Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич. Страница 54

Но сейчас ему настоятельно посоветовал заглянуть в этот салон русский консул в Штутгарте, к которому молодой человек заехал по дороге в Голландию. Лобов пожаловался консулу на свою неудачу в общении с генералом Грибовалем [88], который предложил проект реформирования французской артиллерии. Идеи Грибоваля был чрезвычайно близки Лобову, и Алексей хотел ознакомиться с его проектом для сравнения со своими мыслями. Однако Жан-Батист, сначала хорошо принявший молодого артиллериста, прославившегося в недавней русско-турецкой войне, узнав о предмете его интереса, общение полностью прекратил.

Свой проект реформы, который уже давно был одобрен на высшем уровне, но в армии не внедрявшемся из-за интриг консервативных вельмож, он считал секретом, принадлежащим Франции, и делиться им с русским офицером категорически не желал. Более того, после своего очевидного интереса к этому проекту сам Алексей явно попал в сферу внимания французских служб безопасности, и ему было недвусмысленно указано на нежелательность его дальнейшего нахождения во Франции.

Консул выслушал его и, надолго задумавшись, порекомендовал Алексею явиться к нему через неделю за инструкциями. Лобов с нетерпением ждал назначенного дня и прямо с утра пришёл к консулу. Тот встретил его с улыбкой, понимая горение молодого человека, и направил его в Страсбург, где в заведении де Водрёя он должен был провести полчаса с полудня 23 января 1776 года. После чего Лобов и получит дальнейшие инструкции. Как и когда консул не знал и только посоветовал Алексею не нервничать и выполнять указания из Санкт-Петербурга.

Вот сейчас Лобов сидел в салоне, пил кофе и ждал непонятно чего. Люди заходили и выходи́ли, спрос на русские товары был высок даже в Страсбурге. Помещение было достаточно обширно, в нём стояли несколько столиков, где клиентам предлагали напитки и закуски, по стенам были расставлены стойки с товаром, и сновали продавцы и прислуга. Салоны де Водрёя были олицетворением роскоши и неги, и Алексею было совершенно несложно слиться здесь с толпой праздношатающихся богатеев.

В салон вошёл высокий хромой баварский офицер и громко потребовал русского мыла. Вежливый продавец рассказал ему о существовании королевского запрета на ввоз во Францию этого продукта. Баварец начал громко ругаться, заявляя, что он привык мыться только самым дорогим и изысканным мылом и считал Францию цивилизованной страной, а здесь такое творится!

Продавец виновато посоветовал тому переехать через границу и купить всё, что ему нужно в маркграфстве Баденском, а вот сидевший тут же богато одетый дворянин с хохотом посоветовал недовольному покупателю поискать запрещённый товар в мелких лавках в городе. Иностранный офицер поблагодарил советчика и, ворча, покинул салон.

Потом заглянула хорошо одетая дама с гнусавым голосом и долго торговалась за красивый фарфоровый набор на две персоны. Время, которое Алексей должен был провести в салоне, истекло, и он в непонимании покинул гостеприимное заведение. Молодой человек шёл к Илю [89], пытаясь привести свои мысли в порядок, и вдруг откуда-то раздался голос:

— Алексей Артемьевич! Не спешите Вы так! — русский язык, звук шёл почему-то сверху — Алексей обеспокоенно закрутил головой, — Да, не волнуйтесь Вы! Я за стенкой! Не мог же я подойти к Вам прямо в салоне!

— Фу ты! — усмехнулся своему непониманию Лобов, — За стенкой! Но Вы меня видите?

— Безусловно! Через щель. Присядьте на камень, надо, чтобы никто не заподозрил, что мы разговариваем.

— Конечно! Как Вы меня нашли?

— Следил от салона. Вы меня не узнали?

— А должен был?

— Я-то вас узнал. Мы встречались в корпусе. Это значит, что я хорошо скрываюсь…

— Подождите, Вы — тот баварец… Сейчас-сейчас…

— Не напрягайтесь, Алексей Артемьевич. Я занимался с Вами языками, как допущенный нижний чин…

— Сидоров! Герой Рябой Могилы!

— Вспомнили всё-таки!

— Это было сложно, Вы непохожи…

— Я был тяжело ранен. Остальное — просто маскарад. Итак, довольно воспоминаний — к ним мы вернёмся на родине! Разъясните мне Ваши проблемы с генералом, пожалуйста. Мне поручено помочь их решить. — Лобов пустился в объяснения.

