Город на берегу неба (СИ) - Монакова Юлия. Страница 9
Лёнчик был круглым отличником, уверенно шёл на золотую медаль, считался гордостью школы и с блеском побеждал во всевозможных городских и общероссийских олимпиадах, полностью оправдывая надежды, возложенные на него отцом. Тот мечтал вырастить гения — и это ему удалось!
Оле же не все школьные предметы давались одинаково легко, даже несмотря на кружки и репетиторов. Среди оценок в четверти могли мелькать и четвёрки, а уж получить текущую тройку (на счастье, это случалось не чаще раза в полугодие) и вовсе означало грандиозную выволочку. Отчим до сих пор тщательно и регулярно проверял её дневник, контролируя успеваемость строптивой падчерицы, которой ведь только дай волю — наплюёт на учёбу и ступит на кривую дорожку, пустившись во все тяжкие. За четвёрки её наказывали отповедью (отчим с видимым удовольствием размазывал и топтал Олину самооценку, разъясняя, какая она ленивая тварь, неблагодарная скотина и непроходимая тупица), за тройки под настроение могли и выпороть, не удовлетворившись моральной экзекуцией. Она научилась терпеть, сжав зубы — только бы не плакать, ни в коем случае не плакать на его глазах, к его удовлетворению!
Повышенный интерес Лёнчика она стала замечать с тех самых пор, когда её тело начало потихоньку оформляться из девчоночьего — в девичье: округлились бёдра, выросла грудь. Сводный брат не демонстрировал свою заинтересованность открыто, но она то и дело ловила на своём лице и теле его неприятные взгляды: Лёнчик воровато шарил по ней глазами и тут же отворачивался, если она пыталась поймать его с поличным.
Ему к тому моменту уже исполнилось шестнадцать лет. Несмотря на то, что Лёнчик был отличником, умницей и всеобщей гордостью, успехом у девочек брат совершенно не пользовался — этакий сопящий неклюжий увалень с красными щеками и потными ладошками. Даже всевозможные занятия в секциях не помогли Лёнчику справиться с лишним весом, и отчим махнул на это рукой: не всем же быть олимпийскими чемпионами.
Всё чаще Оля замечала (особенно если они с Лёнчиком оставались дома вдвоём), что сводный брат пытается словно ненароком оказаться с ней рядом, будто нечаянно провести рукой по её телу, мимолётно задев попу и коснувшись груди… Она не особо с ним церемонилась, тут же ощетиниваясь:
— Лапы убрал!
— Пф-ф, нужна ты мне больно, что ты себе там навоображала, — фыркал Лёнчик с показным равнодушием.
Оле иногда казалось, что он постоянно следит за ней. Подсматривает, когда она переодевается у себя в комнате. Подглядывает через окошко, соединяющее кухню с ванной комнатой, когда Оля принимает душ. “Это уже на паранойю смахивает!” — посмеивалась она сама над собой, но… всё же с особой тщательностью всегда закрывалась изнутри на все замки и шпингалеты.
Однажды она попробовала поделиться своими наблюдениями с мамой. Та, разумеется, не приняла её всерьёз.
— Ну что ты, Оленька! — воскликнула она. — Как ты можешь даже думать о таком, тебе не стыдно?! Лёнчик же твой брат!
Оля не на шутку рассердилась тогда.
— Мам, у тебя склероз или маразм?! Ну какой он мне на фиг брат? Только на бумаге. По крови мы с ним не родные…
— Не смей так с матерью разговаривать! — рассердилась та. — И… и думаю, ты всё же ошибаешься. Принимаешь желаемое за действительное. Девочки в твоём возрасте часто придумывают себе повышенное мужское внимание и заинтересованность, которых нет на самом деле… Им просто хочется, чтобы в них влюблялись.
— Желаемое за действительное? — Оля даже опешила от подобного заявления. — Вот спасибо, мамочка. Ты полагаешь, я реально мечтаю, чтобы этот жирный занудный тюфяк одарил меня своим благосклонным вниманием?!
— Замолчи сейчас же! — вспыхнула мать. — Чтобы я больше от тебя этого не слышала. Он твой брат. Брат — и точка!
Оля решила отныне ни с кем не делиться своими подозрениями, но при этом держать ухо востро и не подпускать Лёнчика слишком близко… от греха подальше. Она больше не разгуливала по дому в коротких шортиках или обтягивающих майках, вообще старалась вести себя тише воды, ниже травы. Сводный брат же продолжал нахально ощупывать её взглядом и облапывать словно бы невзначай, отчего Олю буквально передёргивало.
