Заморский рубеж - Алексеев Иван. Страница 3
– Замысел твой, князь, как всегда – грандиозный и доселе неслыханный, но я, честно говоря, не все в нем понимаю, да и, пожалуй, не со всем соглашусь, – озадаченно ответствовал дружинник.
– Ну, насчет того, что доселе неслыханный – не так это. Целое государство известно в истории, правда маленькое, не чета нашему, в котором граждане исключительно постижением и совершенствованием науки воинской занимались, в горах от остального мира укрывшись. Вспомнил? Да, это Спарта древняя. И достижение их высшее и доселе непревзойденное всему миру известно: триста воинов спартанских стотысячное войско персидское в горном ущелье остановили… Да и в современности есть примеры городов-замков, куда посторонним наблюдателям вход заказан, население которых упражнениями воинскими занято, оружие да доспехи кует. Знаешь таковых? Правильно, это ордены рыцарские. Отряды их по всему миру рыскают, знают и умеют они многое. Не всегда успех, конечно, им сопутствует, но некоторые ордены посильнее десятка государств западных будут. Так что не придумал я ничего особо нового… А что касается твоего непонимания и несогласия – давай обсуждать, как и что лучше сделать надобно, ибо тебе хочу поручить я дело это: основание тайного стана воинского и особой дружины создание.
– Мне? – Савва даже слегка подскочил от неожиданности, затем взял себя в руки. – Ну, коли так, то у меня и вопросов, и возражений множество будет, если позволишь, конечно, их высказать, великий князь!
– Затем и позвал тебя: для беседы долгой и вдумчивой. Все обсудить и взвесить нам надо тщательно. Уж больно ответственность у нас велика, дело непростое замышлено.
– Тогда уж, не обессудь, Александр Ярославович, спорить с тобой буду яростно, как встарь на наших советах воинских, без оглядки на титул твой нынешний великокняжеский!
– Мне от тебя, Савва, того и надобно.
– И вели-ка ты принести медов да заедок, как обещал давеча, а то у меня от всего услышанного что-то в глотке пересохло! – почтительно, но твердо, с военною прямотой, как бы подчеркивая равенство собеседников в предстоящем споре, произнес Савва.
– Вижу теперь, что в себя ты пришел окончательно! – усмехнулся князь.
– Сотник Савва к бою готов! – полушутливо-полусерьезно отрапортовал дружинник.
Князь зычным голосом кликнул отроков, отдал необходимые распоряжения.
– Спарта, конечно, пример впечатляющий. – Савва отставил в сторону серебряную чарку с медовухой, из которой он сделал один-единственный вполне умеренный глоток, утер усы белоснежным рушником. – А вот ордены рыцарские, правда, для нас не указ: били мы их, и будем бить! Но все-таки, Александр Ярославович, не перемудрил ли ты с тайным станом воинским – закрытым лесным городом? Ладно, пусть почти что вся Русь разорена, ханскими баскаками наполнена, там действительно доброе войско не соберешь. Но в Новгороде-то, где мы сейчас с тобой находимся, никакой Орды и в помине не было. Отчего же здесь ты дружину создать, даже не создать, а уже существующую увеличить не хочешь?
– А ну-ка, вспомни, друже, сколько раз нас с тобой из этого самого Новгорода вече изгоняло? Сколько раз горлопаны, краснобаи безответственные, толпу сограждан распаляли, на поступки вредоносные подталкивали? Да ладно бы, только князей да посадников по десять раз в году вече меняло. Они же еще и архиепископов выдворяют по малейшему навету злокозненному! И ты хочешь, чтобы я дело, для всей Руси важнейшее, отдал на волю веча площадного, на котором не тот царит, кто разумом и опытом богат, а тот, у кого голос зычный и язык длинный, привыкший молоть без устали?
– Да, действительно, тут я твою правоту, князь, признать вынужден, – развел руками Савва. – Хорошо, пускай в лесах дремучих, вдали от глаз людских, и своих и чужих, войско собирать надобно. Но почему бы просто не созвать остатки дружин княжеских, и тех, кто в прошедших битвах уцелел, и тех, кто в землях новгородских от столкновения с Ордой волей Божьей огражден был? Ведь истинно молвил ты: наши дружинники один с пятью биться могут, сызмальства на коня садятся, меч да копье из рук не выпускают! Может, и не надо ничего нового выдумывать, а дружины княжеские за пример взять?
