Субординация (СИ) - Вольская Виктория. Страница 27

— Как я жила? По — разному. Нельзя сказать, что я была несчастной всю жизнь, были моменты безграничного счастья. Это жизнь, Алина. Она разная. Не смотря на всё, что было хорошего и плохого, я ни о чем сейчас не жалею. Никого не виню и ни на кого не держу обиду. Я просто живу и люблю своего мужчину. Я люблю его с самого детства. Мы с Димой были соседями, сначала друзьями, потом дружба переросла в нечто большее. Он был во всем для меня первым. Мы поженились, как только нам исполнилось восемнадцать. Через три года после свадьбы я забеременела. Родила Егора. Роды были очень тяжелыми, врачи сказали мне, что я больше не смогу иметь детей. Вот тут наш брак и треснул. Я замкнулась. Считала себя ущербной, неполноценной, ведь Дима всегда мечтал о большой семье, а я не могла ему этого дать. Полностью посвятила себя ребенку, тряслась над ним, как над хрустальным.

— И именно в этот момент он познакомился с моей матерью. Так?

— Да. На практике в суде они познакомились. Твоя мама тоже оканчивала юридический факультет, хоть ни дня и не работала по профессии потом.

— Это же подло! Вам было больно, одиноко, а он вместо поддержки, завёл новые отношения.

— Мужчины устроены иначе.

— Не оправдывайте его. Вы ещё скажите, что сами во всём виноваты.

— В измене всегда виноваты оба. Я не подпускала его к себе месяцами, закрывалась в комнате на щеколду, и ему приходилось спать на диване в гостевой комнате. Господи, ему не было ещё и двадцати пяти, — она делает несколько глотков вина, чтобы убрать спазм в горле. — Дома постоянные мои слезы и молчание, а там веселая и беззаботная Люба.

— Как вы узнали о них?

— Нашлись доброжелатели, открыли глаза. Даже фотографию показали, на которой он стоял у родильного отделения с тобою на руках.

— И вы простили?

— Нет. Я ушла от него. Забрала Егора и уехала к родителям. Он приехал за мной через неделю. Тогда он рассказал мне честно о ней, о тебе. Попросил вернуться домой, Егору нужно было идти в школу, первый класс. Он оставил нам квартиру, а сам переехал к вам.

— Я плохо помню то время.

— Первые полгода, я жила, как в тумане. Плакала всё время, очень похудела. Даже покончить с собой пыталась, Егор помешал. Вернулся раньше из школы, уроки отменили. Он тогда так на меня осуждающе посмотрел, что я до сих пор вздрагиваю, как вспоминаю этот момент. Он ничего не сказал, только взглянул, подошел, вытащил из рук папину бритву и обнял. Мы долго так сидели обнявшись. Мой мальчик очень рано повзрослел, мне кажется, что у него вообще не было детства. А потом к нам приехал мой свёкр. У него обнаружили онкологическое заболевание, и он решил последние свои дни провести со мной и внуком. К Диме он не поехал, не принял твою мать. После этой истории отношения у них стали очень натянутыми. Михаил Егорович был однолюбом, и походы налево своего сына не одобрил. Дима только однажды приезжал к нему, они очень сильно поругались, и отец запретил ему переступать порог дома, пока он жив. Так мы прожили ещё пять месяцев. Днем я хлопотала по дому, занималась сыном, ухаживала за свёкром, а ночами плакала от одиночества в подушку. В одну из таких ночей, он вошёл ко мне. Обнял и сказал: — «Хватит. Пора возвращать его домой». Я возмутилась, сказала, что не прощу, а он улыбнулся и назвал меня дурехой, — женщина очень тепло улыбнулась, вспоминая этого мужчину. — А потом вдруг стал очень серьезным, что у меня по спине мурашки побежали. В глаза смотрит и руку мою не отпускает. Я его слова на всю жизнь запомнила: «Слушай мой наказ, дочка. Когда я помру, он приедет. Один. Я так распорядился. Девки этой на могиле моей не быть. Приди к нему ночью. Поплачете, погорюете, утешь, приголубь». Я опешила от его предсмертного наказа. Говорю: «Пап, да вы о чем меня просите? Стыдно же чужому мужчине себя предлагать!», — Надежда стирает накатившую слезу. — А он: «Разве он тебе чужой? Женаты вы. Законная ты для него». Я плачу и шепчу: «У него ребенок там». А он: «А у тебя ребенка нет? Стыдно ей. Не тебе стыдится — то надо, не ты в чужую постель залезла и мужика от семьи и сына отвадила. Дура она, что запрещает ему с сыном общаться, а ты мудрой будь. Даже если невыносимо будет, стисни зубы, поплачь в одиночку, но никогда, запомни, никогда не вставай между ним и детьми, не заставляй делать выбор, ни между этой девочкой и тобой, и уж тем более между детьми. Родные они, брат и сестра. Сделай так, чтобы знались они».

