Испорченная реальность (ЛП) - Урбанчик Джон. Страница 40

Дайю напрягается. Я тоже. Он проходит мимо. Садится позади и шепчет:

— Мы за вами наблюдаем.

Похоже, это их любимая фраза.

Я оборачиваюсь. Смотрю ему в глаза. Не знаю, что видит он, а я — пустоту: ни надежды, ни страха, ни злобы, ни доброты. Он расслаблен, одна рука лежит на спинке соседнего кресла. Яркое, серое ничто. Я спрашиваю:

— Зачем?

Он отвечает:

— Чтобы следить.

— Может, судить? — говорю я.

Он улыбается. Зубы у него отличные, белые и чистые — странный контраст с серыми губами. Улыбка даже кажется дружелюбной.

— Что будет, если меня помилуют? — спрашиваю я.

Он смотрит в окно:

— Так не бывает.

— Конечно. Вы защищаете реальность.

Теперь его глаза вспыхивают. Он смотрит на Дайю, потом снова на меня. Улыбка меркнет. Он шепчет:

— Вредители.

Значит, призраки нас ищут.

— Меня ждет смерть? — спрашиваю я. — Истребление?

Он смущается. Открывает рот, хочет что-то сказать, закрывает снова. Они угрожают, только если их много. В одиночку он такой же заблудший ребенок, как и мы. Но я все равно сжимаю рукоятку пистолета под футболкой. Не хочу неприятностей. Не знаю, смогу ли нажать на спусковой крючок дважды. Меня ждет дело. Миссия. А этот призрак, хоть и жалкий, стоит у меня на пути.

На следующей остановке в автобус входит второй призрак. Девушка на переднем сиденье тревожно ерзает, смотрит то на одну, то на другую тень.

— Шанс, — говорит Дайю, на этот раз не властно. Она утратила авторитет.

Второй призрак садится напротив. Автобус срывается с места. Призрак молчит, даже не смотрит на нас, просто сидит, положив руки на колени.

Хромой улыбается снова, просто сияет, качает головой:

— Без шансов.

— Игре конец? — спрашиваю я. Очевидно, так и есть. Что мне остается, перестрелять их?

Я могу это сделать.

Или могу ждать кавалерии, армии отбросов Иеремии, ведомой мстительным одноглазым ангелом по имени Иезавель. Это было бы прекрасно: эпизод войны, в которой я не стану участвовать.

Но этого не случится.

Мы почти добрались до города. Миновали Анзак-парэйд [50], едем по Оксфорд и Паддингтон. Еще остановка. Входит очередной призрак. Девушка на переднем сиденье сильно нервничает, один из парней в конце автобуса ерзает в кресле.

Теперь их трое.

Я не могу справиться со всеми. Может, и с одним не удастся.

У меня есть пистолет. Не то чтобы это было гарантией. Третий садится перед нами. Нас окружили.

Девушка на переднем сиденье нажимает на кнопку остановки. Мы останавливаемся на углу, и она встает. Я сжимаю пальцы Дайю, она — мои.

— Спасибо, — шепчу я, так тихо, что ни один призрак, наверно, не слышит.

— Удачи, — отвечает она.

Девушка спускается по ступенькам — я вскакиваю с сиденья, мчусь к выходу. Мимо оцепеневших призраков. Выпрыгиваю из автобуса сразу за девушкой, отталкиваю ее с дороги, не специально, но и не случайно. Поворачиваю направо, обратно на Оксфорд-стрит, бегу из города. Чего бы они ни ждали, этому не бывать.

Конечно, есть и другие призраки. Я уверен, они меня видят, следят за мной. Это получается у них лучше всего. Наблюдать, шептаться, очищать. Это их любимая игра, а я очередная пешка, которую нужно убрать с доски.

Я оглядываюсь. Они бегут за мной, все трое. По крайней мере, у Дайю есть шанс.

Я же возвращаюсь на Путь Призрака.

Я довольно хорошо знаю город, чтобы понять: Кроун-стрит, пересекающая Оксфорд, не приведет меня к Карен, но тянется в нужную сторону. Я сворачиваю на Кроун, призраки дышат мне в спину. Бросаюсь через дорогу и молюсь, чтобы какая-нибудь машина просигналила мне и сбила их.

Ничего подобного.

Пока их только трое. Мне еще везет. На углу Альбион я резко сворачиваю — неподалеку полицейский участок, но копы ведь не помогут?

Хотя и должны.

