Учение гордых букашек (СИ) - Стариков Димитрий. Страница 52

— Дети верные я посланник Гебы на земле, — заговорил человек, — внимайте.

Ветер сам заносил слова в уши. Последние живые стражники, осторожно отступили от толпы, будто от бешеной собаки, которая ненадолго раздумала вгрызаться в глотку. Человек с венцом продолжал:

— Агреб, враг мира среди братьев, когда-то исказил слова Гебы. Сегодня сделал это снова.

Толпа в смущении посмотрела на свои измазанные кровью руки.

— Все правильно услышали вы, только одно неверно. Король страны этой, не предавал вас, он не отправит горожан на смерть и корона все еще при нем. Геба послала меня со словами благословения ему в войне против преступлений брата его.

Молодой парень встал и выкрикнул:

— Так почему он сам этого не скажет?

Крепкий мужлан, по видимости отец тут же схватил его и утянул вниз, обратно на колени.

— Честный не предстанет перед судом лжи. Теперь, когда вы знаете истину, достойно будет и судье выйти на суд.

Послышался стук железных каблуков, Йордан, один, без охраны спускался по лестнице. Корона его сверкала на обеденном солнце. Вечно хмурым взглядом он погасил последний огонь в сомневающихся сердцах. Беладор склонился перед ним, урод с огненным венцом встал рядом с королем, и пламя закружилось вокруг монаршей головы. Король поднял руку, и уродец в шрамах преклонил колено.

— Вы поверили лжецу Агребу, убили братьев своих, в страхе войны устроили битву. — Король покачал головой. — Я держу слово, корона на мне, я не поведу в бой тех, кто создан для мира. Огонь правды может всех покарать за зло ваше.

Тут огонь поплыл в сторону толпы. Мужчины в страхе закричали, закрыли глаза и приникли к земле, но Беладор был уже спокоен. Он видел, что огонь не жаждет жечь, напротив, он бежит от человека со шрамами на лице.

— Но огонь любви не накажет дитя, что оступилось.

Огонь разболтался, растекся в воздухе и исчез. Человек со шрамами ослабел, и немного повалился на Беладора, не в силах держаться даже на коленях.

— Вернее наказать немногих с пользой, чем многих без пользы, — сказал король. — Зачинщики, служители Агреба среди вас. Отдайте их на суд посланника Гебы.

Толпа тут же оглянулась на Фатэля и его приближенных, грозя ножами, выдавила из себя вперед. Там мятежников схватили стражники. Король развернулся на месте, и зашагал обратно. Толпа понемногу выросла с колен. Они плакали, тащили умерших, проклиная Агреба. Стражники искали своих и вытаскивали на ступени, чтобы позже похоронить с почестям. Беладор подошел к королю, чтобы склонится снова.

— Мой Король, вы остались один, посреди восстания. Мне стоит наказать тех, кто должен был вас охранять?

За короля ответил уродец на нетвердых ногах.

— Никому нельзя было верить после покушения. Один из твоих людей напал с ножом, когда оказался рядом. Его пришлось долго пытать, прежде чем он все рассказал.

— Теперь волна схлынула, — прервал его Йордан. — Тебе, Беладор, следует отдохнуть. Прикажи своим людям отнести тебя к лекарю.

— Мы все ваши люди.

— Конечно. После расскажешь, почему тебя не было в замке.

Йордан развернулся и ушел в покои. Беладор не стал подзывать стражу, у них хватает забот. Живые сами о себе позаботятся, а вот мертвые… Беладор проковыривал ногами бордовый ковер из тел, и ступал по брусчатке. Народ постепенно уносил родных. Хоронить никому не нужных придется в море. Тут Беладор принялся разгребать тела. Он увидел то, чего не хотел находить. Кертиса проткнула длинная стрела с черными перьями. Командир лег рядом с верным слугой.

Лишь из страха

Даскал несколько дней нес Терри вверх по золотой от желтых листьев реке. Отдыхать времени не находилось. Ночью волки хоть и боялись костра, все равно бродили неподалеку. Выли, рычали так, что не заснуть. Рой тоже потерял много сил, зеленой мази едва хватило покрыть ожоги. Двулесье они покинули с облегчением. Просторная степь с небольшими каменными родинками, наконец, приютила их и дала поспать. Терри понемногу начинал сам ходить, но все еще не мог идти с друзьями наравне. Путники часто устраивали привалы и отдыхали среди равнины. Даскал не позволял разводить больших костров, а маленькие они складывали только на каменных островках. Впрочем, дичи вблизи леса не водилось, и жарить все равно было нечего. Рой рассказал свою историю, но Даскал только слушал и кивал, не спеша рассказывать свою. На одном из привалов, Рой наконец спросил прямо:

— Даскал, так почему ты решил помочь Красным?

