И даже смерть не разлучит нас (СИ) - "Mariya_Komarova_MSK". Страница 3

Все молчат. Ловят каждое её слово. И она продолжает.

Оказалось, никто не знал, что он не выдал пойманное трио, рискуя всем. Она поведала присутствующим, как Драко, сделав рискованный выбор, отказался опознать и выдать их Тёмному лорду. Она рассказала, как Нарцисса Малфой ценой собственной жизни солгала господину, подарив волшебному миру шанс на победу.

Под гробовое молчание Драко останавливается у края стола, протягивает ей руку. Она сжимает его ладонь, улыбается. А потом оборачивается ко всему залу и строго добавляет, что не позволит подобного отношения к людям в независимости от того, по каким причинам и на какой стороне эти люди были. Сверкнув глазами, она говорит, что не им решать, как ей распоряжаться своей жизнью и кого ей любить.

Грейнджер спрыгивает со стола прямо в объятия Драко. Он нежно целует ее в лоб, и они удаляются под бодрые аплодисменты Полумны, которые мгновенно подхватывают слизеринцы и гриффиндорцы.

В то утро Гермиона впервые прогуляла урок без уважительной причины. Пока её однокурсники зевали на Истории магии, она сидела на дощатом полу крытого причала, свесив ноги в воду и прижавшись спиной к груди Драко. Солнечные зайчики плясали на оконных рамках, мягкие волны ласково щекотали кожу. Несколько лодок подрагивали на воде, с глухим стуком ударяясь о причал. Это было прекрасное место. Кажется, Гермиона была здесь впервые, после того, как будучи ещё не распределенной на факультет первокурсницей, попала в Хогвартс.

Причал был полон очарования.

И это место стало «их местом».

***

Порыв ветра гонит волну, в которой играет багряным свечением скорый рассвет. Под стук лодок Драко поднимается на ноги. Ожидание вызывает у него мелкий тремор. Время словно замирает, словно чувствует его страх. Секундная стрелка с каждым движением отсчитывает время до точки невозврата.

Боль.

Страх.

Вселенская усталость.

Драко одновременно желает, чтобы это поскорее закончилось и чтобы не заканчивалось никогда. Чтобы остаться в этом моменте с ней, с единственной поправкой — чтобы с Гермионой всё было в порядке. Но это априори невозможно. Время идёт. Время оставляет им крохотный кусочек настоящего, полного боли и отчаяния.

Поэтому у Драко нет иного пути. Он всё решил правильно. Он сделает всё так, как задумал. Гермиона простит его. Она поймёт. А насчёт остальных… это уже давно не важно. Не важно для него.

Малфой подходит к старой перевернутой лодке, приподнимает её. Стараясь не шуметь и не зацепить полотно о рассохшуюся древесину, он достаёт две картины. Ставит их вплотную друг к другу. Юноша на первом полотне ободряюще ему кивает. Девушка со второго хмурится и поджимает губы. Они точные копии своих реальных героев. Пока ещё безмолвные, но уже перенявшие характеры.

Драко неотрывно смотрит на девушку на картине. Он говорил это тысячу раз. Но в голове по прежнему «она такая красивая». Костяшками пальцев он проводит по шершавому холсту — по её щеке. Складка меж ее бровей разглаживается. Она несмело улыбается ему. В её глазах любовь и нежность.

Драко жмурится. Это больно. Невозможно смотреть. Его глаза жжёт от слëз. Сделав несколько глубоких вздохов, он вытирает влагу с лица. Еë ладошка лежит на её же щеке, словно она хочет накрыть его пальцы своими. Еë кисти чисты, кожа здоровая и бархатная на вид.

— Спрячь его пока, — говорит Драко. — Ещё не время.

Девушка на холсте понимающе кивает, прячет правую руку в складах платья. Юноша на соседней картине убирает руки в карманы брюк, принимает привычную для него слегка надменную позу.

Стрелки часов безжалостно приближаются к назначенному времени. У Драко не больше пяти минут, чтобы проверить зелье, и можно будить Грейнджер.

Ему блядски страшно. Но его не покидает призрачный луч надежды.

