Серебряные фонтаны. Книга 2 - Хьюздон Биверли. Страница 39

Миссис Чандлер откинулась на спинку стула.

– Постепенно он более-менее пришел в норму, но не полностью. Однако, узнав, что она умерла, он захандрил снова. Он не оправился полностью, пока не появилась леди Квинхэм. Ее присутствие заметно оживило его, но она тоже уехала... – миссис Чандлер запнулась.

– Это из-за меня, – признала я. Она похлопала меня по руке.

– Клара говорила, что они все равно бы не ужились в одном доме, старый его светлость и молодой, и она была права. Когда мы услышали, что он женился на вас, люди говорили... ну, вы знаете, что говорят люди, но Клара вступилась за вас, сказав, что вы – девушка с добрым сердцем. Поэтому я молилась, чтобы вы не оказались еще одной ветреной женщиной, как первая ее светлость, и чтобы все, наконец уладилось. Правда, тогда мне казалось, что я молюсь о чуде.

Миссис Чандлер наклонилась ко мне и взяла мою руку в свои.

– Я не говорю о любви, ее трудно ожидать, когда мужчина его возраста берет в жены девушку, которая выглядит, как вы. Нет, я говорю о доверии, это другое. Казалось, он больше не станет доверять женщине – но он поверил. Я видела, как он смотрит на вас. Он доверяет вам, моя леди, целиком и полностью, – она ласково пожала мою руку, затем встала и сказала: – А теперь вам пора идти домой. Я знаю, что вы – деловая женщина, но вы носите ребенка, вам нужно беречь себя.

По пути домой я думала о словах миссис Чандлер, а вернувшись, сразу же села писать свое еженедельное письмо, хотя и чувствовала себя усталой.

Утром я послала его, а через два дня написала снова – плод зашевелился, и мне захотелось немедленно сообщить об этом Лео. Я ехала на машине из села вдоль подножия Взгорья, когда почувствовала это безошибочное шевеление. Я остановила машину у края дороги, подождала и снова ощутила его – чудо новой жизни. Я заплакала от счастья – и от печали, потому что рядом не было Лео, чтобы разделить со мной это счастье. Я написала ему сразу же, как приехала домой.

Он быстро прислал в ответ: «Надеюсь, что ты бережешь себя. Я беспокоюсь о тебе, зная из писем Селби, сколько ты работаешь. Женщина, ждущая ребенка, не должна возиться с правительственными распоряжениями и приказами о вспашке, а должна хорошо питаться и не волноваться».

Но что еще я могла сделать, пока наши солдаты сражались? Мы захватили Иерусалим у турок, но у русских произошла еще одна революция – они заключили мир с Германией и перестали быть нашими союзниками. Мы очень надеялись, что в ноябре церковные колокола зазвонят в честь победы у Камбре, но в течение двух недель немцы снова наступали, а бои под Ипром были такими же тяжелыми, как обычно.

Это была холодная зима. Угля не хватало, мы берегли его для паровых плугов и топили особняк только дровами. Я завтракала в утренней комнате, завернувшись в шаль, а после обеда шла в детскую и сидела там с Элен за шитьем, пока Дора спускалась на кухню. Теперь все сидели на кухне у печи, даже мистер Тимс.

Если нам было холодно, то насколько же холоднее было Лео и Фрэнку, у которых не было каминов? Я заранее купила и упаковала им рождественские посылки, надеясь, что Лео, не рассердится из-за посылки Фрэнку, но я должна была послать ее, ведь больше некому было это сделать. Все-таки я была его мачехой. Теперь эта мысль не казалась мне странной – временами я чувствовала себя намного старше его. Когда он приезжал летом в отпуск, то порой выглядел мальчишкой – глядя на него с Флорой, я почти верила, что они брат и сестра.

Мы очень тихо провели Рождество. Утром я пошла в церковь и помолилась за истонских мужчин, как делала это каждое воскресенье. Имя Лео было первым в этом длинном списке. Я все время беспокоилась о нем – и о Фрэнке. С Лео я, по крайней мере, регулярно переписывалась – получая его письма, я знала, что он пока невредим – но от Фрэнка пришла только одна небрежно нацарапанная открытка на имя Флоры. Правда, я понимала, что письма шли ко мне несколько дней, а за это время могло случиться что угодно. Если вдруг мистер Селби обращался ко мне, когда я не ожидала этого, мой взгляд сразу же устремлялся на его руку, ища телеграмму. Когда это может случиться, на этой неделе, на следующей? И как я перенесу эти ужасные секунды, пока не узнаю, с которым из них это случилось?

