Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич. Страница 21

Теперь требовалось подыскать человека, который бы обладал сравнимым с Чернышёвым авторитетом в делах военных, при этом был бы лояльным и, что важно, адекватным и управляемым. Ему предстояло выступить лицом решения, которое должно́ было быть весьма неприятным для армии и флота победителей. Я видел такого человека в Алексее Григорьевиче Орлове. А тот взял и с удовольствием согласился.

Комиссия должна была оценить результаты деятельности армии и флота во время войны с турками. Для меня подобный разбор полётов был совершенно нормальным и, более того, — необходимым. Как же, недостатков было море, я сам их видел в действующей армии! А вот как их исправлять? Я же наверняка далеко не всё заметил и понял, сейчас дров могу наломать. Вот и надо было разобраться коллегиально. Найти недостатки, понять, что мы делали не так, и что мы должны сделать, чтобы этих ошибок не повторить. Для меня это просто необходимо. Я испытывал просто физическую боль оттого, что гибли мои солдаты и матросы — они мои люди — я уже знал это точно! И я за них отвечаю и сделаю всё, чтобы они не гибли зря!

Руководителем сухопутной части комиссии должен был Вейсман, а морскими делами заняться контр-адмирал Грейг — его рекомендовал Орлов, называя, безусловно, лучшим нашим командиром на море. Конечно, ссориться с победителями в войне, а именно с адмиралом Спиридовым и фельдмаршалом Румянцевым, никто не собирался. Поэтому формально именно они стали заместителями руководителя комиссии, а Вейсман и Грейг получили должности руководителей соответствующих канцелярий комиссии.

Я их инструктировал, требуя определить и учесть все причины потерь. Причём потерь не только в войсках, но и на этапе подготовки и обучения, и даже в процессе доставки рекрутов. Им требовалось разобрать всё по деталям, выявить, что лучше работает у наших соседей, а что — у нас. Подготовить меры по улучшению армии и флота, и составить бюджет этих мероприятий.

— Отто, друг мой, я замечаю, что с тобой что-то происходит. Мне тяжело смотреть на тебя, и я боюсь, что твоё новое назначение может твоё состояние усугубить! — Вейсман явно захандрил — стал рассеянный, невнимательный, явно думал о чём-то. Нет, конечно, Отто был моим боевым товарищем и в предательство его я не верил, но вот то, с ним что-то происходит, я отчётливо видел.

— Павел! Я уверяю тебя, что моё состояние не вызвано обстоятельствами, которые могут угрожать…

— Отто! Давай так, я просто волнуюсь за тебя сейчас! Я, надеюсь, что мои дружеские чувства не вызывают у тебя сомнений?

— Павел! Клянусь тебе, что мои дружеские чувства к тебе тоже остались без изменений!

— Тогда, поверь мне, братец, что я не заставляю тебя делиться со мной твоими проблемами! Я просто говорю тебе, что если ты захочешь, то можешь поделиться ими со мной, как с другом. Когда захочешь, Отто! Мои двери всегда открыты для тебя. — я подошёл к нему и приобнял его по-дружески.

Это положительно помогло ему расслабиться и поделиться со мной своей историей. Генерал-аншеф, кавалер орденов Российской империи, Отто Адольф Вейсман, чья храбрость никем и никогда не подвергалась сомнению, оказывается, был робок с женщинами. Мой храбрый красавец-генерал, божок женского общества! Достигнув уже сорокапятилетнего возраста, он всю свою взрослую жизнь провёл в военных походах и так и нашёл себе супругу. А теперь, он, похоже, влюбился, и не мог понять, что с этим делать. Забавно…

— Отто! Не спрашиваю у тебя имени твоей избранницы, но скажи — она знает о твоих чувствах, разделяет их?

— Не знаю, Павлуша! Мне страшно и больно признаться ей в этом! Боюсь быть отвергнутым и подвергнуться насмешкам!

— С чего бы это? Отто, ты сейчас кумир света, обласканный любовью народа и власти, мой друг, наконец! Почему тебя могут отвергнуть? — в ответ он только вздыхал.

