Господин (СИ) - Князева Мари. Страница 21

Но упрямица только покачала головой. А я опять начал злиться. И чтобы не рассердиться совсем, мне нужен был допинг. Я подхватил свою несговорчивую невесту, сел на застеленную покрывалом кровать и усадил Еву к себе на колени, вдохнул запах ее волос. Она сжалась в комочек, опустила голову, почти не дыша. Где же моя смелая малышка, что бросилась мне на шею в приемной охотничьего домика..?

— Посмотри на меня, — попросил я ее.

Ева медленно подняла глаза, полные какого-то животного ужаса. Боится! Да что же это такое?! Кажется, я даже голоса на нее ни разу не повысил — откуда этот страх? Тут мне стало интересно, насколько сильно страх владеет моей милой пленницей — как далеко простирается его власть над ней.

— Поцелуй меня, — попросил я мягко.

Ева закусила губу и состроила брови домиком.

— Это приказ, — добавил я чуть строже.

На самом деле, поцелуи по приказу меня не очень привлекали — это был просто эксперимент. Моя девочка зажмурилась и опустила голову. По ее щеке сползла слеза, но она торопливо смахнула ее тыльной стороной ладони и, судорожно вздохнув, прижалась к моей щеке пылающими губами — они даже не дернулись, чтобы изобразить поцелуй. Что за странный спектакль! Повторюсь, я не верил в отсутствие у нее чувств ко мне, и насчет женских слез имел весьма большие сомнения. С этой соленой водой я сталкивался в своей жизни тысячи раз, и, наверное, больше половины этих случаев через совсем короткое время переходила в спокойствие, безразличие или даже смех. Женщины знают, как их слезы действуют на мужчин, и пользуются этим с различной степенью осознанности. Одно я усвоил ясно: не всегда стоит доверять эмоциям, которые выражает представительница прекрасного пола, особенно если есть серьезные сомнения на их счет.

— Я имел в виду поцелуй в губы, — сказал я, нарочно подбавив недовольства в голос.

— Халиб… — горестно прошептала Ева.

— Если помнишь, ты обещала обращаться ко мне иначе…

Она шумно выдохнула, распрямила плечи и посмотрела мне в глаза. Попыталась даже слезть с коленей, но я не пустил. Тогда Ева сказала тихим, спокойным голосом:

— Ты обманул меня, ввел в заблуждение, притворившись другом и защитником. И я не желаю называть тебя своим господином. Лучше отправь меня мыть туалеты, просить подаяния, умирать от голода…

Я не выдержал и вспылил:

— Что ты несешь! Умирать?! С какой стати? Я в жизни не слышал большей глупости…

Ева отвернулась и опустила глаза. Внутри меня кипело негодование. Она лжет! Не может быть, чтобы я был ей настолько противен… Но к чему тогда эти требования?

— Чего ты хочешь? — со вздохом спросил я.

— Домой, — охрипшим голосом прошептала она.

— Кроме этого!..

— Умереть.

Я расцепил руки и быстро встал, чуть не уронив ее на пол. Еще немного — и я бы взорвался… Мне нужно было срочно остыть… Я пересек комнату и вышел, громко хлопнув дверью.

Глава 22. Конец I части

Я замирала от страха, слушая его удаляющиеся шаги. Нет-нет, он меня не обманет — я ясно увидела свое будущее в его глазах. Остаться здесь в качестве его жены — то же самое, что рабыни, разницы никакой. Кроме того, я буду всеобщим изгоем. Подруги? Дети? Они все будут меня презирать, а разговаривать разве что из страха. И Халиб — он разлюбит меня рано или поздно. Он и сейчас не любит — это очевидно. Просто увлечен, влюблен, желает обладать. Если бы любил, отпустил бы, потому что здесь я буду несчастна — это сразу понятно.

Я решила, что не сдамся ни за что — лучше пусть казнит. В противном случае он наиграется и забудет меня в каком-нибудь чулане, а мне придется с этим жить всю оставшуюся жизнь здесь, среди чужих людей…

Я, однако, недооценила его коварство. Уже на следующее утро он явился при полном параде, решительный и мрачный, и сказал:

— Я не желаю причинять тебе боль и унижать тебя и потому предлагаю выбор. Одна ночь со мной — и ты свободна. Утром я отправлю тебя домой. Или смерть. Подумай. Даю тебе время до вечера, — и сразу вышел вон. Ни разу не прикоснулся — только обжег на прощание полным горечи взглядом — и исчез.