— И вы пришли к нему? — Алина тоже не сдерживает слёз. Слова дедушки тронули её.

— Пришла. Чуть со стыда не сгорела, но пришла. А он не прогнал. Да только наутро уехал к вам и не вернулся, — женщина поднимает бокал, ждёт этого же жеста от девушки. Алина поддерживает её, звон бокалами и они делают по нескольку глотков расслабляющего напитка. — Через два месяца я узнала, что забеременела. Трижды анализы сдавала, поверить не могла. Решила, что это свекр меня благословил на прощание. Счастью моему не было предела.

— Ему сказали?

— Тогда сотовых не было, нельзя было позвонить человеку лично. Я позвонила на домашний. Трубку взяла Люба, она говорила: — «алло», а я молчала и слушала твой заливистый смех, вы с Димой играли, как я поняла, в прятки. И я повесила трубку, не смогла. Решила, что буду воспитывать ребенка одна. Скрыть беременность от Димы не составило труда, он всегда заранее звонил, сообщал о своем приезде. Я говорила, что работаю, и Егор будет ждать его у соседки. Баба Нюра, хоть и ворчала, что я поступаю не правильно, но все же помогала. Егор тоже отцу ничего не говорил, хоть и маленький был, но всё прекрасно понимал. Дима забирал его на пару часов, а потом после прогулки провожал его до квартиры соседки, а я стояла за углом дома и провожала его взглядом. Любовалась им и плакала. На восьмом месяце у меня начался ужасный токсикоз, я не могла ни пить, ни есть. Живот постоянно тянуло. Врач сказал, что мне нужно срочно ложиться на сохранение. Я позвонила Диме, опять соврала, что нужно уехать в командировку, Егора оставить мне не с кем. Дима ответил, что сможет приехать только через неделю, ты очень сильно болела, и он повез тебя в Москву на приём к одному светиле медицины. Я отложила госпитализацию. Соседка была очень старенькой, и доверить сорванца на целую неделю я не могла, а родители были очень далеко. Да и не говорила я им, что беременна. Хотела сообщить после рождения малыша. Глупая была. Через несколько дней я потеряла сознание прямо на лестничной площадке в подъезде, — за столиком воцарилось молчание. — Ребенка врачам спасти не удалось, я очень сильно ударилась животом при падении о ступеньку бетонной лестницы. Началось кровотечение, меня не сразу обнаружили соседи, я чуть не умерла от потери крови. Очнулась я в палате, живота нет, а рядом со мной сидит Дима, бледный и испуганный. Он прилетел сразу, как только ему сообщили, что я в больнице. Медсестры потом сказали мне, что я три дня не приходила в себя, и он все эти дни не отходил от меня ни на секунду. Что — то изменилось тогда между нами. Потом меня выписали, Дима привёз меня домой. Я не сразу заметила, что в шкафу лежат его вещи, а в ванной комнате снова висит его халат. Он вернулся. И я приняла всё то, что нас ожидало в дальнейшем. А это мучительно больно, понимать, что он после работы спешит не к тебе, а к другой. Да, он ехал, чтобы повидаться с тобой. Но ведь помимо тебя там была и Люба.

— Мне жаль, что вам пришлось всё это пережить, — искренне произносит Алина. — Я не могу его простить за этот обман. Мне всё детство твердили, что папа часто ездит в командировки, папа скучает и я его единственная принцесса. А оказалось, что он ездил от одной жены к другой. От одного ребенка к другому. Это не правильно. Это подло и отвратительно.

— Он болен, — шепчет Надежда. — У него тот же диагноз, что и у его отца. Ему осталось от силы месяца четыре.

— Четыре месяца — в шоке произносит девушка.

— Хочешь, я на колени перед тобой встану? — Надя решительно привстает со своего места и …

— Да, вы что?! — Алина подхватывает женщину за локти, не позволяя опуститься на колени. Она усаживает Надежду обратно на её стул. Но женщина не отпускает руку девушки.