Серебряные фонтаны. Книга 2 - Хьюздон Биверли. Страница 67

– Но не лучше ли вам было просто рассказать Лео, что она чувствует?

– Он не поверил бы мне, – покачала она головой. – Он был молодым мужчиной, самоуверенным и убежденным, что занятия любовью приносят Жанетте радость. Какие дураки, эти мужчины! Неужели я должна была остаться в стороне и позволить ему погубить мое дитя?

– Это не его вина, все случилось из-за этих монахинь!

– Да, Жанетта попала к ним слишком молодой, – взгляд Терезы был обращен внутрь себя, в прошлое. – Ночь за ночью я сидела рядом с ней, когда она вернулась из монастыря. Она боялась закрыть глаза, а когда я наконец убаюкивала ее, она вскоре с криком просыпалась от кошмара – ей снился этот дьявол, и я с трудом успокаивала ее. Я говорила Жанетте, что это всего лишь нарисованный дьявол, но она верила монахиням, а не мне. Она настаивала, что он здесь, следит за ней, машет змеиным хвостом, готовится погубить ее, как погубил Еву в райском саду, введя этим во грех все человечество.

По ночам дьявол всегда скрывался в тени, поджидая ее. С тех пор Жанетта никогда не спала легким сном, – Тереза подняла голову и взглянула на меня. – Ваш муж заметил это, миледи. Он как-то говорил мне об этом, вскоре после свадьбы. Он сказал мне: «Твоя хозяйка не спит по ночам». А я ответила: «Она всегда была такой – любая мелочь может встревожить ее». После этого он стал уходить к себе, оставляя ее спать одну. Когда я говорила с ним, то видела по его лицу, как ему не хочется уходить от нее по ночам. Он хотел обнимать ее во время сна, как это делают влюбленные мужчины. Но ваш муж любил ее, и поэтому оставлял в покое. А под конец он так любил ее, что отослал прочь, – голос Терезы дрогнул. – Миледи, если бы сегодня он был здесь, я упала бы перед ним на колени и поблагодарила его за эту милость. И Жанетта в глубине сердца тоже была благодарна ему, она каждый божий день была благодарна ему за признание ее сына.

– Однако, после того, что он для нее сделал, не лучше ли ей было хранить ему верность, а не забавляться с любовником? – резко заметила я.

Глаза старушки блеснули гневом.

– Кто сказал вам такое? Конечно же, не Фрэнсис...

– Нет, но он рассказал мне, как она любила своего кузена, и я подумала...

– Безусловно, Жанетта любила своего кузена, она любила его до последнего предсмертного вздоха. Но то, что вы предположили – никогда, никогда! Скорее она опасалась его, потому что он ввел ее во грех. Она никогда не оставалась с ним в комнате наедине и даже никогда не позволяла ему поцеловать ее руку. Если вы считаете иначе, то вы просто не понимаете мою Жанетту. Она была очень, очень добронравной – и до конца пыталась исполнить свой долг. Несмотря на то, что муж отверг ее, накричал на нее, потребовал, чтобы она убиралась прочь, оставила его – она все-таки привозила к нему Фрэнсиса. За недели до этого визита она начинала дрожать от страха, но всегда приезжала, год за годом, пока он не приказал ей больше не приезжать. Жанетта считала себя виноватой, потому что перед Богом он оставался ее мужем, несмотря на то, что выгнал ее, что заставил Фрэнсиса стать еретиком. Этот приказ ранил ее, глубоко ранил, но она повиновалась. Моя Жанетта всегда была послушной, – горечь прозвучала в голосе Терезы. – Она слушалась монахинь, она послушалась кузена – и расплачивалась за свое послушание до конца жизни.

– Мой муж расплачивался тоже.

– Конечно, миледи. Но она не знала, какую высокую цену он заплатил, потому что я никогда не рассказывала ей, что сделала, и никогда не рассказала бы. Только под конец, когда Жанетта уже собралась оставить этот мир, она, как и все мы, стала готовиться к уходу. Она распорядилась своим имуществом и при этом нашла свои дневники. Жанетта собиралась сжечь их, и я была рада унести их, но потом она сказала, что сначала хочет посмотреть их. И в том дневнике, который вы держите в руках, она нашла один черный волос. Она немедленно вспомнила пропажу дневника и то, что муж на следующее утро пришел к ней с лицом мрачнее тучи и выгнал ее прочь. С годами она поумнела, моя Жанетта, и заподозрила правду. Она стала расспрашивать меня, и я призналась ей во всем.