Я не вижу и не ищу его, но бегу уже медленней. Оборачиваюсь и понимаю, что призраки отстали. Это глупо. На улице никого, сиднейская полиция меня не заметит, от волнения я, похоже, пропустил участок.

Теперь я шагаю. Останавливаться нельзя. Задыхаюсь. Я бежал слишком долго. Не снимаю руки с пистолета. Мне страшно, сердце болит. Они не могли оставить меня в покое. Я оглядываюсь, ожидая погони. Наверное, они решили пойти в обход и обогнать меня, преградить путь.

Это значит, что нужно выбрать другую дорогу или бежать прямо на них.

Этот район я знаю плохо. Я в Сарри-Хиллз, а он может быть милым и страшным. Здесь много дорогих домов, а еще в хостелах часто останавливаются туристы. Это неплохо, но привлекает бродяг.

Но ведь теперь я один из них.

Здесь много бездомных, но я не знаю, где именно они обретаются, и весь Сарри-Хиллз кажется опасным. Наверное, зря. Здесь не хуже, чем в остальном Сиднее. Особенно для меня. Я помечен. Для призраков я сияю: вредитель, человек, сошедший с Пути Призрака.

Враг.

Я бы нервничал, даже если бы просто шел по темным, узким улочкам, так далеко от Оксфорд-стрит.

Ничего не происходит. Никто не преграждает мне путь. Район словно вымер. Улицы пусты. Я где-то между Альбион и Оксфорд. Здания жмутся друг к другу иначе, чем в деловом центре города, где они бьются за каждый метр. Тут они поддерживают друг друга. Стены и тротуары в трещинах, но решетки кованых ворот удивительно красивы. Дома и заборы оплетает столетний плющ. Названия многих улиц начинаются с «Маленькая», а они сами лишь ответвления больших дорог. Это район крохотных, милых бунгало, и я понимаю, что зря не интересовался этой частью города.

Я поворачиваю за угол, и из темноты выступает мужчина. На нем выцветшее тряпье, не серое, просто блеклое. Кожа скорее темная, чем раскрашенная. На лице шрамы. Два глаза, хотя один и заплыл. Он яркий и четкий — часть какой-то другой реальности. Нездешний.

— Добрый вечер, — говорю я, пытаясь быть дружелюбным. Я хочу просто пройти мимо. Может, он из подземной пещеры Иезавели? Кажется, ему там самое место. Он высокий и выглядит крепче меня — из-за множества тряпок. Наверное, стоило промолчать, но, выйдя из ниши, он взглянул прямо на меня.

Мужчина хмыкает, совсем не дружелюбно. Поднимает и сжимает руку в кулак.

— Сколько раз?.. — Он не продолжает. Я понятия не имею, о чем он говорит.

— Всего один, — отвечаю я. — Пройду и больше не вернусь, обещаю.

Он ворчит, еще злее.

— Я добрый малый, — говорит он. — А это моя улица.

— Э-э-э... — Я не могу ничего с собой поделать: — Улица Доброго Малого? А где указатель?

Теперь он уже рычит, как бультерьер, скалится, блестит зубами. Смотреть так же неприятно, как слушать.

— Если ты и правда добрый малый, — говорю я, — может, просто дашь мне пройти?

Он щелкает шеей. Склоняет голову к плечу — раздается новый щелчок. Сжимает кулаки. Хрустит костяшками. Уже в двух шагах от меня.

— Смеешься, да?

Я поднимаю руки, отступаю назад и говорю:

— Нет, нет. Совсем нет.

Если мой голос дрожит это оттого, что мне страшно. Я не забыл о пистолете в кармане — он упирается мне в бедро. Но я не ковбой, чтобы выхватить его у врага перед носом. Думаю, мне повезло, что бродяга сперва зарычал.

— Что ты здесь забыл? — спрашивает он, щелкая шеей в третий раз. От этого звука у меня сводит желудок.

— Ничего, — отвечаю я.

— Слишком быстро болтаешь.

А еще мой голос звучит на октаву выше обычного. Скажи лучше то, чего я не знаю.

— У тебя на уме, — говорит он, кивком указывая мне на голову, словно я могу ее потерять, — темные замыслы. Думаешь, ты один что-то потерял.

Я подыскиваю слова, но пятиться перестаю.

— Мы потеряли все, — отвечаю я. — Я, гребаные призраки, остальные.

Я специально так говорю. Он не серый, не на Пути Призрака. Может, у него на них зуб и наличие общего врага поможет не доводить все до крайности.

Он смеется, что не слишком-то отличается от рычания.