Тьма перед рассветом (И никакая сила в мире...) (Другой перевод) - Макбейн Лори. Страница 5

Алистер, к сожалению, был младшим сыном небогатого деревенского сквайра, состояние отца должно было в свое время перейти к старшему брату, а его будущее представлялось довольно туманным. Чтобы навсегда избавиться от назойливых кредиторов ему оставалось два пути: стать священником или пойти в солдаты. Но ни тот ни другой не казались достаточно привлекательными романтически пылкому молодому человеку, они не сулили в будущем ни золота, ни опасных приключений.

Только капитану Морского Дракона было известно, почему вдруг острая жалость пронзила его сердце, когда той ночью в Портсмуте он увидел залитого кровью юношу. Никогда прежде он не позволял этому чувству брать верх над разумом. Жалость, похоже, вообще была не ведома Данте Лейтону. Тем не менее не нашлось смельчака, кто бы отважился поинтересоваться, что это вдруг капитану вздумалось взять на борт Морского Дракона чахлого городского денди. Сам же Алистер Марлоу предпочитал держать свои сомнения при себе. Он быстро доказал всем, что отнюдь не боится тяжелой работы и продемонстрировал такую искреннюю готовность учиться морскому делу, что скоро по сравнению с ним старые морские волки стали выглядеть зелеными новичками.

А Морской Дракон медленно и неторопливо держал путь на север, в направлении Чарлзтауна, навстречу волшебным закатам Вест-Индских островов, свежий морской бриз, запутавшись в расправленных белоснежных парусах, пел свою песню, а матросы радовались, как дети, вспоминая с содроганием свирепые бури и безжалостные шторма негостеприимной Северной Атлантики. Колдовское очарование южных морей сыграло свою роль, и к тому времени, когда на горизонте показались девственные тропические леса и остроконечные вершины острова Доминик, на Морском Драконе уже недоставало кое-кого из матросов.

В Ямайке к ним присоединился Барнаби Кларк, смуглый, изящный уроженец Антигуа, ставший их новым квартирмейстером. Лонгэйкр, новый рулевой и старый пират, с недостающими передними зубами и христианским именем, появился в Нью-Провиденсе. И, наконец, Симус Фитцсиммонс, болтливый, как сорока, жизнерадостный ирландец, стал первым помощником капитана, когда бриг стал на якорь в Чарлзтауне.

В один прекрасный день, когда бриг стоял на якоре в порту Сен-Киттса, капитан отправился на берег прогуляться, но очень скоро вернулся, ведя за руку худенького мальчугана. Так на Морском Драконе появился Конни Бреди, ставший юнгой. Ходили слухи, что капитан выиграл мальчишку в карты у прежнего хозяина, работорговца, который страшно избивал паренька. Хьюстон Кирби, если бы осмелился, мог бы подтвердить историю о том, как они с капитаном однажды сами были свидетелями неудачной попытки его побега, когда мальчик попробовал удрать со своего корабля во время стоянки на Св.Евстафии. тогда же взбешенный капитан поклялся разыскать парнишку и каким угодно способом, честным или бесчестным, вырвать его из лап мерзавца-хозяина.

Обстановка ещё более сгустилась, поскольку рабовладельческое судно прибыло в Сен-Киттс бок о бок с Морским Драконом, торопившимся в Ямайку. Рассказ об удивительном капитане брига, как вообще все сплетни, моментально облетел весь город, и ещё более сгустил окутывающую его плотную завесу тайны. Он казался заморской диковинкой, человек, который, не задумываясь, бросился в погоню, чтобы спасти ребенка и который в то же самое время способен, не моргнув глазом, отправить на дно морское любой корабль.

А вскоре, уже добравшись до Ямайки, они обзавелись и котом, случайно наткнувшись на грязный джутовый мешок, брошенный кем-то в дождевую бочку в одном из темных закоулков Порт Ройяла. Данте Лейтон сам притащил взъерошенного, блохастого кота на борт Морского Дракона. Прошло пять лет, и любой, кому довелось бы побывать на Морском Драконе, не смог бы глаз отвести от огромного полосатого холеного кота, с безмятежным видом разгуливавшего по палубе брига или гревшегося где-нибудь на нагретом солнце гакаборте. При виде выхоленного звери невольно вспоминалось несчастное замученное животное, которое по счастливой прихоти судьбы превратилось во всеобщего баловня и любимца, любую прихоть которого был счастлив удовлетворить каждый из команды брига.

