Домовая любовь - Некрасова Евгения. Страница 4

Зина пригласила пару человек на девятьсот-пятого-года, к одному она съездила домой в Царицыно. Достойного не появлялось. Все претенденты были скучны и занимали собой очень много пространства и времени. А квартирай нельзя было разочаровать, предать, оставить в нём дурные воспоминания. Ведь он был для настоящей и долгой жизни. Человека туда Зина собиралась привести временного, первого, не последнего, и именно первый был очень важен. На кровати в квартирае уже появилось бельё, в ванной – ванна со шторкой, полотенце, на кухне – плита и мойка, стол, стулья, холодильник. Оставалось купить диван в кухню-гостиную, кресла, украсить стены и полы новыми красивыми вещами. И распределить старые. Время заканчивалось, надо было переезжать, а человек не находился. Зина рассказала хозяевам девятьсот-пятого-года, что не успела с ремонтом на своей квартире, и попросила ещё месяц с полной оплатой. Те согласились, но сказали ей принимать покупателей. Они продавали эту конструктивистскую однушку, Зина оказывалась тут последняя временная жиличка. По утрам и вечерам к ней приходили часто молодые семейные пары с риелторами. Если риелтор или риелторка были тоже молоды, то все они выглядели как компания друзей, которые пришли в музей, не разулись, но надели бахилы. Если риелтор или риелторка годились в отцы-матери своим клиентам, то музейный поход походил на семейный. Иногда приходили, наоборот, взрослые покупательницы с молодыми риелторами или в одиночку.

Все вероятные покупатели пытались включить воображение и избавиться от Зининых вещей и её самой, видеть только стены, сантехнику, потолок, окна, представить, что они могут с ними сделать. Зина понимала их, она знала, что такое искать свой собственный квартирай. Она же тем временем насвайпила Сергея-отоларинголога. Побывала у него дома с отличным ремонтом в двушке-хрущёвке, пригласила его на девятьсот-пятого-года. Он был чуть полноват, скучен только временами и совсем не эгоистичен в сексе, а даже наоборот, и волонтёрствовал в поисковом отряде. Зина решила, что он подходит. Пригласила его в квартирай, он забрал её на машине от «Баррикадной». Рассказывал ей, как доставал руку пластмассового человека-паука из уха двухлетки, смеялся, Зина смеялась. Они ехали, пахучая ёлочка качалась от движения, Зина чуть дремала, темнело, огни тянулись, ехать было спокойно и почти ласково. Тут она проснулась от резкого и склизкого гудка, дальше – крика: Сергей извергал из своего полного горла объёмные слова. Их подрезала синяя машина с вытянутой высокой спиной. Сергей кричал, что их чуть не убили. Он ехал за обидчиком, будто гнался, ругался и сигналил. Покраснел, голова его словно стала больше, глаза округлились и высунулись немного из век. Синяя машина свернула, Сергей замолчал и перестал сигналить. Зина вдруг стала тщательно и отчаянно копаться в рюкзаке и громко говорить, что забыла ключи от новой квартиры. Она попросила остановиться, Сергей механически послушался, она быстро вылезла из машины и впрыгнула в вереницу людей, стремящихся куда-то вместе. Как давно омосковившаяся, она чувствовала, что они идут в метро.

Зина решила отказаться от идеи этого первого достойного человека в квартирае. Надо было дособирать вещи. Заказать перевозку. Переехать. Дообустроить квартирай. За три дня до перемещения с девятьсот-пятого-года пришёл смотреть Саша. Зина дотянула, а теперь спешила. Она знала, что можно заказать услугу сборов и перевозки и ей бы хватило денег на лучшую и самую аккуратную фирму, но ей не хотелось, чтобы кто-то трогал её вещи. Они не валялись, но лежали, сидели, толпились на полу, столах. Зина только что закончила сложный рабочий зум, уставшая, она начала вялую экскурсию – махание руками и монолог. Там вот кухня, санузел совмещённый, тут комната, счётчики, коммуналка 5500, соседи нормальные. Саша первый смотрел не на стены, не пытался раздеть их в своём воображении, сняв с них Зинины вещи и её саму. Он глядел на Зину, на выбранные ей, принесённые сюда предметы. Расспросил, как ей здесь жилось и куда теперь она переезжает. Зине стало приятно и понятно. Через пару дней Саша пришёл снова смотреть квартиру, Зина угостила его пастой, они говорили, потом ночь смыкалась, размыкалась, и они лежали среди коробковых пирамид.

