Оператор моего настроения (СИ) - Муар Лана. Страница 31

— Я даже не помню, когда в последний раз так дурела, — признаюсь, поднимая одну ладонь Макса и сдувая с нее пену. — Чтобы свечи, пена.

— Нравится?

Киваю и жмурюсь ладони, сместившейся ниже и осторожно поглаживающей мой живот. Какая-то нереальная сказка, в которой я главная героиня, а не сбоку пришито.

— У меня в четверг прием в центре.

— Можно с тобой съездить?

— А ты хочешь? — вывернув голову, заглядываю в глаза Макса и возвращаюсь в нормальное положение, увидев утвердительный кивок. — В два сорок. Только не опаздывай.

— К двум за тобой заеду и сгоняем. Мне там карточку или что-то такое с собой брать?

— Не знаю, — жму плечами. — Я позвоню Вениамину Веневитовичу, спрошу.

— Хренасе дядьке с именем повезло. Язык сломаешь.

— Максим Сергиус Левентис, по-твоему, звучит проще?

— Угу, — целует меня в макушку. — А почему ты говорила, что Гарских не совсем твоя фамилия?

— Потому что она не моя, а мамина. Она меня удочерила.

— Хренасе!

— Угу, — киваю и спрашиваю, — Хочешь узнать настоящую? Только пообещай не смеяться.

— О`кей.

— Куськина.

— Правда? Куськина? — прыскает от смеха и ойкает, получив локтем под ребра. — Еля, блин! Да я не с этого угораю!

— Да ладно!? И с чего же?

— У меня у мамы девичья фамилия была Лай. Прикинь? Лай и Куськина. Типа из одной темы.

— Ну-ну, — хмурюсь, но все же переспрашиваю. — Правда или врешь?

— Да зуб даю. Прилетим к моим, я тебе свидетельство о свадьбе покажу. Лай София Никитична. Мама говорит, в школе ее постоянно кошмарили:”Лай, полай!” А ты за Куськину меня кошмаришь. Норм фамилия, просто реально прикольно, что из одной темы.

— Мне тоже, к слову, в интернате немало прилетало.

— Забей, Еля. Что ты хочешь от детей? — Макс снова касается губами моей макушки и ладонями накрывает живот. — А нашу как назовем?

— Я еще не думала, — пальцами черчу по линиям татуировок и мысленно перебираю имена, которые мне больше всего нравятся. В голове не возникает ни одного мужского, все женские, но что-то внутри подсказывает, что эта странность ни разу не случайна. — Может Мирослава? — предлагаю и чуть не таю от звучащего с нежностью голоса:

— Мирослава, Мира, Мирочка…

Максим пробует имя то так, то эдак, и чем больше оно звучит, тем явственнее убеждаюсь, что другое уже не подойдет.

— Мирослава Максимовна Левентис? — спрашивает Макс, и я киваю, растворяясь в своем счастье до последней капли крови.

21

Клей

Сдавленный ржач Мистика за спиной, Филыч тоже давит лыбу, пытаясь не гоготать в голос, и только Рита, единственная, не кошмарит меня, а на адеквате ходит, перебирает вешалки с пиджаками и рубашками, показывая консультанту на то, что предстоит померять мне. Этот вообще еблан. Пока я не бросил ему в руки пачку денег, смотрел на нас, как на ввалившихся в святая святых быдлоганов с вокзала, а потом сразу здрасьте-пожалуйста, сюсю-ляля, конечно-конечно, может кофеек или чаек для важных гостей? Сука продажная!

— Если вы сейчас же не прекратите стебать Максима, обижусь уже я! — Ритка со злостью бросает в Мистика плечиками, и тот давится ржачем, пуча глаза:

— А чё сразу я? Я ниче.

— Вот тогда и не издевайся! Макс для вас всех старается, — Ритка припечатывает взглядом одного, потом смотрит на Фила и хмурится. — Волк! Ну сам же сказал, что не будете, а сами, как гиены обкурившиеся.

— Все-все-все, — Филыч пихает Мистика в плечо, — Гоу на диванчик перекурим, гиена.

— А у нас не курят, — лебезящее чудовище осторожно вякает, посматривая в сторону ещё одного, такого же расфранченного и с бейджем, и после разрешающего кивка — похоже, старший дал добро на любую дичь, лишь бы купили, — срывается за пепельницей. — Одну секунду, господа.

