Оператор моего настроения (СИ) - Муар Лана. Страница 26
— Еля, не торопи, пожалуйста, и не дергайся, я сейчас кончу.
— Глупый, просто сделай это, только не останавливайся. Боже!
От резкого толчка я буквально слепну и после следующего уже не слышу ничего, кроме нарастающего гудения внутри меня. Оно надвигается подобно лавине, все ускоряясь и набирая силу, а когда Макс буквально вдавливает меня в постель, шумно выдыхая в шею, окончательно сносит, унося за собой. Я кричу, впиваясь ногтями во влажную от пота спину, прижимая плотнее к своей груди его грудь, чтобы ухающее в ней сердце услышало мое. А оно вопит, задыхаясь от восторга, что мне не тридцать два, а двадцать с крохотным хвостиком опыта! Что у меня есть мальчик, от которого я беременна и для него я всегда буду единственной и самой главной в жизни! Боже, как я могла не слышать его? Почему решила отказываться от этого счастья и считать ошибкой?
Макс смеётся, когда я брызгаю в его сторону водой, а для меня этот смех выписывает ещё одну строчку в списке идеального мужчины. Все так, как и должно быть. И плевать, что ему двадцать три. Эта ванна на двоих и пьяное послевкусие от поцелуев не требует паспортов и не смотрит на разницу в возрасте. Сейчас мы — два подростка, дорвавшихся друг до друга, и дальше будет только лучше. Я чувствую, что будет и хочу, чтобы он знал все.
— Макс, — перехватываю его ладонь с шапкой пушистой пены и разворачиваюсь в ванной так, чтобы видеть его лицо. — Можно две минуты серьезности?
— О'кей, — кивает, а сам сгребает побольше пены и громоздит ее себе на голову. — Я сама серьезность.
Меня разрывает от смеха и, поддавшись порыву, делаю себе похожую шапку, отфыркиваясь от текущей в глаза пены:
— Все. Теперь мне можно сказать?
— Конечно, Еля.
— Только дослушай и не перебивай.
— Обещаю, — поднимает вверх правую ладонь, а я не знаю с чего начать и, вдохнув побольше воздуха, вываливаю скороговоркой:
— Я беременна не от Рокотова, а от тебя Макс.
— Еля!? Елечка! — разбрызгивая воду, Максим, пытается придвинуться ближе, но в тесноте ванной это практически нереально сделать. — Еля, это правда? Ты уверена?
— Абсолютно.
— То есть я… а мы… Еля! — схватившись за голову, смотрит на мой живот и спрашивает дрожащим голосом. — А то, что мы с утра… Это ведь ничего для малышки? Еля, скажи, мы ведь не сделали ей плохо!? Еля! Елечка, что ты ржешь!? Ты можешь мне ответить? Еля!!!
Только я никак не могу успокоиться и хохочу от паники в его голосе и такой странной реакции, а Макс уже чуть ли не орет, требуя ответить, что с нашей малышкой не случилось ничего страшного.
— Глупый, с ней все хорошо.
— Точно?
— Макс, я врач.
— Еля, ты ветеринар!
— И что!? Хочешь сказать, что я понятия не имею что заниматься сексом во время беременности можно, если нет противопоказаний!? Думаешь, я настолько безголовая!? — я завожусь с пол оборота и уже рычу, не понимая рад Макс или нет, а он выдыхает и начинает хохотать, как припадочный, доводя меня до бесячки. — Что смешного!?
— Еля, — мотает головой, — Елечка!
— Что!?
— Я люблю тебя, Еля! Как же я тебя люблю…
Признание звучит, словно гром среди ясного неба. Признание, от которого сердце гулко ухнуло и понеслось вскачь. Я смотрю на губы Макса, а они все повторяют "люблю", с каждым разом звучащее увереннее и тише, но для меня хватит и шепота, чтобы услышать. Любит… Мой глупый мальчишка… Всхлипнув, тянусь к его рукам, кутаюсь в них и сквозь слезы пытаюсь сказать, что все нормально, что это из-за беременности, а не из-за него. И таю, чувствуя на макушке успокаивающий шепот целующих губ:
— Елечка, моя любимая Елечка… Еля… Моя Еля…
— Ты рад? — спрашиваю, заглядывая в глаза, и расплываюсь в неге, услышав негромкое, но абсолютно уверенное:
— Да.
