Оператор моего настроения (СИ) - Муар Лана. Страница 13

— Елизавета Павловна, а он поправится? — всхлипывая по-новой, Алина на нервах по сотому кругу натирает стол дезинфицирующим раствором.

— Вытри слезы, дурочка, конечно поправится, — улыбаюсь ей, укладывая кота в клетку. — В понедельник придёшь, он тебе хвостиком махать будет.

— Правда?

— Правда. Заканчивай уже чистоту наводить, иди умывайся и едь домой. Если хочешь, мы с тобой вместе этого пирата лечить будем.

— А можно?

— Можно. Считай, что это будет твоей практикой, — отбираю тряпку и мягко подталкиваю к дверям. — Все, иди. Я сейчас карточку заполню и тоже поеду.

— А…

— Утром Миша придет, я ему оставлю записку, чтобы присмотрел. Не переживай. Миша у нас такой кошатник, о-о-о. Уж кого-кого, а Пирату с ним не о чем переживать. Все. Умываться и такси. Домой! Домой, говорю!

Провожаю Алину до служебного выхода, улыбаясь ее неподдельному желанию остаться в клинике на ночь. Сама так же переживала за свою первую прооперированную собаку, да и потом частенько задерживалась чуть не до утра — боялась уехать и доверить ночной смене своих пациентов. Дергалась, не могла уснуть, а утром летела в клинику ни свет ни заря.

— До понедельника, — машу девушке, закрываю дверь и несколько минут собираюсь с силами, чтобы вернуться в зал приемной, где на диванчике, скрючившись и уронив голову на сгиб локтя спит Максим. — Глупенький мальчишка.

Не удержавшись, провожу ладонью по его щеке, трогаю волосы, и осторожно трясу за плечо.

— Макс. Макс. Максим…

— А? — дернувшись, трет глаза, озираясь по сторонам, словно не помнит где находится и как здесь оказался, а увидев меня, резко отводит взгляд в сторону и бурчит. — Чё моя кошка?

— Кот, — поправляю и качаю головой. — Кому ты врешь?

— Чё сразу вру? Моя она. Вернее мой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Да? И как тогда ее или его зовут?

— Это… Зовут… Братишка. Да! Братишка его зовут, чё прицепилась?

— М-м-м. Ему больше бы подошёл Пират, — опускаюсь рядом, улыбаясь.

— С хера ли Пират?

— У него одного глаза нет. Хотя ты это ты и без меня знаешь, да?

— Че? В смысле нет? А, ну да. Там мутная история. Ты не поверишь.

— Ага. Такая же мутная, как и то, что кот твой. Ты на помойке давно жить начал? Или считаешь, что я похожа на дуру?

— Нет, не похожа… А где Пират? Бля, в смысле Братишка.

— Здесь до понедельника побудет. Там посмотрим.

— Сколько должен? — тянется к своему плащу, трет глаза и, зевая, ищет кошелек по карманам.

— Макс, — перехватываю его руку и отрицательно мотаю головой. — Не надо.

— Чё это вдруг? Мне подачки не нужны. За кота что ли не расплачусь?

— Макс, хватит! Убери деньги и скажи, когда ты спал в последний раз?

— А? Это… Вчера. Ну то есть ночью сегодня.

— Да? Ты глаза свои видел? Ты себя когда последний раз в зеркале видел? Зачем так над собой издеваешься?

— Я? Да иди ты на хер! Чё, думаешь из-за тебя что ли? Ага! Как же. У Фила концерт просто… Да че ты лезешь? Борю своего спрашивай! Я тебе кто, чтобы отвечать? Если бы не кошка эта, хер бы приехал! Я не виноват, что твоя клиника дольше всех работает, — подскакивает на ноги, качаясь и ловя равновесие.

— Кот, — поправляю и взглядом показываю, чтобы сел обратно пока не грохнулся. Достаю мобильный и ладонью затыкаю Максу рот. — Боря, привет. У меня экстренная операция. Да. Представь себе, не могу на ночную оставить. На моей смене привезли. Нет, не знаю. Приеду, как освобожусь. Все, мне некогда, — жму кнопку отбоя и выдыхаю перед тем как произнести. — Даже не пробуй отказываться. Тебе нельзя за руль в таком состоянии. Я сказала, нет! — запечатываю протестующее мычание и заставляю посмотреть мне в глаза. — Когда в последний раз нормально спал?

— Вчера, — морщится от полученной пощёчины и смотрит волком, стискивая зубы.

— Ещё раз спрашиваю. Когда нормально спал?

— Я сказал, что вчера. Уй!

— Я тебе челюсть сломать должна, чтобы ты мне ответил? — злости не хватает на эту ненужную браваду, и я со всей дури давлю ему на нервный узел над коленкой. — Ну!