— Новенький что ли, Андрей? — Фил неторопливо разминает в пальцах сигарету, смотря в сторону этого старшего.

— Вторую неделю работает, Филипп Маркович.

— Понятно. Пусть этот пингвин свалит пока и не отсвечивает.

— Как скажете, — расфранченный перехватывает новенького, что-то ему негромко говорит, дернув подбородком в сторону Фила и меня, забирает принесенную пепельницу и кофейник и чуть не с манерами лорда опускает все это на столик. — Филипп Маркович, если вам будет удобно, я могу помочь с выбором лично.

— О'кей, — Фил щелкает зажигалкой и, затянувшись, пальцем показывает в мою сторону. — Это мой пиарщик. Нужно одеть так, чтобы перед ним открывались все двери. Все, Андрей.

— Сделаем в лучшем виде, Филипп Маркович. Какие-то особые предпочтения или пожелания?

— Угу. На максималку, Андрей. Клей зарабатывает нам деньги, но превращать его в копию пингвина не стоит, — пригубив кофе, смотрит на меня, и я все больше очкую от его улыбочки. — Клей любит свободу, рэп и телочек. Давай что-нибудь в эту тему, с намеком на классику, но без фанатизма.

— Я вас понял, Филипп Маркович, — расфранченный, окинув мою тушку и то, что выбрала Рита, тут же отметает практически все и идёт к стойкам с пиджаками, до которых мы ещё не добрались. — Я правильно полагаю, что нужно подобрать что-то для деловых встреч и на повседневное ношение, Филипп Маркович?

— Типа того, Андрей.

— Волк!? И как это называется? Я зря пары пропустила что ли? — топнув ногой, Рита скрещивает руки на груди и улыбается, услышав:

— Извини, Ангел, но без тебя реально вообще никак. Ты будешь решать, что мы берем, а что нет. Занимай лучшее место и расчехляй свою самую жёсткую женскую критику на полную катушку, — Филыч приглашающе хлопает ладонью по диванчику, откидывается на спинку, закидывая ноги на столик, и, развалившись с комфортом, говорит уже мне. — Расслабь булки, братка. Я тебе говорил, что все схвачено? Андрей шарит за стиль и порешает в лучшем виде. Не парься.

— Ржать будете, я сразу ухожу.

— О'кей, братка. Мистик, хлебальник схлопни или вали. Макс реально для нас всех парится. От него зависит твоя квартира, если что.

— Да понял я! Чё сразу вали? Давай, Клей, не ссы! У меня планов на хату вагон и две тележки. Хоть Сашку к себе перетащу от предков. Я ржать не буду, зуб даю. Ваще рыба! Угу!? — плотно стиснув губы, Мистик показал мне взглядом на Андрея с парой вариантов прикидов в руках и промычал, — Иди уже!

В первом я тупо не вышел из примерочной. Клетчатый пиджак мог быть хоть триста раз стильным и даже сделанным из гривы последнего единорога, выращенного на радуге и крови сенегальских девственниц, но я с него ржал той самой гиеной, о которой говорила Ритка. Где-то в лучших домах Лондона и Парижа в этом извращении, может, и можно было расхаживать на серьезных щах, но только не с моей рожей. И ориентацией.

— Как минимум, мы подняли вам настроение, — кивнул Андрей, забирая непомерно-аляпистое извращение и подавая следующее, уже более напоминающее что-то адекватное, а не бабушкин плед. — Последняя коллекция…

— Максим, — подсказал я, примеряя пиджак стального цвета. — Этот вроде ничего, но один хрен, не мое.

— Если вы мне обозначите свои предпочтения, привычки, задачи и цели, которые хотите достичь лично вы, я смогу ускорить процесс в разы.

— Да ладно?

— Уверяю вас, Максим. Костюм — лишь часть вашего внутреннего я, отражающая и подчеркивающая характер. Я вижу у вас татуировки на руках и след от серьги на мочке. Смею предположить, что вы бунтарь по своей природе. Скорее всего считаете, что такая одежда вам не пойдет и каждый встречный будет показывать пальцем вам в спину, но могу вас заверить, что решаемо все. Дайте мне больше информации и я подберу костюм, который станет вам второй кожей, а никак не кандалами, лишающими вас вашего привычного ритма.

Охренев от такого психологического прогруза на ровном месте, я похлопал ладонями по карманам в поисках пачки сигарет и с недоверием посмотрел на Андрея, в руке которого по щелчку пальцев появилась пепельница.