В Истон больше не приходили телеграммы с тех пор, как мы получили известие о Джо Демпстере. Затем, в конце декабря, я получила от Беаты сообщение, что убит Нед. Я не видела его с рождения Флоры, но он был моим братом, и я заплакала. Успокоившись, я рассказала об этом Элен и отложила все дела, чтобы навестить Беату.

Два дня спустя Элен получила письмо от Альби. Она не показала его мне, но сказала, что Альби решил готовиться на офицера.

– Ему это предлагали еще несколько месяцев назад, но он не хотел расставаться с Недом. Но теперь...

– Это хорошая новость, Элен, у него хорошо идут дела.

– Да, но главное, что для этого он вернется домой. – Элен обычно была спокойной, но на этот раз ее голос дрожал. – Когда получу письмо о том, что Альби вернулся в Англию, то спляшу на столе матросский танец!

Но письмо не пришло. Вместо этого как-то утром, когда я сидела в детской, дверь отворилась, и вошел Альби. Он не заметил меня, потому что не сводил глаз с Элен. Элен оглянулась и увидела его, затем, завязав фартук на Розе, подошла к нему. Она подала Альби руку, он взял ее – и только, но я тут же отвернулась, словно они обнялись у меня на глазах.

– Ты, наверное, не завтракал, – тихо сказала Элен. – Садись за стол, я пошлю Дору вниз за подносом. – Она не станцевала матросский танец, да и не стала бы – Элен была не из таких девушек. Чтобы оставить их вдвоем, я увела детей с собой, но позже Элен пришла, чтобы повести их на утреннюю прогулку.

– Вы не возражаете, если Альби пойдет с нами, моя леди? – спросила она.

– Конечно, не возражаю, Элен!

Большую часть времени Альби проводил в детской. Я предложила Элен взять отпуск на пять дней, но она отказалась:

– Не нужно, моя леди, нам с Альби нравится проводить время с детьми.

Альби как-то сказал мне:

– Не знаю, как бы я пережил дни после гибели Неда, если бы не было Элен. Я просто смотрел на ее фотографию – и она была рядом со мной и утешала меня.

Они так мало времени провели вместе, но письма протянули между ними прочную нить искренней любви. Теплота их отношений чувствовалась, стоило переступить порог комнаты. По вечерам мы подолгу сидели в детской за чаем, слушая рассказы Альби о войне. Элен притеняла лампу, и в отблесках пламени камина лицо Альби выглядело таким молодым, что, казалось, оно никогда не состарится. Его голос тоже был юным, слишком юным для того, что ему довелось повидать и пережить. Элен сказала мне однажды, когда мы остались вдвоем:

– Ему нужно выговориться, моя леди. Я это понимаю... хотя порой бывает тяжело слушать, – она потянулась к моей руке. – Не знаю, как бы я это вынесла, если бы вы не слушали вместе со мной.

Иногда мне тоже было трудно это слушать, потому что я вспоминала, что там Лео – и Фрэнк. Я сознавала, что они тоже это перенесли и все еще переносят. Когда я слушала, как Альби рассказывал о людях, разорванных на куски рядом с ним, о почерневших, обгорелых остовах деревьев, о жутких грязевых болотах, засасывающих раненых в черную жижу, война становилась такой реальной и грозной, что мне казалось, будто ее щупальца появляются в углу, разворачиваются и тянутся ко мне по гладкому линолеуму детской.

Обучение Альби проходило в Оксфорде. Он сказал, что по возможности будет заезжать в Истон.

– Если ты не возражаешь, Эми, – добавил он.

– Ты можешь приезжать в любое время – для тебя всегда будет готова постель.

Элен рассказала мне, что после войны Альби надеется стать школьным учителем.

– Значит, пройдет не меньше, чем несколько лет, пока мы поженимся. Мы хотим, чтобы все было устроено до появления детей, – она была так спокойна и так уверена. Я завидовала ее спокойной уверенности.