— Вчера! Уй, бля-а-а!

— Ещё варианты! Только честные!

— Хватит! Не помню я! Не помню!

— А ел когда?

— Отпусти! У-у-у! Еля, не помню я! Я на кофе, мне некогда было!

— Идиот! — разжав пальцы, протягиваю ладонь. — Ключи от машины отдай!

— В кармане они, садистка! Ты мне ногу оторвать решила?

— Я тебе яйца оторву, если надо будет! — забираю ключи и поднимаюсь на ноги. — Сидеть здесь и ждать!

— Да пошла ты! Уй! Еля-а-а! Да понял я, понял! Фашистка! — закрыв ладонями коленки, перехватывает мой взгляд, направленный на локоть и судорожно дергается, пряча его подальше. — Маньячка! Блядь, лучше бы не приезжал.

— Только рыпнись.

— Да сижу я! Сижу! Мать твою, я ног не чувствую… ты, вообще, капец маньячка! Разве так можно? Уйди! Я все и так уже понял! — вскрикивает, поджимая ноги, увидев мой шаг обратно к дивану, а я, кивнув, быстро иду в раздевалку.

Зайдя в квартиру Клейстера первой, прямой наводкой иду на кухню и даже не удивляюсь пустому холодильнику. На полках из продуктов лишь пара заплесневелых пластинок сыра на блюдечке и каким-то боком затесавшаяся сюда пустая кастрюлька с коцнутой эмалью на крышке. В морозилке немногим лучше: пачка пельменей и две бутылки водки. В шкафчиках над плитой из съедобного нахожу пакет фиников и засахарившиеся остатки сгущенки. Зато растворимого кофе насчитываю семь банок в одном и десять в другом. Ни сахара, ни макаронов, ни круп. С таким рационом раньше окажешься в больнице, чем организуешь тот же концерт, о чем со злостью шиплю Максу, ставя кастрюлю с водой на огонь.

— Я в баре ем, — огрызается в ответ и тут же затыкается, увидев мой более чем красноречивый взгляд. — Ну, когда успеваю.

— Вот в этом почему-то не сомневаюсь. Соль у тебя где?

— Не помню. Вроде была в нижнем шкафу.

— Господи, ты вообще чем думаешь? Не успел, не помню… — рычу, переворачивая нижние шкафчики в поисках соли, и, обнаружив слежавшуюся до состояния кирпича пачку, обречённо вздыхаю. — Макс, ну нельзя так. Кому хуже делаешь? Что сложного купить себе продукты? Хотя бы банальные макароны с тушёнкой. Приготовить — пять минут, но все лучше, чем голодом себя морить. Не успевает он. Детские отмазки. Молчишь? Правильно. Молчи и слушай. А лучше думать начни о себе. Сейчас желудок испоганишь, и что потом? А я тебе скажу. Будешь до конца жизни на таблетках сидеть и к гастроэнтерологу ходить. Оно тебе надо? Что молчишь?

Поворачиваюсь и весь настрой устроить промывку мозгов разбивается в дребезги. Притулившись на табуретке, Максим клюет носом, медленно заваливаясь на стол.

— Чудо ты глупое. Ну зачем так себя насилуешь?

В комнате кое-как справляюсь с диваном, заедающим на любую попытку его раскрыть, переворачиваю шкафы в поисках постельного белья и подушки с одеялом — все лежит в разных местах и вряд ли используется на постоянной основе. Вздыхаю на аквариум, в котором вместо рыбок выставлена плотной стеной коллекция разношерстного алкоголя и стопок, составленных вверх донышками домиком. Иду на кухню, выключаю газ и бог знает с какой попытки все же умудряюсь разбудить Максима и переместить его в постель. Он вырубается на ходу, что-то невнятно бурчит, когда я раздеваю его, и проваливается в сон раньше, чем голова коснулась подушки.

— Спи, — укрываю его одеялом, достаю ключи от квартиры и "Патриота" из плаща и еду в круглосуточный супермаркет, где под завязку забиваю тележку продуктами, которые долго хранятся и легко готовятся. Если кто-то удосужится хотя бы немного включить голову.

Уже вернувшись и расставив покупки на полки, а полуфабрикаты в морозилку, собираюсь вызвать такси, чтобы доехать до клиники и там пересесть в свою машину, но все же захожу в комнату с телефоном в руке и не могу уговорить себя уйти, не могу заставить ноги сдвинуться с места, перешагнуть порог и все же поехать домой. Глупый мальчишка, ошибка, случайность — все это растворяется в дым, когда мои пальцы касаются его щеки, а он улыбается сквозь сон и, будто в бреду, едва слышно шепчет: