Вилла загадок - Хьюсон Дэвид. Страница 25

Пока она ехала на работу, слова Фальконе не выходили у нее из головы. Они не покидали ее и когда она составляла предварительный отчет о теле из болота, основанный всего на нескольких исследовательских процедурах. Тереза искренне надеялась, что это не повлияло на ее объективность. По сути дела, к тому, что они уже знали о трупе, добавить было нечего. Девушка умерла от того, что кто-то перерезал ей горло. Ножевое ранение, определила Тереза, было гораздо более аккуратным, чем во времена Древнего Рима. Коллекцию зерен и семян она направила эксперту по растениям во Флоренцию. Все это были бесспорные факты, и, хотя утром планировалось провести более тщательное вскрытие, Тереза Лупо инстинктивно чувствовала, что ничего мало-мальски ценного это уже не даст. Все те обрывки информации, которые помогали им в обычных случаях – нити материи, краска, волосы, следы крови и прежде всего ДНК, – либо вообще отсутствовали, либо были уничтожены ржавыми кислыми водами, омывавшими тело несчастной девочки.

Терезу чрезвычайно раздражало скептическое отношение Фальконе к ее первоначальной теории. Ну, пусть девушка умерла не две тысячи лет назад, как она сначала думала, а всего шестнадцать. Но ведь ее догадка, что все это как-то связано с загадочными обрядами культа Диониса, по-прежнему оставалась на повестке дня. Обнимая напряженную, нервную Миранду Джулиус в ее квартире в Театро ди Марчелло, Тереза понимала, что Ник прав. Кто и почему исчез вместе с Сюзи? Эта часть головоломки все еще требовала объяснений. Вероятно, она являлась самой главной – ведь Сюзи, как они считали, все еще была жива.

Фальконе отнесся ко всему как обычный полицейский. Может, он и прав – как это всегда бывает. Тем не менее Тереза не могла отделаться от мысли, что они ведут некий интеллектуальный спор, который требует своего разрешения. Завтра, когда Сюзи Джулиус наверняка не появится, Фальконе мог бы, если бы захотел, послать людей на улицы для ее поиска. Он мог бы направить ее фотографии на телевидение и в газеты, в надежде, что кто-то ее узнает. Эти действия, считала она, были бы вполне уместными, хотя и немного запоздалыми. Однако Фальконе упускал из виду гораздо более важный вопрос. Элеанор Джеймисон кто-то вовлек в древний ритуал, которому уже две тысячи лет. Почему? Что за люди могли так поступить? Что ими двигало? И наконец, – с ее точки зрения, это был весьма существенный момент, – откуда они черпали свои идеи? Неужели существует некая инструкция, передаваемая из поколения в поколение? И если да, то кем?

У Терезы Лупо не выходила из головы Миранда Джулиус. Она не представляла себе, каково это – быть матерью, – а инстинкт подсказывал, что никогда и не узнает. И все же она ощущала те сильнейшие эмоции, которые испытывала женщина, сидевшая на софе в этой безликой квартире, похожей на жилище одинокого человека. Возможно, Миранда была плохой матерью. Или девочка, упрямая и взбалмошная, играла в какую-то свою игру. Розыски без вести пропавших часто связаны с детским капризом. Но их это не касается. Они обязаны действовать так, словно совершено самое страшное преступление, пока Сюзи Джулиус не вернется к своей матери.

Или действительно не вернется.

Вот почему она словно сумасшедшая мчится по автостраде в сторону Остии. Вот почему игнорирует правила, поставив под угрозу собственную карьеру. Нужно больше узнать о том, что столь мало интересует Фальконе: почему кто-то решил возродить к жизни эти древние ритуалы?

На эту тему стоило говорить только с одним человеком – профессором Римского университета Рандольфом Кирком. Его книга по-прежнему тревожила ее воображение, не говоря уже о том, что была единственной научной работой по данной проблеме из всего, что она смогла найти. Собственно, наполовину научной, наполовину популярной. Складывалось впечатление, что Кирк знает ответы абсолютно на все вопросы, но не хочет их выдавать. Возможно, где-то есть продолжение. И ей позволят с ним ознакомиться, когда она попадет на раскопки, где, как выяснилось, сегодня работает Рандольф Кирк.

Она съехала с автострады, чтобы свериться с картой. Отсюда было рукой подать до того места, где нашли тело девушки, – два-три километра. В голове мелькнула одна мысль, но она тут же отогнала ее прочь. Через пять минут она уже была возле участка по проведению археологических раскопок Остии Антики. Участок был обнесен забором с колючей проволокой. Надавив на кнопку звонка, Тереза усомнилась, что его кто-нибудь услышит. За изгородью удалось разглядеть лишь пару передвижных домиков, припаркованных неподалеку.

Через некоторое время показалась одинокая фигура – лысый мужчина лет пятидесяти, с редкой бородкой, очками с толстыми стеклами и отсутствующим взглядом. Рандольф Кирк оказался примерно одного с ней роста. Румяные щеки, нос, похожий на розовую подушечку для булавок – вероятно, от пьянства. Шел он странной переваливающейся походкой, словно у него были проблемы с бедренными суставами. Вместо ожидаемого костюма в стиле "сафари" на нем были просторные дешевые джинсы и блекло-зеленая ветровка. Тереза не могла сдержать разочарования. Она-то надеялась встретить кого-то вроде Индианы Джонса – небрежную, но романтическую натуру. Возможно, раскопки старых домов не привлекают к себе подобный тип людей.

И тут профессор чихнул, и так громко, что мог бы разбудить мертвых. Тереза непроизвольно закрыла глаза, опасаясь быть оплеванной. Когда она их открыла, Рандольф Кирк ковырял в своем большом красном носу так ожесточенно, словно самый последний наркоман, весь покрытый темными наколками, напоминающими непонятные иероглифы.

– Профессор Кирк? – спросила она, улыбаясь и пытаясь выбросить из головы назойливые слова "Сопливый Нос, Сопливый Нос".

– Да? – оглянулся он.

Тереза решила, что Кирк здесь один. Неужели одинокая женщина может так напугать?

– Тереза Лупо. Я вам звонила. Насчет книги.

По телефону она здорово ему польстила – тем, кто пишет книги, это всегда нравится.

– Ой, простите! – ахнул он и атаковал замок с помощью* целой связки ключей. – Я так невежлив! Пожалуйста, входите. Очень рад вас видеть.

Он говорил с тем четким акцентом, с которым говорят по-итальянски образованные англичане – например, ученые из Кембриджа и Оксфорда, считающие себя выше местного сленга и просторечия.

Кирк снова оглушительно чихнул.

– Проклятый холод! Ненавижу.

Тереза последовала за ним, соблюдая должную дистанцию. Они прошли мимо раскопанных остатков древней виллы, покрытых лесами и брезентом, и двинулись дальше, к одному из двух передвижных домиков. Там Кирк провел ее в свой кабинет, где царил полный беспорядок. Везде валялись бумаги, куски камня, фотографии росписей. Сквозь единственное маленькое окошко едва пробивался свет. Профессор тут же плюхнулся в старое кожаное кресло, выглядевшее так, словно его тоже вытащили из раскопа. Тереза пристроилась на стоявшем напротив ненадежном металлическом табурете, очевидно, предназначенном для студентов. Когда профессор предложил ей банку теплой колы, она отказалась.

– Вам понравилась книга?

– Очень понравилась, профессор. Она раскрыла мне глаза. Знаете, я всегда считала этот период истории чрезвычайно интересным, но вы пролили свет на многие неизвестные мне аспекты.

– Да! – вздохнул он и запил колой несколько таблеток. – Вы преувеличиваете. А знаете, я так и не получил за это никаких денег. Проклятый издатель заплатил мне за рукопись гроши, отпечатал несколько экземпляров и спрятал их где-то в гараже. Просто чудо, что вы ее нашли.

– Чудеса иногда случаются.

– Случаются, – согласился он и приветственно поднял банку.

Тереза посмотрела в окно. Вокруг не было ни души.

– Что, сегодня раскопок нет?

– Остальная часть группы на неделю отбыла на практику в Германию. Я приехал, чтобы заняться кое-какой канцелярской писаниной.

– А вам обязательно было выходить на работу? Учитывая эпидемию гриппа и все такое прочее?

– Просто необходимо, – сказал Кирк и добавил с некоторой помпезностью: – Знаете, я ведь все-таки заведующий кафедрой!