На следующий день Зина переместилась с девятьсот-пятого-года в квартирай со всей своей жизнью, одеждой, обувью, гаджетами, книгами, бумагами, утварью, посудой, некоторой бытовой техникой, а главное, прошлым – нищим детством в моногороде, бедной юностью в Москве, работами и отношениями, людьми, на завязочки привязанными к Зине проектами, сексом, соцсетями. Самый свежий там был Саша. Знакомство с ним старомодное и странное, потому что случайное, неподготовленное. Так сейчас не случалось. Зина привыкла вбивать параметры поиска, отсматривать анкеты, процеживать негодящихся в переписках. Привыкла заказывать людей как еду или одежду – через интернет. Она чувствовала, что это всё равно нормально, они же точно так же заказывали её. Главное, что всё происходило взаимно и по согласию. Но даже до приложения знакомства были предсказуемые, понятные, подготовленные, свершившиеся в кругах общих друзей или проектов.

А Саша нашёлся сам. Просто сам пришёл в её жизнь. Зина догадывалась, что он подходит квартираю. Дело не в том, что Саша очень нравился и подходил ей самой во всём. Она старалась быть рациональна, рассуждала, что влюблённость и страсть могут высохнуть, надо смотреть на то, что остаётся. Остаются совместные пространство и время. Саша удивлял Зину тем, что по сравнению со всеми мальчиками, с которыми она сооружала хоть какие-нибудь отношения прежде, ещё и дотиндеровские, он не стремился оттяпать у неё всё, не пытался заселиться полностью в её сознание и эмоции, раскидать по ним свои интересы и привычки. Он занимал мало места, но при этом был отдельным, живым и даже крупным человеком. Зина тяготела к немного полным мальчикам, она сначала волновалась, потом решила для себя, что это какой-то специальный её фетиш и ладно. Но такие, с чуть выдающимся животом, словно беременные собою же, не умещающиеся в своём теле, чаще всего лезли на всеобщее, особенно женское пространство жизни, занимали его всё. А Саша нет. Он рассказывал, но не задавливал информацией, он слушал, но не делал вид, что слушает, чтобы наконец начать рассказывать что-то своё – ему действительно было интересно её прошлое, её мысли, её самочувствие, её желания. Да, он идеально годился в первопроходцы квартирая. Зина даже иногда думала не просто пригласить его переночевать раз-два. А позвать жить. Но быстро передумывала.

И медлила, не приглашала. Говорила, что ещё не разобрала вещи. Но ведь неправда, потому что она сразу разобралась со всем, определила каждому предмету место в картирае ещё в первые двое суток после переезда. Просто она решила удостовериться, подождать, боялась, что что-то проявится. Саша был открыт, жил спокойно и без спешки, просматривался почти весь, но в нём ощущался какой-то один неясный, недоступный угол. Зина не стремилась туда, не могла понять, насколько сейчас важно туда прорваться, чтобы удостовериться, что квартираю, её будущей жизни в нём, её ощущениям в нём ничего не угрожает. Впрочем, хоть Саша не претендовал на её пространство, он всё равно занял его – Зина думала теперь о Саше чаще и серьёзнее, чем о квартирае. Поднявшись сюда, поселившись тут наконец, она не ощущала ожидаемого непрерывного блаженства, которое ожидалось в первое время здешнего пребывания. Всё довольно быстро превратилось в рутину: и заоконный лес, и средиземноморский ремонт, и чистые стены с потолками без жира и пыли чужой жизни. Зина понимала, что это Саша перетягивает всё эмоциональное Зинино внимание от квартирая, но это было ок для начала отношений. Квартирай был её, и она в него обязательно возвратится эмоционально.

Два-три раза в неделю она ночевала у Саши. Он был москвичом, но снимал однушку в текстильщиковой хрущёвке рядом с метро. Его мать жила недалеко, в двенадцатиэтажке. Возможно, тёмным Сашиным углом была мать, но Зина старалась так не думать и точно не хотела задавать вопросы. Но про мать он говорил с беспокойной нежностью, живой и настоящей. Это Зине нравилось, она никогда не смогла бы так рассказывать про свою. Та почувствовала словно (всё-таки когда-то Зина жила у неё внутри), что у дочери конструируется что-то вроде серьёзных отношений. Она писала в вотсап, задавала вопросы. Зина не признавалась – какой смысл, ещё ничего не ясно. Ещё не ступала Сашина нога в квартирае. Он был пригодным для жизни, даже очень, а вот Саша – неизвестно. В его съёмном месте было скупо и практично – всё только по необходимости, будто жилец не хотел заселяться окончательно. Саша не занимался ничем чудесным или необычным, он вёл маленький спокойный бизнес – поставлял лампочки в хозяйственные магазины. Зине это тоже нравилось, а близкое географическое расположение Сашиной мамы к нему раздражало. Всего 4 остановки на маршрутке, говорил он. По московским меркам это почти как жить вместе с родителями в моногороде в одной квартире. Но Саша не навязывал Зине мать, не говорил о ней много, ровно распределял время и пространство между Зиной, родительницей и работой.