Я упала на постель. Умереть… Это очень страшно. С другой стороны, его постель. Казалось бы, не так страшно — одну ночь можно перетерпеть, если потом он действительно отправит домой. Но тут кроется две опасности: ЕСЛИ (а проверить, говорит ли он правду, никак нельзя) и то, как я себя буду чувствовать после этой ночи. Смогу ли я когда-нибудь быть счастлива, заплатив такую цену, продав себя. Ведь это предательство: себя, Пети, мамы… Отдаешь тело, но губишь душу…

И я стала готовиться к смерти. Приняла душ, умылась, переоделась (хотя уже делала это все с утра, но теперь мои омовения приняли ритуальный характер). Села на постель и начала молиться — своими словами, потому что правильных не знала. Я попросила Бога позаботиться о моих родных: маме, папе и сестре — и, если возможно, спасти Петю. Я попыталась вспомнить и исповедаться Богу во всех грехах, которые вольно или невольно совершила в своей короткой 25-летней жизни. Я вспоминала свою семью и друзей и все светлые моменты, что мы с ними делили, искренне, от всей души прощая им обиды, что они мне причинили. Теперь все это казалось до того мелким, что не стоило даже упоминания, хотя когда-то я искренне страдала из-за них. Как удивительно преображает человека одиночество и отдаление от близких, а особенно скорая смерть! У меня не было времени на 5 стадий принятия, поэтому я усилием воли перешла к последней и просила только об одном: чтобы это было быстро и легко.

Не могу сказать, что в мою голову ни разу не закрадывались сомнения в правильности моего выбора, но сразу вслед за тем я видела замученного, изможденного Петю и качающую головой маму — и снова воодушевлялась. Скоро я буду свободна от всего и всех. Я не стану подстилкой тирана и рабовладельца! Я совершенно убедила себя, что, стоит мне согласиться на одну ночь, как за ней последует вторая и третья — и так до тех пор, пока я ему не надоем, после чего и ему подавно не будет смысла переправлять меня на родину. Нет уж, лучше я умру сейчас — молодой, верной, честной с самой собой. Без раздирающих меня сожалений и мук совести.

Сразу после ужина служанка отвела меня в покои господина — это была малая гостиная, небольшая, но очень изящно оформленная комната в голубых тонах, с изразцами и драпировками.

Халиб восседал на подушках на небольшом подиуме, все такой же решительный, но как будто приободрившийся: конечно, он уверен, что я выберу жизнь…

Господин стал рассказывать мне какую-то притчу из своих священных писаний — что-то о промысле Божьем и Его воле, но из-за сильного волнения мне было тяжело сосредоточиться на иностранной речи. Я отвернулась к витражному окну и стала рассматривать изображенный на нем узор — причудливо сплетающиеся листья и лепестки растений. Внезапно орнамент стал расплываться в моих глазах, и в эту же самую секунду громкий мужской голос резко окликнул:

— Ты слушаешь меня?

Я честно покачала головой: глупо лгать на пороге смерти.

— Ты приняла решение? — уточнил Халиб дрогнувшим голосом.

Я кивнула.

Он встал, подошел ко мне, схватил за плечи:

— Ева, очнись! Это неправда, ты не можешь… Это просто безумие..!

Я сморгнула слезу, чтобы видеть его четче, и та скатилась по моей щеке.

— Это была очередная уловка? Ты снова обманул меня? Чего стоит твое слово, господин Насгулл? — я нарочно злила его, чтобы покончить с этим, чтобы прекратить эту нескончаемую агонию. И я добилась своего — Халиб в гневе вскричал:

— Как ты смеешь говорить мне такое?!

— Тогда убей меня прямо сейчас! — потребовала я.

Мужчина был в ярости: глаза его метали молнии, ноздри раздувались, на потемневших щеках играли желваки. Он отошел куда-то в сторону, открыл маленький шкафчик в стене, достал оттуда темно-фиолетовый флакончик с позолоченной крышечкой и принес мне.

— Это яд, — хрипло сказал Халиб, налил в медную рюмку какой-то сладкой жидкости из кувшина и добавил туда несколько капель из флакона. Но бокал не вручил мне, а поставил на стол, меня же заключил в крепкие до боли объятия. — Спрашиваю в последний раз. Я предлагаю тебе свободу в обмен на одну ночь со мной — или смерть. Подумай хорошенько! Неужели ты не понимаешь, что это абсурд?!