— Хм… Значит, сам Грибоваль Вам отказал… Так, а у него есть план организации артиллерии? Или он просто источник идей?

— Есть, у него в рабочем кабинете в его доме. Но дом охраняется — фельдмаршал очень беспокоится за сохранение тайны.

— А король, говорите, одобрил его план?

— Да, одобрил, причём ещё дедушка нынешнего — Людовик Возлюбленный [90], но начальник артиллерии, генерал де Вальер, не допускает его внедрение, ибо предлагаемые изменения противоречат воззрениям его покойного батюшки.

— Понятно… Что же, попробуем помочь. Этот план важен лично для Вас?

— Нет! Нисколько! Я, конечно, очень хотел бы его увидеть, но больше он пригодится в Петербурге. Оружейная палата Петра Ивановича Мелиссино готовит подобный проект и у меня уже несколько раз запрашивали моё мнение по ряду вопросов. Мне кажется, что решения Грибоваля во многом помогут именно в этой работе.

— Я вас понял… Так, слушайте дальнейшие инструкции. Проведёте в Страсбурге ещё три дня. К Вам прибудет курьер из Парижа с секретной депешей. Как только Вы её получите, быстро помчитесь в Гаагу к нашему посланнику. Если Вас будут преследовать и пытаться это письмо отнять — посопротивляйтесь для приличия и отдайте его. Оно написано исключительно с целью обеспечить оправдание Вашего нахождения в Страсбурге. Понятно?

— Да, но…

— Вы же собирались потом отбыть в Англию? Из Гааги это будет вполне удобно. Пока всё, Алексей Артемьевич! Не могу рассказать Вам большего — буду думать. Что-то считаете нужным добавить?

— Нет, всё понятно.

— Ну, тогда, не смею Вас больше задерживать, господин секунд-майор! Не поминайте лихом.

— Что же, Андрей, спеши к своей молодой жене! — Кривонос широко улыбался другу, а Андрей Разумовский всё ещё не решался бросить дела и отправится домой.

— Отчёт в Канцелярию Правящих Особ… — хрипло начал он оправдываться.

— Я доделаю, все острые моменты мы обсудили. Завтра придёшь, проверишь и отправим! — смеялся Александр, — Иди уже к своей Дарье! А то она меня заживо съест!

— Да уж, она может… — Андрей улыбнулся, вспомнив, как после долгих свадебных церемоний, уже крещённая, его Дахе в первую брачную ночь приставила ему к горлу кинжал. Она торжественно пообещала, что убьёт и его, и себя, если он только подумает посмотреть на другую женщину. Горячая и яркая красавица. Любимая дочь Джанхота, сестра Кучука, она захватила его сердце ещё в те времена, когда Разумовский помогал кабардинским аристократам спрятать свои семьи от чумы в Кизляре.

А он сам Дахе понравился ещё раньше, с первого знакомства Разумовского с семьёй Уалия-Пшишхо Кабарды, и девушка начала давить на отца, желая получить в мужья именно русского пши. Татарханов же справедливо опасался, что такой брак может не состояться и по религиозным мотивам — Андрей православный, а Дахе мусульманка, так и по статусным — Разумовский из рода близкого к русскому престолу, да и сам он друг Наследника.

Андрей же робел, как мальчишка. Сердце его таяло под взглядом чёрных глаз юной кабардинки, и Разумовский начал избегать встреч с семьёй своего друга. Решающую роль в свадьбе сыграл, как ни странно, Кривонос. Александр начал учить детей Татарханова русскому языку, счёту, рисованию, причём питая к этим занятиям искренний интерес, отдыхал таким образом от основной работы. Поняв чувства друга, он подключил к решению проблемы Кучука, который был после своего спасения в восхищении от князя Андрея и готов был сделать всё что угодно для него.

С помощью сына Уалия-Пшишхо Кривонос выяснил, что чувства молодых людей взаимны, после чего начал вести активную дипломатию. Он написал письма Наследнику и графу Кириллу Григорьевичу, который отреагировали совершенно одинаково — дали своё согласие на свадьбу без малейших сомнений. После этого с этими ответами Александр пошёл к самому молодому графу и разъяснил ему всю обстановку. Андрей тут же отправился к Татарханову и сообщил ему о своём горячем желании стать его родственником.