Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич. Страница 17

Однако при таком раскладе государство и винные откупщики хотят получить большую прибыль, и просто заставляют людей пить. Люди спиваются, нищают, а уже через поколение мы получаем кучу потомственных пьяниц и врождённые уродства. Не хочу так, просто не хочу! Убить своё будущее ради настоящего — это точно не ко мне…

Остальные налоги вопросов не вызывали, но это пока. Так что, с финансами всё было плохо. Ситуация же в само́й экономике была ещё хуже.

Вся наша промышленность фактически ограничивалась тяжёлой. Мы производили очень много железа. Именно оно и давало нам львиную долю экспорта. Но это же сырьё, а готовой продукции производилось мало — не востребовано, единственный потребитель — армия, да и тот слабенький, у государства недостаточно средств, чтобы постоянно делать большие заказы, которые могут поддерживать соответствующую промышленность на ходу. Лёгкая и пищевая промышленности и те недоразвиты — опять-таки массового спроса нет.

Так что военные заказы — единственный двигатель экономики. Но, в условиях отсутствия значительного масштаба производства, стоимость готового товара очень высока, а доходность производства — наоборот, достаточно низка. Промышленность не развивалась, а затраты на армию росли. Денег государству надо было всё больше и больше, аппетиты дворян, а они стали «просвещёнными» и ориентировались на уровень потребления в Европе, также росли.

Все проблемы просто перенесли на головы податного сословия, а конкретно — крестьян. В поисках какого-то выхода, чтобы избежать голодной смерти целых семей и требования от выживших платить теперь и за умерших, крестьяне применяли кошмарную систему уравнивания возможностей внутри общины путём непрерывного передела участков земли, их обмена. Задача перед общиной стояла никак не улучшить жизнь её участников — всё равно отнимут весь возможный излишек, а просто выжить. Сельскохозяйственные работы разных членов общины должны были осуществляться одновременно и в сроки, определяемые возможностями самых слабых его членов. В результате голодали все и постоянно.

Всё это вело только к дальнейшей деградации сельского хозяйства и большей части нашего населения. Система была ориентирована только на то, чтобы, как только крестьянская семья становилась на ноги, начинала жить лучше других, опустить её обратно в самый низ. Родилось больше мальчиков, и экстенсивно увеличивалась производительность — получите больше обязанностей и долгов. Трудитесь как пчёлки, интенсифицируйте производство — опять-таки получите больше платежей. Развиваться нет стимулов, более того — прямой стимул беднеть. Крестьянин чувствовал, что навсегда само́й судьбой обречён на нищету и любые изменения для него вредны.

Мне было понятно откуда ноги росли у крестьянских бунтов, а потом и Октябрьской революции — дворяне пытались максимально обесчеловечить крестьян, чтобы и управлять ими было легче, и самим не испытывать мук совести, угнетая своих соплеменников. И вот, наконец, они добились своего — и их просто уничтожили. В своей прошлой жизни мне было некогда и незачем думать об этом, а вот сейчас я начал уважать большевиков, которые смогли выправить проблему — вытащить крестьян из состояния почти животного, хоть и ценой большой крови. Вылечить их, дать образование, а самое главное — показать путь к лучшей жизни. Так уважать, что хоть памятник им досрочно ставь…

Что здесь делать? Без спроса со стороны населения нам не развить промышленность, а спрос в текущих условиях отсутствует. Значит, надо начинать с самого низу — с крестьян. Надо снижать нагрузку на них, надо обеспечить им благосостояние, заставить их покупать промышленные товары. Одновременно надо вытягивать промышленность хотя бы на начальный уровень, чтобы именно наше производство могло обеспечить потребности крестьян, которые должны будут вырасти.

И всё это требовало огромных изменений в жизни, причём не только в экономической, но и просто в повседневных привычках. Например, сажать картошку или просто мыть руки мылом. Конечно, понимание по большинству вопросов у нас с мамой было. Однако страшно — такой объём изменений надо запускать. Ладно, глаза боятся, а руки делают.