– В том-то и дело, Савва, что дружины наши княжеские уже много лет из отрядов воинских в нечто иное превращаются. Вспомни-ка, что у основателя великого княжества Владимирского, князя Андрея Боголюбского, ближайшие сподвижники уже не дружиной, а двором себя именовали. Из дружинников княжеских назначаются правители в городки и деревеньки, ближние и дальние, чиновники придворные, смотрители за казной да за ремеслами и промыслами. И большинство дружинников, как только из отроков вырастают, совсем другое устремление в душе имеют, нежели к каждодневным упражнениям воинским и лишениям походным, а именно должность доходную, место видное от князя получить. Такие, как ты, Савва, все реже и реже среди дружинников встречаются. Иные вообще за деньги искусство свое воинское готовы кому угодно продать, как ландскнехты немецкие. Все равно им за кого и против кого биться. Да и само слово, обозначавшее ранее боевых соратников княжеских, бояр, уже совсем по-другому в народе воспринимается. Боярин – уже не воин, постоянно призванный земли свои в боях защищать, а управитель да наместник, вельможа придворный. Так что нужно нам новую дружину создать, или можно сказать – воссоздать, к примерам прежних витязей вернуться.
– Ладно, соглашусь и тут с тобой, князь. Ну, а где ты средства немалые на это дело великое возьмешь? И как людей собирать будешь? Ведь не всякий от своих городов и сел, даже разоренных, в тайный стан на времена долгие, может статься – на всю жизнь пойдет. В особенности те, на кого ты и рассчитываешь, то есть сыны своей земли верные, любовью к отчизне пылающие, могут посчитать такой уход свой от родных пепелищ, едва возрождаемых, за бегство, и по доброй воле не уйти. А силком людей на подвиг не направишь.
– Есть одно обстоятельство, Савва, о коем ни ты, ни кто другой пока не ведает. При поездке моей в Орду, из которой я вернулся только что, мне распоряжение ханское было дадено: помочь баскакам ихним перепись всего населения российского провести, обложить данью каждого, от младенцев до стариков, то есть записать в рабство всех поголовно. И, как ты сам понимаешь, никто меня не спрашивал, а просто приказывали. Так что многие люди русские, о чувствах которых ты говорил сейчас правильно, от такого позора уйти с радостью согласятся, тем более что не бегством, а началом борьбы сей уход станет.
Князь помолчал, неспешно опорожнил вслед за Саввой свою чарку, закусил пряником. Затем, чуть поколебавшись, продолжил:
– Перепись эта ордынская, по коей дань с Руси собираться будет, и Новгорода с пригородами касается.
– Как Новгорода? – Савва вскочил, едва не опрокинув тяжеленную дубовую скамью. – Ведь даже близко к нему не подступали басурманы поганые! Мы их на свою землю не пускали, и не пустим!
– То есть ты хочешь, чтобы Орда поход на Новгород затеяла, по дороге остальные земли русские еще раз огню и мечу предала? Только что с тобой рассуждали, что воевать с ханами мы не готовы! Если в прошлый раз Новгород не пал перед врагом, так на то наряду с волею Божьей еще и другая причина была: остальная Русь Орду грудью встретила, кровью русскою захлебнулось нашествие. Следует теперь Господину Великому Новгороду за это расплачиваться, и не кровью, а деньгами земли русские от новых набегов откупать.
Князь произнес эти слова непривычно тихим, даже печальным голосом. По всему было видно, как нелегко дается ему решение подчиниться силе ордынской, пустить баскаков в непокоренный доселе военной силою вольный Новгород. Он сглотнул невольно подступивший к горлу комок, протянул руку к ковшу с медовухой, налил новую чарку, но затем решительно отодвинул от себя хмельной напиток и уже прежним, ровным и уверенным голосом продолжил:
– Все же пусть лучше не сто тысяч воинов ханских, а десяток баскаков сюда придет. Уж их-то мы всегда подкупить да обмануть сможем. И еще не забывай, что, как ты сам только что мне указывал, нам средства немалые на создание новой рати требуются. Добром, как ты сам понимаешь, вече новгородское нам на дело тайное, о котором мы и сказать-то вслух не можем, ни полушки медной не даст. А вот помогая якобы баскакам дань собирать, мы кое-что в нужную сторону-то и направим, да так, что ни одна живая душа об этом не узнает.