Последние часы. Книга II. Железная цепь - Клэр Кассандра. Страница 30
Корделия потянула вниз ворот платья, пытаясь высвободиться из него. Но оно тесно облегало фигуру и было застегнуто на спине на сотню крошечных пуговиц, до которых ей было никак не дотянуться. Она в нетерпении вертелась у зеркала. Может, разрезать проклятое платье мечом? Но нет, Райза найдет его и все равно поймет.
Чувствуя, как бешено колотится сердце, Корделия распахнула дверь в ванную и направилась к зеленой двери. Каблуки ее громко стучали по паркету. Нужно сделать это сейчас, прямо сейчас, немедленно, иначе у нее не хватит духу.
Она подняла руку и постучалась к Джеймсу.
Из комнаты донеслось какое-то шуршание, потом дверь приоткрылась, и на пороге появился Джеймс с озадаченным лицом. Он был без обуви, жилет расстегнут, расстегнуто и несколько верхних пуговиц на рубашке. Золотой фрак лежал на кресле.
Корделия старалась смотреть в пространство, но это не сработало – она обнаружила, что взгляд ее упирается прямо в ямочку в основании его шеи, обычно скрытую под рубашкой. У него была изящная, но сильная шея, и Корделии захотелось вечно любоваться ею; но она напомнила себе, что сейчас нельзя терять хладнокровие из-за тела Джеймса Эрондейла. Она собралась с силами и решительным тоном произнесла:
– Ты должен помочь мне снять платье.
Он несколько раз моргнул. Она подумала, что тени от его длинных ресниц похожи на крылья бабочки.
– Что?
– Я не могу снять платье без помощи горничной, – объяснила она, – и не могу вызвать Райзу, иначе она поймет, что мы не проводим ночь вместе… в смысле, как муж и жена… и расскажет все матери. А это будет настоящий кошмар.
Джеймс продолжал молча смотреть на нее в упор.
– Там пуговицы, – ровным голосом сказала она. – Много пуговиц. Тебе не нужно снимать с меня корсет, с этим я справлюсь сама. И не нужно прикасаться к моему телу, только к одежде.
Последовала долгая, мучительная, неловкая пауза, во время которой Корделия думала о том, возможно ли умереть от унижения.
В конце концов Джеймс распахнул дверь.
– Хорошо, – пробормотал он. – Заходи.
Она вошла в комнату, стараясь не смотреть на Джеймса и сосредоточиться на обстановке. Книги, конечно. Повсюду книги. Здесь он собрал своих любимых поэтов – Вордсворта, Байрона, Шелли, Поупа, Гомера и Уайльда.
Комната была отделана в охряном и красном цветах. Корделия пристально разглядывала темно-красный ковер, когда Джеймс снова заговорил:
– Наверное, тебе нужно повернуться ко мне спиной.
Это определенно принесло ей некоторое облегчение. Было ужасно стоять к нему лицом и знать, что он видит ее румянец. Она услышала совсем рядом его шаги, его дыхание, почувствовала, как его рука коснулась ее платья.
– С чего мне начать? – спросил он.
– Подожди, нужно убрать волосы, – прошептала она, подняла руки и перебросила на грудь тяжелую гриву каштановых волос. Джеймс издал какой-то странный звук. Наверное, его поразило количество пуговиц на платье.
– Начинай сверху, – попросила она, – и если придется немного надорвать ткань, ничего страшного. Я это платье больше никогда не надену.
Она хотела разрядить обстановку, хотела, чтобы он засмеялся, но он молчал. Она почувствовала прикосновение его пальцев к затылку и закрыла глаза. Прикосновения были осторожными, легкими. Он был совсем близко, так близко, что она чувствовала тепло его тела, его дыхание, и от этого у нее мурашки побежали по коже.
Его пальцы переместились ниже. Платье сползало с плеч. Тыльной стороной ладони Джеймс задел спину Корделии, и она зажмурилась. Она по-прежнему боялась, что сейчас умрет, но уже не от смущения.
– Маргаритка, – не своим голосом, запинаясь на каждом слоге, произнес он. Наверное, он ужасно смущен, подумала она. Возможно, он даже считает, что в каком-то смысле изменил Грейс. – Есть… кое-что еще, что мы должны обсудить. Насчет вторых рун.
