Ковчег для Кареглазки (СИ) - Наседкин Евгений. Страница 35

Поэтому я вскипел, когда сладкий томный голос из колонок стал напевать «Ах, какая женщина», а сзади на мое плечо опустилась тяжелая рука. Я развернулся и встретился глазами с Гориным — и опал в осадок.

— Позволишь? — полковник ухмылялся. — Потанцевать с женой?

По сути, это было его право, но алкоголь и злость повлияли на меня не самым лучшим образом.

— Услуга за услугу, — сообщил я, мило улыбаясь.

— Смотря, что ты хочешь, — его глаза сузились.

Что я хочу? Хрен его знает — ну, помимо его жены. Этого ему не скажешь, если жить хочется, поэтому я сказал первое, что пришло в голову. Видать, оно там витало, так как тоже было необходимо — не в первую очередь, а так, на будущее.

— Хочу закончить вчерашнюю экскурсию, — ответил я. — Прогуляться по окрестностям, так сказать.

Полковник громко рассмеялся, так что все оглянулись, а туча над нами разошлась.

— Не вопрос, салага. Будет тебе экскурсия. Я сам хочу потом погулять — уже дышать не могу из-за вашего перегара.

Я снова сотворил улыбку, а сам нехотя отодвинулся, а затем и вовсе вернулся за стол. Там был Свинкин, который не танцевал — с протезом не подрыгаешься. С ним мы и хряпнули еще по стопарику.

****

Полковник курил что-то без фильтра возле мотоцикла. Фуражка была натянута, китель застегнут на все блестящие пуговицы. Лихой казак.

— Поехали? — прокричал он, перекрикивая секторгазовского «Атамана», оглушающего даже здесь, метрах в двадцати от столовой.

— Я, наверное, склонен передумать, — заметил я, так как ехать уже не хотел — меня подташнивало, да и легкомысленная танц-атака выходила боком: разболелось колено.

— Ты что, ссышь? — захохотал Горин, — ты же недавно уничтожил десяток морфов молотком, чего трусишь?

Подначивает. Ну, ладно. Я стал моститься в коляску «Юпитера» под его изумленный взгляд.

— Не, так не пойдет. Поедешь со мной — на сидении. С ветерком.

— А я? — раздался звонкий женский голос, и мы обернулись. — Мне нужно на ГЭС, обсудить с Кравцовым завтрашний эксперимент. Насчет повышения мощности…

В дверях столовой стояла Кареглазка в берете, и застегивала молнию на кофте.

— Дорогая, я всегда рад прокатить тебя, — отозвался Горин, хотя я в его голосе не уловил нежности.

Он выбросил в ведро еще тлеющий окурок, и уселся. Я остановился в растерянности, даже алкоголь не смог сделать меня храбрее.

— Так теперь можно в коляску?

— Успокойся ты! — отрезал полковник. — В коляску — собаку. А ты садись за мной.

— Я не смогу так, — растерялся я, ведь это означало, что Крылова прижмется ко мне сзади. — У меня же в спине осколок был, и ожоги еще заживают.

Полковник закатил глаза и сплюнул прямо перед колесом.

— А вы говорите — герой! Спина болит… Ладно, садись за моей супругой. Лена, а ты — за мной…

Цербер радостно вскочил в коляску, а Кареглазка села за мужем, обхватив его руками. Я, помявшись, сел за ней — места на сидении оставалось мало, поэтому я находился с самого края. Куда девать руки, я не представлял — пока что я взялся ими за бочины сидения.

Жжух! — и мотоцикл стартовал, чуть не сбросив меня, как норовливый конь. Я шатнулся и понял, что придется обхватить Елену Ивановну так же, как она своего муженька. Моя промежность съехала от вибраций и подскоков, прижавшись к Кареглазке, мои руки полезли между ней и полковником, она отодвинулась, понимая ситуацию… и мои ладони застыли где-то в области ее живота. Так мне сначала показалось.

На скорости мы проехали КПП, где дежурный наряд быстренько распахнул ворота, и по ухабистому асфальту понеслись в сторону Новогорска.

И тут, впившись руками в девушку, я осознал, что ладони мои находятся выше ее живота — на двух пульсирующих бугорках — да я слышал через кофту ее учащенное сердцебиение! От адреналина закружилась голова, спирт улетучился из мозга, и пришлось еще крепче ее обнять. Представляете — я держался за женскую грудь, и мял ее на каждой кочке, а в это время муж сидел совсем рядом?! Конечно, это произошло нечаянно, но, отбросив первый шок, я решил ничего не менять — тем более, что в нашей безумной поездке я все равно не смог бы отодвинуться — моя промежность словно прилипла к заднице Кареглазки.

