё имя, ведь уже сейчас оно стало именем вселенского зла, и вряд ли это когда-нибудь изменится. Из-за меня столь многие люди самых разных народов и рас побелели кожей и волосами, и зовутся теперь Проклятыми, а те, кому посчастливилось избежать этой участи, гонят их отовсюду. Из-за меня далеко в глубине Феззе-Кавир разорвалось мироздание, впустив в наш мир тех, кого называют демонами. В этих строках я наконец волен отбросить маску и сказать правду: я — Икарос Тефисский, теург и учёный, и нет мне прощения».
Джаана глубоко вздохнула. Перо скользило по бумаге, тёмная линия будто сама вычерчивала слова. Она повторяла про себя слова на староджумарском, тут же находя нужный перевод, и пальцы двигались сами собой, выписывая букву за буквой. Да, сегодня она закончит эту работу. Но Красный король об этом не узнает.
«Я не хотел этого. Всё, чего я желал — это найти способ быстрых путешествий, которые могли бы сделать города близкими, как соседние улицы. Подумать только, как мог бы преобразиться мир, если бы путь из Аим-Хайат в Ветеринг занимал не недели, как сегодня, а часы или даже минуты. Всю жизнь я положил на то, чтобы найти такой способ, и добился своего. Но у всего есть обратная сторона, и открытый мною путь оказался слишком опасен, чтобы использовать его.
Быть может, натурфилософы будущего смогли бы обуздать эти знания и заставить их служить человечеству. Но мог ли я допустить это двадцать лет назад? Я был молод и упрям, и не хотел даже думать о том, чтобы разделить своё открытие с кем-то ещё. Я был слишком неосторожен — и поплатился за это. Меня подвергли memoria damnata, вычеркнули моё имя отовсюду, где только смогли. Что ж, наверное, я заслуживаю этого.
Но имя нельзя стереть из людской памяти навсегда — даже Сефраносу, владеющему всем письмом Империи, это не под силу. Он смог стереть лишь знание о том, как сделать то, что сделал я. Этого должно быть достаточно.
Кто бы ты ни был, если ты человек, если в твоих жилах течёт красная кровь, лишённая скверны чужого мира — не позволь этому произойти снова».
Да, она думала, что так и поступит. А потом своими руками, хоть и выполняя чужую волю, снова разорвала пространство, открывая двери в чужой мир.
И что сделает Тостиг дальше?
«В этом труде я раскрою все секреты магии пространства, которые узнал за долгие годы. Увы, мои современники не готовы принять их, так что я спрячу всё в библиотеке, которую уже поглотила пустыня. Здесь почти не бывает людей, а в будущем, возможно, кто-нибудь найдёт этот текст и сможет обратить мои труды во благо.
Сам же я отправлюсь туда, где всё началось — в сердце Феззе-Кавир. Мои кости сгинут в песках, но если есть хоть малейший шанс закрыть пространственный разлом, им нужно воспользоваться. Если у меня ничего не получится, описание способа приведено ниже. Воспользуйся им. Если же ты не владеешь искусством теургии, прошу, найди того, кто сможет разобраться в написанном и помочь. Иного пути нет.
Я верю, что в будущем люди станут разумнее. Если нет, разве достойны они существовать?
Икарос Тефисский, 65 год от Исхода. Вверяю эти страницы пустыне».
Последний росчерк завершил длинный хвост последней буквы, и, глубоко вздохнув, Джаана поставила точку. Работа окончена. Но, пожалуй, Тостигу об этом знать рановато.
Харс был бы изрядно разочарован, узнав, что спустя полторы тысячи лет люди всё так же глупы, как и при его жизни.