Сначала — самое простое. Надо обеспечить финансовую базу для всех реформ. Конечно, огромный объём земель вместе с крестьянами переходит в казну. Состояния Паниных, Чернышёвых, Нарышкиных, Строгановых, Глебовых, Куракиных и так далее давали существенный доход государству, да ещё и наследство Разумовского, которое давало дополнительные возможности уже лично мне. Огромные средства, которые мы получили от турецкой войны, тоже успокаивали, но всё-таки требовалось больше.

Первое — улучшение работы по добыче и выплавке драгоценных металлов. Я пригласил к себе Соймонова, знаниям которого доверял полностью, на беседу.

— Михаил Фёдорович! Здравствуйте! Как супруга? Как здоровье? Как дела в корпусе?

— Ох, Ваше Императорское Высочество, Екатерина Алексеевна вернулась с вод, на которых Вашими заботами лечилась. Доктор Погорецкий говорит, что Спа [15] пошёл ей на пользу…

— А что это Вы разволновались так, Ваше высокородие? Неужели…

— Да, Павел Петрович, понесла Катенька!

— Что же, замечательная новость, Михаил Фёдорович! Пётр Иванович прекрасный врач и достойный преемник Щепина во главе Медицинского корпуса. Вы не возражаете, если я попрошу его докладывать мне и о состоянии Вашей супруги? Я с нетерпением жду появления у вас наследников и очень хотел бы выступить в роли крёстного отца по отношению к ним. — Соймонов совсем размяк от моих слов и покраснел как рак.

— Я, Ваше Императорское Высочество, никак не могу возражать против Вашего участия в делах моих! Я благодарен Вам за участие! Вашими заботами…

— Не стоит, Михаил Фёдорович — это всё пустое! — внимательность и участие не занимает много времени, а эффект имеет поразительный. Да и душевное благополучие подчинённых стоит дорого. Соймонов пришёл в себя и смог продолжить.

— Касательно дел корпуса, Ваше Императорское Высочество, я хотел бы просить об увеличении количества обучаемых в нём выпускников гимназий за казённый счёт!

— А что, в корпусе мало желающих учится образованных родителями недорослей дворянских [16]?

— Знания их недостаточны, Ваше Императорское Высочество! Необходимо доучивать не менее трёх лет, у имеющих же хорошее образование — желания становиться горными инженерами невелико.

— Подумаю… — похоже, надо увеличивать гимназическое звено, и вправду, глупо принимать в корпуса подростков, не знающих грамоты. Идеал, конечно, всеобщее начальное, но пока не выйдет, так что хотя бы увеличим количество гимназий.

— Сколько у вас сейчас в корпусе учеников?

— Полторы сотни всего! Считаю мало! Нужно хотя бы в три раза больше!

— Согласен, Михаил Фёдорович! Дел для них много предстоит. Ладно, это мы ещё с Вами обсудим… Вот что я хотел у Вас спросить, друг мой, думали ли Вы, как нам улучшить работу серебряных заводов? Никак не могут они добиться даже стабильных поставок серебра, а уж об увеличении оных даже речи не идёт.

— Ну, Павел Петрович! Тут такое дело…

Оказалось, что у нас на двух наших горных заводах, которые производили все серебро в стране, — Нерчинском [17] и Колывано-Воскресенском [18] был фактически единый производственный цикл. На Алтае не было свинца, который требовался для современного производства серебра, а в Нерчинске его наоборот было очень много. Однако Нерчинскими заводами ведала Берг-коллегия, а Колывано-Воскресенскими — Императорский приказ. Из-за этого Нерчинск не был заинтересован в поставках свинца на Алтай и постоянно срывал их сроки, что зачастую останавливало там производство.

К тому же в таких условиях ни о каком технологическом сотрудничестве между заводами речи не шло. Наоборот, наши заводы жёстко конкурировали между собой и интриговали друг против друга как в плохом романе.