Я его, конечно, ещё поубеждал, но по своему опыту знаю, что в таком положении человека сложно убедить. По крайней мере, я его хоть немного успокоил. А после нашей беседы, я пригласил Захара, уточнить, по каким причинам мне о любовных страданиях Вейсмана ещё не известно.

— Анна Карловна, дорогая тётушка, как я рад Вас видеть!

— Павлуша, я также рада снова беседовать с Вами! — мы с тётушкой, как обычно, прогуливались по Летнему саду, журчали фонтаны, охлаждая воздух, напитанный летним зноем, аллеи были пусты, и нашему разговору никто не мог помешать.

— Анна Карловна, мне бы хотелось сначала узнать о теперешней жизни Вашей Аннушки.

— Аннушки? Я не совсем… Хотя, возможно, я понимаю…

— Тётушка, Аннушка мне как кузина, за судьбу которой я переживаю, испытывая к Вам родственные и дружеские чувства. Ей уже тридцать лет, она разведена, живёт почти затворницей, светские приёмы посещает редко. Я не желаю, чтобы род Ваш пресекся так грустно! Что она видит в своём будущем?

— Ох, Павлуша! Она боится будущего! Она не хочет снова разочароваться в счастье своём! И боится светских знакомств! Мне тяжело об этом говорить…

— И она не видит человека, который ей хотя бы нравился?

— Видит, Ваше Высочество! Но боится, что может оказаться ещё одним разочарованием в жизни!

— Анна Карловна! Если всё время сомневаться и не предпринимать шагов навстречу своему счастью, то можно его упустить! Вы знаете имя предмета её чувств? Я могу узнать о нём много из того, что свету не ведомо.

— К сожалению, дочь моя таится от меня в этом! Знаю только, что в последний раз она видела его только третьего дня у Шереметевых.

Я ей не поверил, откровенно говоря. Ну, не может мать не догадываться о чувствах дочери, особенно если они проходят у неё на глазах. Похоже, просто защищает дочь. Боится, что навязанное замужество может её сломать окончательно. Что же — это тоже даёт пищу для размышлений.

Угадал я верно — эти два дорогих мне человека испытывали друг к другу нежные чувства, но боялись их показать. Это подтверждали наблюдатели. С одной стороны, смешно — ей тридцать, ему сорок пять, а ведут они себя как подростки, а с другой стороны — да так они будут танцевать вокруг, пока не состарятся. Пришлось столкнуть их лбами — фрейлина императрицы Анна Михайловна Воронцова отправилась осматривать Воспитательный дом в Псков, а генерал-аншеф Вейсман был одновременно послан в тот же Псков для инспекции, стоявшего там Ингерманландского полка.

На подъезде к Гдову карета Воронцовой сломалась, причём окончательно. Так что ей пришлось совершить своё путешествие в экипаже Вейсмана, который любезно предоставил эту возможность. Пусть Отто и проехал бо́льшую часть пути верхо́м, но это совместная поездка дала ожидаемый мною эффект. Эти двое перестали скрывать свои чувства от окружающих.

Вскоре я был почётным гостем на свадьбе Антона Ивановича Вейсмана с Анной Михайловной Воронцовой. Красивая пара получилась. Смотрели они друг на друга, просто не отрываясь. А какое тепло я ощутил, когда я случайно встретился глазами с невестой, а она мне беззвучно прошептала — «Спасибо»! Да, умная дочка у тётушки, всё поняла… А уж нерастраченной любви у новоиспечённых супругов оказалось достаточно, чтобы сломать привычки и преодолеть опасения друг друга.

После этого из Вейсмана можно было уже верёвки вить — он начал работать как минимум с утроенной силой, но вечером рвался домой — к любимой жене.

Все подготовительные работы закончились — следовало приступить уже к основной части работы по освоению новых территорий. Присоединённые к империи обширные степи Северного Причерноморья представляли собой фантастический ресурс для развития России. Чернозёмы, увлажнённые многочисленными реками, должны были дать огромные урожаи, и не только навсегда избавить нас от проблемы голода, но и обеспечить поступления от экспорта продовольствия. А полезные ископаемые, которые, как я точно знал, спрятаны в недрах этих земель, должны были дать новый толчок нашей промышленности.