Следующие несколько лет выдались довольно мирными для капитана Морского Дракона, поскольку бриг курсировал между Каролиной и Вест Индией, перевозя контрабанду. Им неизменно везло, и выгрузив тюки с контрабандой где-нибудь в тихих бухточках, Морской Дракон ни разу не напоролся на тяжеловооруженные фрегаты и сторожевые шлюпы Его Величества, сновавшие вдоль берегов от Фалмута на севере до Сент-Агустина на юге.

Одним из самых ярых его преследователей был сэр Морган Ллойд, капитан восемнадцатипушечного шлюпа Портикуллис. Но либо Морскому Дракону светила счастливая звезда, либо сам дьявол ему ворожил, но только Портикуллису не разу и близко не удалось подойти к бригу, тот шутя уходил вперед, так что нечего было и пытаться попасть в него.

Но теперь все это уже было в прошлом, а сейчас Морской Дракон со своим удачливым капитаном вернулся домой. Победный ветер весело надувал паруса бригантины, будто радуясь, что это её последнее плавание. Морской Дракон чуть не шел ко дну под тяжестью сокровищ, захваченных с потопленного испанского галеона, который, на свою беду, оказался у них на пути у берегов Флориды. Капитан и команда предвкушали радость возвращения в родные места состоятельными людьми. И больше не слышен был яростный рев дракона, на бригантине воцарилась тишина, только жалобно поскрипывали рассыхающиеся доски палубы, когда ленивый прибой осторожно покачивал изящно изогнутый корпус отдыхавшего корабля.

Туман, подобно огромному злобному облаку, окутывал колеблющийся лес мачт и заброшенный причал. Он медленно полз вдоль узких, извилистых улочек Сити, в которых, как хлопотливые муравьи, копошились карманные воришки, ночные грабители, сторожа с их колотушками и дешевые шлюхи. Сквозь плотную пелену тумана с остроконечной крыши церкви глухо слышался перезвон колоколов, звуки доносились словно с нескольких сторон, переплетаясь с нестройным жалобным завыванием шарманки. Унылый шарманщик крутил ручку древнего инструмента, извлекая на свет Божий звуки, больше похожие на тоскливые стоны и леденящие душу вопли чьей-то неприкаянной души. Откуда-то из серой мглы доносилась мелодия уличного скрипача, и соленый морской бриз гнал её в открытое море, а в лабиринте городских улочек перекликались невидимые торговцы, наперебой расхваливая свой товар.

Из плотной пелены тумана неожиданно с быстротой молнии вынырнула карета, колеса оглушительно прогрохотали по булыжной мостовой и с размаху зацепились за край железного столбика, которыми в те времена огораживали от дороги тротуары. Из-за плотно задвинутых занавесок послышались яростные проклятия невидимых путешественников, но карета с бешеной скоростью продолжала мчаться вперед, а кучер, сжавшись в тугой комок, яростно нахлестывал взмыленных лошадей, гоня их вперед, невзирая на опасность подобной бешеной скачки.

— Ах ты идиот безмозглый! Жирная сухопутная селедка! — яростно взревел кривоногий человечек, отскочив на тротуар и гневно грозя кулаком в сторону удалявшегося экипажа, словно жалея, что не в силах догнать и проучить нахала.

— Эй ты, пошевеливайся! Даже если у нас вся эта проклятая ночь впереди, все равно я не намерен попусту терять время, пока ты бездельничаешь, глупая скотина! Кое у кого из нас дел по горло, так, что и дух перевести некогда. Ведь не все же такие важные персоны, как ты, чтобы ходить, задрав кверху нос!

У Хьюстона Кирби вырвалось обиженное фырканье. — Единственное, что тебя по-настоящему занимает, болтун несчастный, это решить, в чей карман запустить поглубже руку, — грозно проворчал он, сопроводив свои слова таким свирепым взглядом, что его собеседник осторожно отодвинулся, постаравшись даже не смотреть в его сторону, чтобы как-нибудь не задеть грубияна.

— Проклятье, что за глупость такая! Что за проклятое место это Сити! Никогда терпеть его не мог. Все носятся как угорелые, спешат, будь они прокляты! Слишком заняты, чтобы толково указать человеку дорогу, эти скоты рот откроют лишь для того, чтобы послать тебя куда подальше за то, что ты имел наглость их побеспокоить из-за такой малости, — Хьюстон Кирби на мгновение прервал свой великолепный монолог, чтобы перевести дух и ещё раз полюбоваться изящно закругленными носками своих новых башмаков. — Может быть, это и не самая модная обувь во всем Лондоне, но зато и не квадратные, как у какого-то деревенщины, — довольно проворчал он. Высунувшись в окно, он смачно плюнул в сточную канаву, до краев заполненную грязной водой.