***

Они были счастливы. По настоящему счастливы. Они были друг у друга, и этого им было достаточно. Они построили свой маленький мир, в котором прятались ото всех, наслаждаясь каждым мгновением и друг другом. Это было похоже на зачарованный снежный шар, с фигурками внутри, где безмятежно кружили блестящие искусственные снежинки.

В первый день зимы, судьба уронила их снежный шар с полки, смахнув его на каменные плиты своей костлявой рукой.

Гермиона проснулась от боли, кончики её пальцев ужасно жгло. Ни мадам Помфри, ни целители из Мунго не могли определить, что происходит с Грейнджер. Она уже много дней находилась под мощной дозой обезболивающего зелья. Подушечки её пальцев были обуглены и потеряли чувствительность, ногти почернели. Драко поднял на ноги всех известных ему целителей, лучших из лучших. Безрезультатно. Они лишь безмолвно разводили руками.

Минерва Макгонагалл сказала, что у неё есть предположение, что это может быть, и к кому следует обратиться, подметив, что лучше бы её догадка оказалась ошибочной. Едва Гермиона сняла свои перчатки в кабинете директора, как два человека на портретах многозначительно переглянулись.

Альбус Дамблдор начал говорить первым, печально взирая из-под очков половинок; Северус Снегг согласно кивал, ровным холодным тоном дополняя речь старца.

Гермиона забывает, как дышать. Она не чувствует своё тело, ноги предательски подкашиваются. Драко ловит её, прижимает к себе так, словно хочет заслонить собой от этой суровой и несправедливой действительности. Она обнимает его руками за пояс, утыкается лбом в его грудь. Его запах заполняет лёгкие, приводит в порядок мысли. Так спокойнее. Если он рядом, она справится. Она должна. Обязана. И как в подтверждение её мыслей, Драко касается губами её волос, шепчет нерушимое «я с тобой», «мы найдём решение», «я люблю тебя».

Это было авторское проклятье Тёмного лорда. Похожим был поражён Дамблдор. Крестраж, который молодые волшебники добыли в подземелье Гринготтс, имел дополнительную защиту. Мощное, необратимое проклятье поражало прикоснувшегося к нему маггла или магглорожленного волшебника. И последствия этого проклятия проявляются не сразу. Оно активируется, когда человек обретает душевный покой, в момент, когда он неописуемо счастлив.

Очень скоро проклятье доберётся от кончиков пальцев до сердца и навсегда остановит его.

Северус давал чёткие инструкции по приготовлению зелья, которое бы поддерживало жизненные силы Гермионы, ненадолго избавляя от боли. Взгляд его оставался холодным и беспристрастным.

Дамблдор как мог, пытался поддержать. Он говорил, что несмотря на скорый неизбежный конец, она должна достойно прожить этот отведенный ей кусочек времени. Оставить в памяти близких и друзей несломленный образ отважной и доброй девочки с горящим и любящим сердцем. Он сказал, что в некотором роде ей повезло. Ведь не всем выпадает возможность проститься с теми, кого они любят. От справедливости слов бывшего директора Драко захотелось порвать к чертям его гребаный проницательный портрет.

Покидая кабинет директора, Драко обернулся. Он почувствовал на себе взгляд. Снегг коротко кивнул ему, хмуря брови, словно его обуревали противоречия. Малфой кивнул в ответ. Этот безмолвный разговор занял не больше двух секунд. Но от него у Драко на душе потеплело.

Проводив свою девушку в башню, он вернулся к кабинету Макгонагалл. Даже не пришлось говорить пароль, Горгулья отпрыгнула в сторону, открывая проход, стоило ему приблизиться. Значит, Драко правильно всё понял. Его ждали.

Директриса сочувствующе сжала его плечо и вышла из кабинета, не проронив ни слова. Ему даже не пришлось просить оставить их с Северусом наедине. Дамблдор всё так же печально улыбался. Другие директора делали вид, что спят. И лишь Снегг смотрел колючим взглядом.

Глубоко вздохнув, Драко наложил Силенцио и Огохни на другие картины. Портреты тут же оживились и начали беззвучно возмущаться. Забавные.

Малфой понимал, то что он услышит сейчас, ему не понравится. И оказался прав. План был сложным. Трудновыполнимым. И он не давал никаких гарантий. Только крохотная надежда на успех. Мизерная. В процентном соотношении вообще не поддающаяся сравнению.