Даскал неохотно полез в суму и отдал Рою его медальон.

— Мне отдали солдаты. Когда ты не удержал лошадь, я погнался за волками, но быстро сбился в темноте. Я звал, но ты не отвечал. Весь следующий день и ночь бродил по лесу, сильно волновался. Наутро я вышел к реке, нашел там лагерь Красных. Бедняги пытались оправиться после того, что вы натворили огромным деревом. Восстанавливали палатки, трупы раздевали и сбрасывали в Златоводную. На меня никто внимания не обратил. Я направился прямо в палатку командира. Он сперва показался не слишком умным. Сидел один, без охраны. Я вошел, вежливо спросил, не видел ли он беловолосого мальчика с серебряным медальоном. Командир, было, схватился за меч, но… ничего у него не вышло словом. Командир прикинулся испуганным, поверить легко, теперь не каждый день видишь как вода, которую собирался выпить пытается тебя убить.

— А она пыталась его убить? — спросил Терри.

— Не удивляйся. Пока рано, раз уж ты к нам прибился. Так вот показал он мне медальон, сказал, что мальчик был, и его отправили вместе с повозками пуха, чтобы потом переправить в Рипетру. Он обещал послать гонца с приказом вернуть мальчика, если я помогу им справиться с каким-то Лесным Братством.

— Каким-то, — хмыкнул Терри.

— Теперь я вижу, вы хорошие люди, раз приютили моего ученика. Жаль тогда я этого не знал. Командир хорошо понял, что может сыграть на моей беде. Он действительно написал приказ вернуть парня, и отправил гонца. Еще и медальон в его руках. Я поверил, Терри, прости старику глупость.

— Я вас не виню. Рой говорил вы ему как отец. Значит и он вам дорог.

— Это правда. — Даскал устало улыбнулся. — Тогда я дал им зелье.

— То самое, с черными слезами? — спросил Терри.

— Да. Черную, вязкую жидкость выпивают по капле десять человек. Их бьют до слез. Зрение людей вытекает по щекам, другой человек пьет слезы и видит. Видит, как сплетения лучей отражаются от любой поверхности, разбирает отражения на деревьях земле и людях. В его голове все собирается и он видит все и далеко. Видит так, как будто стоит в каждом месте и смотрит во все стороны.

— Такая сила. Особенно в лесу. Значит, они могли найти наш лагерь, и нам повезло, что они встретили нас раньше?

— Про то, что произошло, когда вы встретились, я знаю по рассказам солдат. Я не хотел сам убивать незнакомых мне людей, хотя и снабдил их врагов оружием. Да они бы нашли любой, даже очень хорошо укрытый лагерь. Но за такую силу дорого платить. Через день, тот человек с черными глазами тоже бы стал слепцом. Потом вы напали. Признаюсь, я удивился такому дождю из огня. Я не мог отклонить столько стрел, но дал солдатам весь Эль бегунов, чтобы они пережили ночь. Потом я увидел Роя, и понял, что меня обманули. Кстати как твоя рука?

— Не болит.

— Чудно. Ты не звал духов столько дней, а теперь Ветрен не наказывает тебя?

— У меня кажется, получилось кое-что. При наступлении я споткнулся о корень, и угодил в лужу смолы. Чуть не сгорел, но понял, что значит звать без слов. Тогда от страха умереть сама душа просила помощи. Вода меня спасла. Только Даскал, я больше не хочу их звать.

— Теперь ты знаешь, каково это, общаться с ними. Хорошо, что ты выжил.

— Да уж. Умирать от огня больно.

— Я не про огонь. Разве огонь сравнится со страхом тех духов?

— Я бы скорее сгорел, чем почувствовал их души снова. Но огонь убивает по-настоящему.

— Духи тоже. Иногда люди просто падают замертво, душа улетает, срывается в пропасть. Душа крепкими узами связана с плотью, но общаясь с низкими душонками, что больше всего на свете боятся потерять тело, ты перенимаешь их страх. Душа больше не держится сама, ее может унести любой ветер. Будто сердце забывает, как нужно биться, и приходится самому держать ритм. То, что ты делал не задумываясь, теперь непосильно. Потом ты чувствуешь боль, ярость и плач потерянных душ. Это рвет на части. И ты умираешь. Вытекаешь из своего же тела.