Честно говоря, въезд в Новогорск и выезд из него запомнился мне плохо. Кроме грохочущего мотоцикла и меня с Крыловой, я потом с трудом смог вспомнить только гидроэлектростанцию, возле которой Цербер сделал огромную зловонную кучу, а мы с Гориным сходили помочиться — да так, что я свалился в овраг.

****

На следующий день Дионис снова пришел. Его появление застало Гермеса врасплох — он как раз приводил себя в порядок. Слава Богу, что Зенон прицепил в вагоне турник — как же он по нему соскучился! Теперь перекладина стала главным другом для новоявленной Божьей нареченной — она до изнеможения, до воспаленных мозолей насиловала новое тело… мышцы ощутимо ослабли после смены пола, но она была настойчивой.

Пастырь подошел, и похлопал бывшего оперативника по плечу.

— Отлично! Просто отлично, Афродита! — похвалил он.

Гермес взглянул с плохо скрываемой ненавистью, но Дионис знал: все проходит, и это пройдет тоже. Ненависть — одна из самых перегорающих эмоций. Просто нужно дать остыть. А силовые упражнения это прекрасное средство для очищения разума и снятия напряжения.

— Принимай лекарства, и скоро ты понадобишься Синдикату, — с улыбкой сообщил блондин. — Ты нам нужна — хладнокровная и эффективная, как раньше. С твоими талантами ты вполне можешь стать первой женщиной — наставницей в Доме невест. Через несколько лет…

Но Гермес-Афродита не улыбнулась в ответ, а вернувшись в исходное положение, снова повисла на турнике. Узкий хват, ладони внутрь — нужно быстрее вернуть силу бицепсам. Шаг за шагом.

После вчерашнего нервного срыва вагон был превращен в палату для умалишенных — только мягкие стены, ткань и вата, а все, что могло быть использовано для членовредительства — надежно спрятано в шкафах под замками. И захочешь, не убьешься.

— Ничего не говори, это нормально, — Дионис провел рукой по пояснице невесты, оценивая работу хирурга. — Мы скоро сможем выехать. Тренируйся пока что.

Пастырь вышел, оставив Афродиту с Зеноном. Нужно было проконтролировать работы по укладке нового железнодорожного полотна — в обход карьера. Из-за обвала паровоз торчал на одном месте. Также нужно было переговорить с плененным шпионом — тот внезапно вспомнил, что видел в Межнике военных с красным кейсом. Ковчег — это первоочередное задание. Хорошо, что мы узнали, где он, острожно подумал священник, даже мысленно боясь спугнуть удачу.

****

По возвращению с прогулки Горин сразу же потащил жену поговорить. Первое, что пришло ей в голову — муж заметил, как Менаев держался за ее грудь. Внутри похолодело от предчувствия беды, и пока они шли, она перебрала разные варианты для объяснения.

В принципе, и придумывать нечего — я виновата только в том, что сразу ничего не сказала. Ну, а что говорить? Пьяный парень, усаженный мужем позади, как и полагается, ухватился за меня — только не за плечи или живот, а за грудь. Вообще, как Илья докажет, что это была именно грудь? И даже если Гриша сделал это — как доказать, что это было неслучайно?

Хотя, возможно, что она тревожится зазря — последнее время Горин не был ревнивым. А если все же приревновал, то логикой его не убедить. Ревность не признает здравого смысла — она просто пожирает ревнивца, как Адриатическое море Венецию.

В памяти всплыл тот самый момент, когда Менаев воспользовался доступом к ее телу. По шее и вниз по спине пробежали мурашки. Снова нахлынуло то чувство испуга и необъяснимого тепла в животе, посетившее на мотоцикле.

Что это было? Подсознательно, именно в этом и была ее вина — в желании, появившемся совершенно неожиданно. Именно это ее терзало… потрясло и шокировало. Почему?! Откуда такая физиологическая реакция? Разве она хотела секса?

Нет. Тем более, не с Менаевым. Его похабные шуточки и сальной флирт по большей степени раздражали. Он — человек, который появился из ниоткуда, из сообщества выродков… хотя она стремилась не классифицировать людей таким образом. Он — моложе ее на 4 года, что в их случае значительно. Вдобавок, все в нем, вплоть до мерзкого онанизма — все говорило о несерьезности и безалаберности. Быдло, привыкшее использовать женщин для первобытного удовольствия.