Однажды она вернулась из секции по волейболу и, обрадовавшись тому, что дома больше никого нет, сразу же помчалась в ванную: в спортшколе в тот день внезапно отключили горячую воду, принять душ после тренировки ей не удалось. Затолкав пропотевшую форму в стиральную машинку, Оля с наслаждением встала под струи тёплой воды и закрыла глаза, блаженно растирая уставшее тело мочалкой и вдыхая аромат геля для душа.
Она не слышала, как хлопнула входная дверь, потому и сглупила: выскочила из ванной в одном банном полотенце. Всего-то делов — добежать пару метров до своей комнаты и достать из шкафа чистую одежду… Однако на пути у неё внезапно возник Лёнчик.
— Опаньки, — игриво протянул он, жадно шаря по телу сводной сестрицы похотливо заблестевшими глазами. Обнажённые ноги, руки, плечи, длинные влажные волосы — всё это не на шутку его распалило.
— Ай! — взвизгнула Оля от неожиданности. — Напугал, придурок. Я не знала, что ты дома. Дай мне пройти!
— А что мне за это будет? — ухмыльнулся Лёнчик, беззастенчиво уставившись ей в ложбинку между грудей, куда был заправлен уголок полотенца.
— Зенки тебе не выцарапаю, — мрачно пообещала Оля. — В противном случае пеняй на себя.
Видимое спокойствие давалось ей с трудом. Сердечко колотилось изо всех сил, руки подрагивали, во рту пересохло.
— Да ладно, чего ты ломаешься, — Лёнчик сделал шаг, оказавшись совсем близко. Оля инстинктивно отшатнулась… и ощутила спиной стену.
— Ну, и что тут у нас интересного? — пухлые ладони Лёнчика легли ей на плечи. Оля задёргалась, сбрасывая его руки, но он тут же навалился на сводную сестру, ещё плотнее приперев её к стенке, и полез под нижний край полотенца. Дыхание его сделалось частым и взволнованным, лицо покраснело. Олю замутило от отвращения конкретно к Лёнчику и от омерзительности ситуации в целом. Она всё ещё не верила, что это происходит с ней на самом деле, что всё по-настоящему — почему-то казалось, что Лёнчик сейчас расхохочется и скажет что-то вроде: “Что, испугалась, мелкая? Шуток не понимаешь!” Шутка, конечно, при любом раскладе выходила так себе, но, по крайней мере, было бы не так ужасно противно…
Оля, уперевшись ладонями в его плечи, попыталась оттолкнуть, но Лёнчик принял это за игру и решил, что она не собирается оказывать серьёзного сопротивления. Ещё через мгновение он дёрнул за уголок полотенца на Олиной груди, и оно тут же свалилось на пол.
Что происходило дальше — Оля помнила смутно. Она словно с цепи сорвалась. Миг — и она изо всей силы ударила Лёнчика коленом в пах, одновременно впиваясь ногтями в его лицо…
…Когда через полчаса родители вернулись домой, то застали чудную картинку: забаррикадировавшуюся у себя в комнате Олю и Лёнчика с расцарапанной физиономией, передвигающегося по квартире слегка вприсядку.
— Дура! Дура бешеная! — завопил он в ответ на расспросы отца. — Я пришёл домой, а она тут в одном полотенце рассекает, сверкает голой задницей… Ну, я и сделал ей замечание, чтобы оделась, это же неприлично! А она совсем с катушек слетела, как накинется… чуть глаза не выцарапала.
— Враньё! — отчаянно прокричала Оля из своей комнаты. — Он ко мне приставать начал, руки распускать…
— Открой дверь, — приказал отчим.
Щёлкнула задвижка. Оля, одетая в закрытый спортивный костюм, исподлобья зыркнула на сводного братца. Вид его разукрашенного лица втайне доставил ей удовольствие.
— Он всё врёт, — твёрдо повторила Оля, вздёрнув подбородок. — Он давно ко мне подкатывает… Я даже маме про это рассказывала.
Отчим быстро обернулся к своей супруге.
— Было дело?
Мать замялась.
— Ну… что-то вроде бы говорила… кажется…
– “Вроде”, “кажется”, — психанул он, а затем резко повернулся к падчерице. Оля испугалась, что он сейчас влепит ей пощёчину и даже инстинктивно зажмурилась, но вместо этого услышала: