Вилла загадок - Хьюсон Дэвид. Страница 48

– А ты где была? – переключился на нее инспектор. – На тот случай, если ты не заметила, здесь есть кое-какая работа.

Она почтительно подняла руки и смиренно сказала:

– Извини. Тебе совсем не обязательно спрашивать, как я себя чувствую. Хотя в последнее время меня постоянно пытаются убить.

– Ты нам нужна, – смягчился Фальконе.

– Принимаю это в качестве извинения, хотя хватило бы и одного "прости". Кстати, как там дела с пропавшей девочкой?

– Что?

– С девочкой.

Фальконе мрачно на нее уставился:

– Живых предоставь нам.

Она взглянула на тело. За прошедшие годы их было так много – словно они сходили с конвейера. Теперь что-то изменилось. Когда Тереза Лупо смотрела на этот труп, сознание начинало профессионально его оценивать и в то же время в душе все громче звучал мятежный голос, в конце концов заглушивший все: трудные вопросы, напряжение и страх.

– Я не могу больше этим заниматься, – пробормотала Тереза, не зная, кто это говорит – она сама или мятежный голос. А может, это одно и то же?

Стоявший над телом Монашек пристально смотрел на нее, ожидая указаний.

Голос стал громче. И это был ее голос.

– Меня кто-нибудь слушает? – крикнула Тереза, и даже эксперты, стиравшие пыль с офисной мебели, застыли в неподвижности. – Я не могу больше этим заниматься, – спокойно повторила Тереза Лупо. – Он мертв. И этим все сказано. А девочка еще дышит, пока мы тут пялимся на труп, словно какие-то гробовщики.

Кто-то взял ее за руку. Это был Коста.

– Не надо, – отстранилась она. Руки тряслись. Голова, казалось, вот-вот взорвется. Тереза с трудом открыла портфель, с трудом вытащила оттуда папку, которую дала ей Реджина Моррисон, и огромным усилием воли достала фотографии. – Я училась на врача. Меня учили, как отличить симптом от действительного заболевания. Все это не важно. Это только симптом. А вот...

Она высыпала на стол снимки, прямо поверх листков с цифрами, и сверху положила самый важный – тот, где были изображены Барбара и Элеанор до начала церемонии.

– А вот заболевание.

Фальконе, Косте, Перони и Ракеле д'Амато пришлось протолкаться сквозь группу людей в комбинезонах, чтобы как следует разглядеть фотографии. Кто-то тихо выругался. "Сейчас девочки выглядят еще красивее", – подумала Тереза. Не трудно представить, как к ним подходит Сюзи Джулиус и пожимает руки, не зная, что они мертвы – умерли с разрывом в шестнадцать лет, но смерть есть смерть и годы для нее ничего не значат.

– Где ты это взяла? – в бешенстве спросил Фальконе.

– В кабинете Рандольфа Кирка. Сегодня утром.

– Что? – зарычал он.

– Смотри не сломай что-нибудь, – спокойно сказала Тереза. – Ты ведь туда не заглядывал. Тебя это нисколько не интересовало.

– У меня не было времени!

Он неожиданно принюхался. И Тереза вспомнила о виски, которым ее угостила Реджина Моррисон. Этот ублюдок никогда ничего не упускает.

– Господи, женщина! – возмутился он. – Ты же, пьяна. Это конец. Из-за тебя...

Фальконе не договорил. Он был вне себя от ярости.

– Что из-за меня? – огрызнулась Тереза. – Что? Умерла твоя красавица из дорожной полиции? Ты так считаешь? – Она окинула взглядом присутствующих. – Вы все так считаете? А можно напомнить кое-что? Ваша красавица из дорожной полиции была хладнокровной убийцей! Возможно, она сделала это сама. Возможно, ей кто-то приказал. Но она все равно убила. Она и меня бы убила, если бы я ей это позволила. Разве все это случилось из-за меня? Нет, все это должно было случиться, и окажись там кто-то другой, жертв было бы больше и лежали бы все они в морге. Черт возьми, за эти годы она, наверное, убила еще кого-то! А мы ничего не знали. Если бы Барбара Мартелли по-прежнему разъезжала на своем мотоцикле и сладко улыбалась, вызывая у всех эротические сны, никто из вас – никто! – так бы и не поверил, кем она в действительности являлась. Благодаря мне вы это выяснили. Простите... – Она говорила очень медленно, желая удостовериться, что все уяснили ее слова. – Я извиняюсь. С правдой всегда проблемы. Иногда она причиняет боль.

– Ты помешала расследованию, – устало сказал Фальконе. – Ты нарушила свои полномочия.

– Но ведь девочка пропала!

– Мы знаем, что девочка пропала, – ответил Фальконе и швырнул на стол четыре снимка, которые дал ему Перони. – Мы знаем, что ее похитили. Мы также знаем, что все это как-то между собой связано. Расследуются убийства и расследуется похищение, и я собираюсь распределить те драгоценные ресурсы, которыми располагаю, так, чтобы никого больше не убили.

– О! – глядя на фотографии, тихо проговорила она. – Извини. – Она растерянно покачала головой. – Не знаю, что со мной такое. Наверное, у меня грипп. Что за жалкое оправдание!

Коста снова взял ее за руку. На этот раз Тереза не сопротивлялась.

– Иди домой, – сказал он. – Ты все равно не можешь работать – после того, что случилось вчера.

– Я работаю как раз из-за того, что случилось вчера. Ты что, не понимаешь?

– Тереза! – позвал Сильвио ди Капуа. – Ты нам нужна.

– Ты же слышал, – прошептала она, чувствуя, как в глазах закипают слезы и уже струятся по щекам, словно говоря: "Посмотрите на Бешеную Терезу – она и вправду сейчас бешеная". – Прости, Сильвио. Я больше не могу заниматься этим... дерьмом.

В помещении воняло кровью и мужским потом. Она пошла к двери, желая выбраться наружу, вдохнуть свежего воздуха, и прекрасно понимая, что его все равно здесь нет и она вдохнет лишь автомобильные выхлопы.

Ее не оставляла одна мысль: что же этот сумасшедший бог на самом деле предлагал Барбаре Мартелли и Элеанор Джеймисон? Свободу от всей этой дряни? Маленький укромный уголок, где ты становишься самим собой и никто тебя не судит, где долг, рутина и скука повседневной жизни отступают, потому что в этом месте, пусть на мгновение, ты можешь ощутить божество в себе самом? Не в этом ли заключается таинственный дар? А если это так, то кто же смог бы от него отказаться?

Эмилио Нери не желал, подобно преступнику, от всего прятаться и без достаточных на то оснований спасаться бегством. Но даже и без визитов незваных гостей из полиции и ДИА он кое о чем догадывался, переваривая информацию, которая поступала к нему по годами отработанным каналам. Требовалось принимать какие-то решения, и впервые в жизни ему было трудно это сделать. Складывалась беспрецедентная ситуация. До тех пор, пока он не сделает выбор, оставалось только укрыться в доме, стараясь, чтобы бесконечные перепалки Аделе и Мики не действовали на нервы. Хватит притворяться, будто он может сам вести людей в атаку, как делал это двадцать лет назад, когда из капо превратился в босса. Теперь он должен вести себя соответственно возрасту, подобно генералу, направляя свои войска в бой и сохраняя при этом их доверие. Он стал слишком старым, чтобы действовать самому, так что пусть другие выполняют за него эту работу.

Это было рискованно. О чем сейчас думают подчиненные? Он всегда твердо держал в руках своих людей. Сейчас, когда он вроде бы стоит в стороне, его хватка ослабла. Да еще эти Аделе с Мики. Человек, который не может справиться с домашними, вряд ли заслуживает уважения со стороны подчиненных. Он приказал Бруно Буччи держать ухо востро, прислушиваясь ко всем случайно вырвавшимся замечаниям, которые являются первыми признаками зарождающегося бунта. Наступили опасные времена, причем неясно, откуда ждать угрозы. Что ни говори, а с сицилийцами ссориться опасно. Необходимо также убедить своих пехотинцев, что сражаться на его стороне в их интересах. Деньги до сих пор делали свое дело, но, чтобы оставаться их боссом, нужно укреплять уважение к своей персоне.

Явился Буччи и принес кое-какие новости насчет Беньямино Верчильо. Полицейские пытались сохранить их в тайне, но у группировки Нери есть хорошие источники информации. А эти источники сообщают об одной очень странной детали: на убийце был какой-то древний маскарадный костюм. Нери счел это неким знаком. Ситуация оказалась более серьезной, чем он предполагал. Сначала он растерялся, мучаясь сомнениями, которыми ни с кем не мог поделиться. Он винил во всем себя. Едва узнав, что война вот-вот начнется – то есть получив сообщение о приземлении во Фьюмичино этих американских гангстеров, – он должен был действовать. Если конфликт неизбежен, преимущество всегда у того, кто наносит удар первым. Американцы инстинктивно это понимали. А он колебался, и вот наказан самым грубым и неожиданным образом.