О, Разиэль. Вторые руны… те, которые молодые муж и жена наносят друг другу на грудь, оставшись в спальне вдвоем. Неужели Джеймс предлагает сделать это сейчас, поскольку она все равно снимает платье?
– Джеймс, – прошептала она, чувствуя, что в горле пересохло. – У меня с собой нет стило…
Он молчал. Если бы она не знала Джеймса, то решила бы, что у него дрожат руки.
– Не сейчас, – наконец проговорил он, – но рано или поздно придется это сделать. Если кто-то узнает, что у нас нет таких рун…
Корделия почувствовала жжение там, где ее жених изобразил первую брачную руну.
– Ну что ж, тогда нам надо хорошенько запомнить, что нельзя… раздеваться перед посторонними, – сквозь зубы произнесла она.
– Очень смешно. – Пальцы его снова двигались, время от времени касаясь ее спины. – Вообще-то, я думал о Райзе.
Она услышала его сдавленный вздох. Наверное, он расстегнул последнюю пуговицу, потому что корсаж платья смялся, как увядший цветок, и сполз до талии. Она стояла так, не двигаясь, несколько мгновений. Под платьем на ней были только корсет и тонкая сорочка.
Ни в одной книге по этикету не было и не могло быть указаний на такой случай. Корделия подтянула платье повыше, чтобы прикрыть грудь. Задняя часть платья, наоборот, сползла еще ниже, и она в ужасе сообразила, что Джеймс теперь может видеть ее бедра.
Взгляд ее случайно упал на книги Оскара Уайльда, стоявшие рядом с собранием сочинений Китса. Она вспомнила строку из «Баллады Редингской тюрьмы»: «Возлюбленных все убивают – так повелось в веках» [19]. И подумала: а можно ли убить того, кого любишь, поставив его в неловкое положение?
– Прошу, уходи, – услышала она за спиной чей-то голос и не узнала его.
Что же она наделала?
– Мне правда… ужасно жаль, – задыхаясь, выговорила она и убежала. Едва успев добраться до двери своей спальни, она услышала за спиной щелчок – это Джеймс закрыл дверь и заперся изнутри на замок.
Лондон,
Керзон-стрит, 48
Спрятавшись в подворотне, он наблюдал за тем, как они заходят в дом – Джеймс Эрондейл и его рыжеволосая молодая жена, владелица Кортаны. Они выбрались из кареты, и две фигурки в золотых свадебных нарядах Сумеречных охотников засияли в свете желтых фонарей, словно дешевые побрякушки.
Давно стемнело. Свет зажегся в одном из окон второго этажа, потом в соседнем. Он знал, что не может долго стоять так, не рискуя отморозить нос или конечности, или каким-то иным образом повредить это тело. Человеческие тела так хрупки. Отвратительно. Действительно, побрякушки, подумал он, кутаясь в зимнее пальто. Когда придет время, он без труда сокрушит их – сломает, как детские игрушки. Растопчет, как бесполезную блестящую мишуру.
6
Предвестие грядущего
«Неужели ты не видишь, насколько этот мир, полный страданий и тревог, необходим для того, чтобы образовывать ум, возвышать душу, делать ее совершенной?»
К неимоверному облегчению Корделии, ни назавтра, ни в последующие дни Джеймс не заговаривал об эпизоде с платьем. Теперь Райза помогала ей одеваться, и она могла продолжать жить как прежде, словно ничего не произошло.
Она обнаружила, что жить в одном доме с Джеймсом в качестве его жены проще, чем ей представлялось до свадьбы. В день бракосочетания она была уверена, что ей предстоит целый год существовать в состоянии постоянного напряжения и невыносимой неловкости. Но, к ее удивлению, в течение следующих двух недель она ни разу не очутилась в неловкой ситуации. Ничто не напоминало ей о Грейс; напротив, иногда она на несколько часов забывала, что сердце Джеймса принадлежит другой. Быть вместе в обществе посторонних людей было легко, даже приятно: они с Джеймсом ездили в гости, ужинали с друзьями, с его родственниками в Институте, хотя до сих пор не получили приглашения на обед в дом на Корнуолл-гарденс. Магнус все еще отсутствовал; от Анны они узнали о том, что у мага и Джема возникли проблемы с библиотекой Корнуоллского Института, и им пришлось доставить кое-какие книги в Спиральный Лабиринт для дальнейшего изучения. Пока было неизвестно, когда они вернутся.