Тереза закрыла глаза руками, но я увидела слезинки, ползущие по ее высохшим щекам.

– Я... я... – она запнулась, но вскоре снова овладела голосом. – Видите ли, миледи, Жанетта надеялась... она хотела послать Фрэнсиса, чтобы тот позвал своего официального отца приехать, и повидаться с ней в последний раз, потому что надеялась попросить прощения за причиненное ему зло. Но после этого она сказала: «Теперь я не могу просить у него прощения, Тереза – нет мужчины, который простит такое». А затем она добавила шепотом: «Бедный Леонид, он так нуждался в любви, а я, я...» Жанетта не могла говорить дальше, миледи, она была слишком потрясена.

Теперь голос Терезы звучал глухо от горя.

– Но она простила меня, миледи. Она была такой хорошей, нежной, доброй – и простила меня. Но потом Жанетта заставила меня дать ей обещание. Она сказала: «Скоро я освобожу его, теперь это все, что я могу для него сделать. Он еще не стар и, конечно, женится снова, а ты узнаешь об этом, потому что тебе расскажет Фрэнсис. И тогда, Тереза, я хочу, чтобы ты съездила в Истон к его новой жене. Она будет английской леди, в этом я уверена, но английские леди обучаются французскому. Поэтому я хочу, чтобы ты отдала ей мой дневник и от моего имени попросила прочитать его».

Тереза взглянула на меня:

– Вы не родились леди, но все-таки знаете французский. Святой Жан сжалился наконец над моей Жанеттой, – вы сумели прочитать дневник.

– Да, я прочитала его.

– Хорошо. Моя Жанетта сказала мне: «Тереза, когда новая жена Леонида прочитает мой дневник, передай ей от меня сообщение», – старушка запнулась на мгновение, собираясь с силами, а когда заговорила снова, мне показалось, будто я слышу нежный, печальный голос, который много лет назад слышала в Борреле: «Мадам, новая жена Леонида, пожалуйста, умоляю вас, дайте ему любовь, которой не могла дать я».

Наступило молчание. Затем Тереза заговорила снова, ее лицо теперь было спокойным и беззаботным.

– Миледи, сначала я не приехала, потому что вы родили ребенка от Фрэнсиса, а позже не смогла из-за войны. Но война закончилась, а по слезам, которые, прошлым вечером появились у вас из-за мужа, я поняла, что вы любите его. Значит, вы можете дать ему то, что не могла дать моя бедная Жанетта, – и теперь наконец она упокоится в мире. Спасибо, миледи, спасибо.

Она встала, держа голову высоко, словно с ее плеч свалилась тяжелая ноша, а мое сердце кричало: «Но я не могу, потому что потеряла его любовь!» Но мои губы не шевельнулись.

Тереза заговорила снова:

– Спасибо и за то, миледи, что вы позволили мне повидать внучку моей Жанетты. Я каждый день молюсь за нее, чтобы она была счастлива. Я буду молиться и за вас, миледи – по вашему кроткому лицу я вижу, что вы так же добронравны, как и моя Жанетта, – я все еще не могла выговорить ни слова. – Аи revoir, milady.

Она взяла свою корзинку и собралась уходить. Я сумела только прошептать: «Аи revoir, madame», – и осталась наедине со своими мыслями.

Теперь я поняла многое. Если бы я понимала это раньше! А я должна была понять – у меня были ключи, но я запуталась в собственных проблемах и не обратила на них внимания. Я, конечно, замечала, что Лео ненавидит свое уродство, но не догадывалась, почему. Я знала, что Жанетта никогда не любила его, но не представляла всей глубины ее отвращения. Мне следовало бы догадаться после того, как Лео сказал мне однажды: «Я не хочу прикасаться к тебе, – мое прикосновение слишком опасно для женщины». Даже Фрэнк намекал мне на правду. Когда он рассказал мне, что Лео, не был его настоящим отцом, то упомянул, что порой супружеские требования Лео превышали силы Жанетты. Но я не обратила на это внимания, потому что он говорил о Жанетте как о женщине, уже носящей ребенка и боящейся, что об этом догадается муж. Кроме того, я знала, что она любила другого мужчину, поэтому ее отвращение к притязаниям супруга выглядело естественным. Я даже предположила, что она скрывала отвращение из боязни выдать свою тайну. Она так и делала – скрывала свои подлинные чувства, постоянно обманывая Лео – пока он не прочитал ее дневник.