Девушка лучшего друга (СИ) - Гранд Алекса. Страница 22

– Полегче, Гром, Эй! – прерывисто сипит Кирилл, когда ладони Громова перемещаются ему на шею.

И я невольно любуюсь своим парнем: сейчас он напоминает необузданного хищника – того медведя, что набит у него на груди, способного задрать забредшего в его берлогу охотника.

– Да не имею я никакого отношения к твоему отъезду. Пусти! – в перерыве между резкими короткими вдохами частит Шилов и едва не падает коленями на пол, стоит Тимуру убрать руки за спину.

Я же озираюсь по сторонам, обнаружив, что за каких-то пару минут мы умудрились собрать вокруг себя приличную толпу возбужденно гудящих зевак, снимающих потасовку на камеры своих новеньких гаджетов. Чтобы первыми запилить «горячее» видео в тик-ток и набрать сотни просмотров. А нас еще с прошлого раза не перестали полоскать…

 – Тим, пойдем отсюда…

Я тяну Тимура за рукав и с некоей долей удовлетворения отмечаю, что студенты резко замолкают и расступаются, когда мы приближаемся к их безликой массе. Прячут глаза, опуская ресницы, убирают подальше телефоны, как будто боятся, что Громов может выдернуть устройство связи из их дрожащих пальцев и разбить его вдребезги.

– Ребят, подождите! Я с вами!

К моему удивлению, Кирилл протискивается между двух первокурсниц следом за нами и не собирается отставать. Предлагает посидеть в каком-нибудь тихом месте, где не будет свидетелей, и обещает оплатить счет.

И мы молча забираемся в его забрызганный грязью Вольво с появившейся на правом боку глубокой царапиной не из меркантильных побуждений, а потому что оба банально выдохлись. Устали ругаться с близкими людьми, отражать нападки посторонних и бороться против всего мира вдвоем.

С такими невеселыми мыслями мы с Тимуром жмемся друг к другу на заднем сидении, пока Шилов неторопливо выруливает с университетской парковки. Он не рвет с места, не газует и никого не подрезает, когда мы выезжаем на трассу с четырьмя широкими полосами. И это совсем не похоже на привычный стиль его вождения. Какие еще изменения нас ждут?

Спустя пятнадцать минут Кирилл привозит нас в небольшое уютное кафе в тихом квартале, где мы с Громовым ни разу не были. С мягкими креслами светло-бежевого цвета, с красивыми овальными столиками на резных ножках, с высокими окнами, сквозь которые проходит много света, и с вышколенным дружелюбным персоналом.

Официанты лучатся приветливыми улыбками, старается угодить клиентам миловидная администратор в облегающем фигуру кремовом платье, готовит какой-то умопомрачительный напиток симпатичный бариста в темно-синей рубашке.

– Мама планирует выкупить это заведение, – между прочим сообщает Шилов, когда мы занимаем последний из свободных столиков, и с претензией на звание ресторанного критика поясняет: – заодно и проверим, настолько ли тут вкусные круассаны, как ей говорили.

Круассаны здесь выше всяких похвал.

Это я могу сказать точно, когда отправляю в рот кусочек теплого воздушного теста с хрустящей подрумяненной корочкой. Мягкий сливочный сыр идеально дополняет этот шедевр кулинарного искусства, а чашка в меру сладкого латте с пушистой пенной шапкой радует глаз и греет холодные пальцы.

Весь вечер Кирилл старается нас развлекать, рассказывает не смешные истории и всяческим образом старается загладить вину за вражду с Громовым и за объявленный мне бойкот. Только я все равно не могу воспринимать его не как врага, в глубине души опасаясь, что он ударит в спину, стоит нам только отвернуться.

– Честно? Я бы с удовольствием свалил в Англию по окончании учебного года. Было бы время обмозговать случившееся, переосмыслить ценности, расставить приоритеты, – признается Шилов, ковыряя вилкой в нежном малиновом десерте на тонком бисквите, и рассеянно изучает нас с Тимуром. – Но Ивар Сергеевич послал отца со всеми договоренностями. Ссылается на какую-то комиссию и проверки, говорит, что перешедший из Питера студент лучше по всем показателям…

Горько усмехается Кирилл, не опуская потускневших карих глаз, в которых я прекрасно могу прочесть, как нелегко ему дается противостояние с Громовым, а потом ошарашивает, в общем-то, закономерным вопросом.

– Нет, друг, я все понимаю. Но, если оставить за скобками тот факт, что ты не хочешь уезжать от Станиславы, ты хоть врубаешься, какой это шанс?!

Глава 21

Тимур

Шанс, судя по всему, действительно, офигенный.

По крайней мере, так говорит мама. Когда готовит тушеного кролика в сметане, когда разливает крепкий черный чай по глубоким пиалам и когда ерошит ухоженной ладонью мои короткие волосы. Как будто, уже прощается со мной на год и старается запечатлеть в памяти каждую черточку сыновьего лица.

 Пищит от ажиотажа Лерка и хвастается девчонкам из группы, какой у нее удачливый брат. Она постоянно переписывает список достопримечательностей, меняя первоначальный топ-двадцать, и требует максимально подробный фотоотчет. Раз уж потенциальное место моей будущей учебы находится всего в паре часов езды от обожаемого ею Тауэрского моста и штаб-квартиры британской секретной разведывательной службы. Чье здание настолько секретно, что его знает не только весь Лондон, но и моя неугомонная младшая заноза.

И даже Станислава, воспринявшая вместе со мной известие об обмене в штыки, порой высказывается, что подобные возможности далеко не каждый день плывут в руки.

– Я так сильно тебе надоел, что ты хочешь от меня поскорее избавиться?

Иронично хмыкнув, я поднимаю Стаську высоко над землей и несу через весь двор, игнорируя ее не слишком убедительные призывы поставить ее на ноги.

Сегодня нас ждет семейный ужин с ее родителями, который мне отчаянно не хочется запороть, хоть все к этому и идет. Славкина мама до сих пор винит меня в испорченном празднике Шилова и не может простить торт на носу у ее подружки Елены Евгеньевны.

– Нет, конечно, глупый!

Аверина бьет меня кулачком в грудь, а потом разжимает пальцы и отодвигает край свитера, томительно-нежно целуя в ключицу. Отчего мое и без того минимальное желание расставаться с ней на целый год вовсе стремится к нулю. Мои губы сами требовательно-жадно накрывают Стаськины губы, а в голове черти танцуют румбу, хоть по-хорошему и нужно думать, как произвести положительное впечатление хотя бы на отца Станиславы, которого мы встречаем у кабин лифта.

Этот высокий мужчина практически одного роста со мной одет в наглухо застегнутое твидовое пальто невыразительного серого цвета. А на лице у него, Константина Викторовича, лежит выражение вселенской усталости и печать обязанностей и забот.

– Извините, дети. Мне там опять поставку срывают. Нужно ехать, – он рассеянно мажет подбородком по Славкиному виску и исчезает, как будто его здесь никогда и не было.

Так что само приглашение на ужин постепенно начинает терять какой-либо смысл.

– Может, уйдем, пока не поздно? – шутливо шепчу Стасе на ухо, но уже поздно.

В проходе нужной квартиры нас ждет ее маман – высокая тощая женщина с непропорционально длинными руками и неестественно-светлыми выбеленными волосами, едва достающими ей до плеч. Классический костюм агрессивного красного цвета только подчеркивает ее худобу, а алая помада совсем не идет тонким поджатым губам.

– Здравствуйте, Виктория Марковна.                                           

Жилище Авериных не нравится мне примерно так же, как и Славина мать. Оно стерильное, лишенное тепла и уюта и полное безвкусных предметов, как будто их сюда сгрузили без особого дизайнерского замысла лишь с одной целью – поразить несчастного гостя дороговизной. Оно настолько безликое, что после пяти минут нахождения в зале, ванной или кухне, начинаешь верить, что здесь никто никогда и не жил. Апартаменты просто сняли на день, чтобы пригласить тебя в них.

– Кофе? – тем временем, сухо предлагает Виктория Марковна, пока я без особого интереса изучаю девственно чистый кухонный комбайн, к которому явно не притрагивались с момента его приобретения.