Ковчег для Кареглазки (СИ) - Наседкин Евгений. Страница 43

Поводыри ведут Спящих к заранее определенным местам с отметками на глянцевых камнях, и помогают спуститься в бассейн. Долговязые калеки погружаются в антиматерию по шею, лишь большие овальные головы трепещут над поверхностью, как початки рогозов на речном берегу. У первого из окунувшихся раскрывается складка-шрам на груди, являя большой уродливый глаз. Он налит кровью и светится. Такие же глаза открываются у всех остальных, наполняя резервуар струящимся изумрудным светом, который концентрируется в центре — на Армогене, прозрачном нефритовом кристалле. Смоляная субстанция искрится. Гигантский луч устремляется вверх — в темную туманность над головами. Враг еще не разбит. Но скоро эоны спасут свое будущее.

****

С востока нарастал гул, и Гермес-Афродита выбрался с поезда. Он оделся в чистые мужские вещи: подвернул кожаные штаны, стянув их ремнем на худом животе, надел толстовку, прячущую торчащую грудь без лифчика, а под низом оставил белые кружевные трусы. На ногах — ботинки с саламандрами. Выглядел он как субтильный подросток.

На звездном горизонте приближался квадрокоптер. Стальная машина, очень маневренная благодаря винтам, меняющим свое направление.

Аппарат завис, накрыв Гермеса столпом света. Его сканировали. Есть ли у них его данные? Его новые данные? Его биометрию могли изменить, неизвестно, что именно с ним сделали.

— Неисповедимы пути Господни! — прокричал он, вытянув руки вверх. — Имеющий уши — да услышит, что Дух приготовил церквам!

Квадролет снизился, свет померк.

— Я — синдик Гермес! Я была — БЫЛ! — оперативником у пастыря Арго, уполномоченного Святого мероприятия! — продолжал он кричать. — Это я отправил сигнал экстренной эвакуации!

Летательная машина качнулась, а затем помалу опустилась. В отворившийся люк выскочили четверо вооруженных мужчин — они напряженно оглядывались, разойдясь по периметру.

Неожиданно энергично из мультикоптера вывалился высокий толстый мужчина и быстро оказался рядом с Гермесом. Витольд в эту смену случайно стал командиром эвакуационной бригады и с удовольствием продолжил бы руководить заготовительным отделом. «Травники», — так некоторые напыщенные личности в Синдикате пренебрежительно их называли — из-за того, что они, помимо поиска материальных ценностей, собирали травы, корнеплоды и прочую растительность. Но Витольда устраивала его работа. Все испортил аппендицит Павла, уложивший главного «эвакуатора» на операционный стол — и теперь Витольд был не там, где хотел.

— Где твоя метка? — спросил он, дыша громко, но удивительно ритмично.

Синдик протянул руку, и толстяк просканировал запястье смартфоном. И выдохнул с облегчением, увидев высветившуюся анкету на оперативника.

— Брат мой в истине, что здесь случилось? Где старейшина Стикс? Где священник?

Гермес выразительно взглянул на поезд.

— Напала свора выродков, — он прикусил губы до крови. — Когда приор умирал, он попросил активировать датчик эвакуации.

— Живых нет?! — Витольд был потрясен, его конечности поразил тремор.

— Мрази всех убили… нам было не устоять.

Толстяк кивнул.

— Понятно. Искренне сочувствую. Теперь Синдикат здесь все детально изучит — но мой экипаж не имеет полномочий для проведения расследования, — он натянуто улыбнулся, стараясь быть приветливым, но чувствуя, что ситуация не очень подходит для проявлений радости. — Так что, мы можем улететь. Поехали?

— Да. Поскорее бы домой, — Гермес внимательно посмотрел на шею мужчины.

Витольд насупился. У него было плохое предчувствие, и он никак не мог понять, что здесь не так. Ладно, власть предержащие разберутся.

— Отлично, — Витольд подмигнул, что выглядело странно без сопровождения улыбки. — Нас ждет Город Тысячи Дверей. Последнее чудо Света — и больше не будет, — толстяк озадаченно взглянул на смартфон, запищавший десятком сообщений. — Ух ты! Передают, что тебя ждет Коллегия, при этом спрашивает о тебе сам Тринадцатый. Ты что, важная шишка?

Гермес-Афродита молча кивнул, поспешив скрыться в зияющем люке квадрокоптера. Тринадцатый… еще один шаг навстречу… его план медленно, но верно исполнялся.

****

Ночь для Крыловой выдалась скандальной и бессонной. Сначала неизвестный поклонник бегом смылся из-под дома, оставив на пороге букет. Цветы, конечно, были красивы, и это было романтично, но — ЭТО БЫЛА ЯДЕРНАЯ БОМБА! Она сразу опознала цветы из оранжереи мужа. И срезаны они были однозначно не Ильей. И логика, и интуиция подсказали ей на 99 %, что это был Менаев — учитывая услышанное с улицы собачье поскуливание, а также то, что только Гриша был настолько глуп самолично подписать собственный смертный приговор.

Естественно, Лена выбросила букет в мусорный контейнер, предусмотрительно прикрыв старой темно-бордовой кофтой, от которой также давно хотела избавиться. И правильно сделала. Илья явился ближе к полуночи, рвя и меча — он уже знал, что кто-то пролез под пленку и варварски срезал все осирии и часть герберов. Наверное, даже если бы она изменила мужу, то это разозлило бы его меньше, чем осквернение цветов.

Взбешенный Горин, наверное, часов до четырех буянил, ругаясь и разбивая все, что попадалось под руки. Разбудил и напугал Милану. Периодически уходил в Куб или звонил туда с проклятьями, требуя быстрей найти мерзавца… либо обнаружить, для начала, хотя бы сами цветы. Опросил все патрули, видел ли кто-то нечто подозрительное, а затем приказал все перерыть в Илионе, и найти злодея. Битый час полковник стоял истуканом в теплице, и его глазы приобретали то демонический блеск, то блестели от влаги, словно он готов заплакать. В итоге, Крепость озарилась огнями, Шпигин с Сидоровым подняли по тревоге солдат и усилили патрулирование. Поисковая миссия похлеще, чем в «Очень странных делах», когда в Хоукинсе пропал маленький Уилл Байерс.

Крылова так и не рассказала мужу о букете. Жизнь научила ее, что иногда — и даже часто — лучше промолчать. А в данном случае — и подавно.

Когда-то она надеялась, что нашла в лице Горина поддержку и защиту. Даже успела порадоваться. Но это время давно прошло. Теперь она не испытывала к нему любви — скорее, холодное равнодушие и даже презрение, все более цементированные с каждой свирепой ссорой и с каждым его новым ударом.

Озверелый муж-грубиян и наглый неуемный поклонник… после нервозной ночи любые мысли о самоубийственном любовном треугольнике так паскудили настроение, что спасти ее могли лишь темно-красные ботинки с высоким берцем, серо-голубое ситцевое платье и короткий черный кожаный пиджак в тон колготкам. Что-что, а красивую одежду она обожала, и наряды меняла часто — благо, что лазутчики по заданию мужа постоянно проверяли все магазины, и привозили кучу фирменных тряпок нужного размера. Такое вот ее женское счастье… и иногда оставаться на плаву позволял только этот комплект: Милана, работа и новые юпочки.

Вдобавок к весеннему ансамблю ученая надела темные очки, чтоб лишний раз не демонстрировать окружающим воспаленные глаза с мешками под ними. Несмотря на ночку, рано-утром она уже отправилась на работу. Победа над вирусом была рядом, и предчувствие чего-то грандиозного накатило, как обильный летний ливень. Как только завершится анализ субстанции из кейса, она выдохнет и уделит Милане время — сделает выходной.

— Я шокирована твоей тупостью! — гневно сообщила она, встретив Менаева за мытьем ступеней на лестничной площадке. — Уничтожить осирии — любимое детище человека, под чьей властью ты находишься… о чем ты думал?!

Гриша покраснел как вареный рак, однако смолчал.

— Ты подглядывал в окна? Ты извращенец и самоубийца! — возмущалась Крылова.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — наконец ответил Менаев, и взял ведро со шваброй, намереваясь быстро исчезнуть.

Девушка преградила путь и нависла коршуном — пока он стоял на две ступени ниже.

— Гриша, ты чем вообще думаешь? У тебя мозги есть? — она схватила его за плечи, и даже умудрилась потрясти их, прежде чем диалог был прерван звуком цокающих каблуков по старой коричнево-каштановой плитке.