Ворох пакетов на кухне и гора продуктов на столе, от вида которых я хохочу, но киваю, соглашаясь с тем, что мне никак без творога, сметаны, фруктов и ещё миллиона полезного для малышки. Ушел за молоком для каши, а вернулся, скупив все, что только можно, и ещё клубнику на сдачу.
— Я что-то забыл? — Макс лихорадочно перебирает коробочки и пакетики и хлопает себя ладонью по лбу. — Фак! Молоко! Еля, я сейчас сгоняю! Пять сек!
— Если только молоко. Притащишь ещё что-нибудь, заставлю съесть. Все, что купишь и то, что уже купил!
— Еля, тебе нужны витамины…
— Нужны, но не в таких количествах. Тут половина испортится раньше, чем я до неё доберусь. Ты зачем столько творога купил? А сметаны?
— Тебе. И малышке.
— Три килограмма? — качаю головой и решительно сдвигаю большую часть на край. — Отвезем Воронцовским, Фая сырники на утро сделает и Лютику оставшееся скормят.
— О'кей. Я тогда за молоком, а потом завтракаем и едем?
— Да сдалось тебе это молоко! Творог поедим. Ещё молоко испортить не хватало. Складывай обратно свои творожные запасы. И сметану. Оставь две, остальное к Воронцовским.
— О'кей. А фрукты?
— Половину в холодильник, клубнику оставь — я в творог положу. И банан себе оставь.
— О'кей.
Без споров, уговоров, просьб и нервов. Так просто, что не верится. Я готовлю завтрак, завариваю себе чай и кофе Максу, улыбаюсь его суете и постоянным вопросам как я себя чувствую. Великолепно! Так, как никогда раньше. Чешу Пирата, наблюдающего за нашими сборами с подоконника, насыпаю ему корм в мисочку, отламываю и кладу на блюдечко кусочек банана. Кот блаженно жмурит глаз, нюхая угощение, и, словно гурман, оставляющий самое вкусное напоследок, сперва хрустит кормом, а потом неторопливо ест банан, фырча и смакуя каждый его кусочек. После позднего завтрака складываю вещи в сумку: пара футболок — одна для меня, вместо ночнушки, вторая Максу, домашние брюки, носки… А в груди все поет от счастья. Такого простого и в то же время настолько настоящего, что никак не верится, что оно реальное, мое, а не чье-то чужое. Отдаю ключи от "Мерседеса" Максиму, чтобы не слушать его ворчание про мою безопасность. Даже не хочу спорить и доказывать ему, что мой стаж за рулём в разы больше. Мне приятно от такой безумной заботы и самого факта поездки в "Сосновое" вдвоем. Вернее, втроём. Я, Макс и наша малышка. Почему-то он уверен, что будет именно девочка, и я чувствую, что Макс уговорит меня на второго, если родится мальчик.
"Прадо" Рокотова, стоящий рядом с "Патриотом" Фила и "Вольво" Ярика. Я сжимаю ладонь Макса, прошу ничего никому не рассказывать и держать себя в руках. Он кивает, достает из багажника сумку с пакетами, но несёт их к дому в левой руке, зажимая в кулаке правой зажигалку.
— Макс, пожалуйста…
— Еля, не парься. Все будет о'кей.
О'кей. Животное рычание в нем звучит слишком угрожающе и опасно, чтобы не заметить и пропустить мимо ушей, но просить второй раз просто бессмысленно — Макс не услышит. Он уже разминает плечи, все больше напоминая сжатую до предела пружину, которой достаточно намека, чтобы сорваться и пустить в ход кулаки.
— Братка, там Боречка, — Фил кивает в сторону обеденной, хищно улыбается Максу, подтягивая рукава, а потом здоровается со мной, как ни в чем ни бывало. — Привет, Лиз.
— Фил, не надо.
— Если ему хватит мозгов свалить, то никто его не тронет.
— Давно тут? — Макс, опускает пакеты на пороге, помогает мне раздеться, скидывает свой плащ и достает вторую зажигалку из кармана.
— Мы с утра. Этот два часа назад приехал. За Лизу спрашивал.
— Ну что, пойдем, поговорим, если спрашивает.
— Макс!
— Еля, все нормуль. Дяденька не выкупает, что ему давно пора идти на хуй.
— Максим!
Без толку. Я бегу следом за парнями, здороваюсь с тетей Зоей, дядей Севой и Яриком, а потом запинаюсь, увидев взгляд Рокотова и какие-то бумаги в его руках.