Агнец на заклание - Иден Дороти. Страница 21

— Привет, — сказала Элис. — Какие замечательные новости о Камилле, правда? Маргарет осторожно ответила:

— Наверное, да.

— Ты что-то не слишком уверенно… Маргарет промолчала. Она держала руки за спиной, и ее лицо было непроницаемо.

— Так ты не веришь? — не отставала Элис.

— Когда речь идет о Камилле, трудно быть уверенной, — наконец пробормотала девушка.

Вдруг она резко выдернула из-за спины правую руку с пакетом из белой папиросной бумаги.

— Отец сказал, что собирается прийти поужинать с вами. Вам лучше надеть это.

Маргарет от смущения покраснела, и Элис решила, что девушке нелегко дался первый шаг навстречу.

Элис взяла пакет. В нем оказалась ярко-красная ночная рубашка.

— Но Маргарет! — Элис держала нежную невесомую вещь в полном смущении. Она перевела взгляд на поношенное коричневое платье Маргарет, расходящуюся застежку, потом снова на женственную кокетливую рубашку. Откуда у Маргарет, абсолютно равнодушной к своей одежде, такая вещь?

— Мне ее подарили, — объяснила девушка. — Но я ее никогда не надевала.

— Но зачем ты отдаешь мне такую замечательную вещь? Сохрани ее для…

— Для чего? — грубо прервала ее Маргарет. — Вы можете представить меня в нейлоне?

— Да, и…

— Наденьте, — велела Маргарет. — Она вам очень пойдет, — добавила она хмуро и резко и, будто не желая спорить, вышла.

Надевая рубашку, Элис ощутила какое-то неудобство. Эта замечательная вещь словно охватывала все ее тело пламенем. Она подумала, что вот-вот войдет Дандас, и внезапно чувство неудобства переросло в возбуждение, знакомое каждой женщине, желающей увидеть восторг в глазах мужчины.

Дандас вошел с карточным столиком, аккуратно приставил его к кровати и веселым, почти мальчишеским, голосом объявил:

— Я собираюсь с тобой поужинать, если ты разрешишь, конечно.

Потом он поднял глаза и увидел Элис. Было интересно наблюдать, как расширились его зрачки. Как у испуганного кота. Как у тигра. И Кэтрин думает, что у него глаза тигра, а лицо всегда ласковое и радушное.

— Почему… ты в этом?

Он что, никогда не видел красивую женщину в постели? Элис подумала, что она сейчас весьма привлекательна. В локонах кокетливо синеет ленточка, от слабости заалели щеки. Грудь облегает мягкая гладкая ткань ночной рубашки, благодаря неожиданной заботе Маргарет.

Однако у Элис возникло странное чувство: то, что она увидела в его глазах, — не восхищение.

— Это рубашка Маргарет, — объяснила Элис. — Она заставила ее надеть. Так мило с ее стороны. Красивая, правда?

Она следила за лицом Дандаса, желая отгадать причину неудовольствия. Конечно, он думает-гадает, откуда у его чопорной тихой дочери такая роскошная вещь?

— Я не знаю, где она ее взяла, но, уверена, тебе совершенно не о чем беспокоиться. — И вдруг Элис добавила:

— Но она не принадлежит Камилле, как те туфли?

Дандас слегка вздрогнул.

— Если и принадлежит, то я об этом не знаю. — Потом, как бы желая загладить свою резкость, он добавил:

— Просто ты в ней совершенно прелестна. Но я все же поговорю с Маргарет. В тихом омуте… Сама знаешь. — Он улыбнулся, и Элис успокоилась.

Дандас вышел из комнаты, а она легла на спину, размышляя о вкусах женщин побережья: стильные вечерние платья Кэтрин Торп, беличья шубка Камиллы, ночная рубашка Маргарет…

Вдруг ей пришла в голову мысль: а может, они все — из одного источника? Элис удивилась сама себе.

Дандаса долго не было. Элис даже показалось, что она слышит крики, но она не была в этом уверена. Снова поднялся ветер, и пара тех странных хищных птиц скреблась на крыше. Она слышала их пронзительные противные голоса, скрежет когтей по железу. И вдруг вспомнила Уэбстера, лежащего под дождем со свернутой шеей. Жаль, что в письме Камиллы не было даже намека на то, кому пришло в голову убить Уэбстера.

Элис показалось, что она пропустила что-то важное в том письме, но что именно? Вполне может быть, что у подруги вошло в привычку писать печатными буквами. Сама Элис никогда так не писала. Но с другой стороны, они с Камиллой вообще так редко переписывались, что она не могла судить о ее привычках и манере. И все же в этом письме что-то было…

Элис потянулась, чтобы достать его со стола, и нейлоновая рубашка нежно потерлась о кожу, будто к ней прикоснулся лепесток цветка. И вдруг, как будто ниоткуда, снова раздался голос Маргарет:

«Папа любит женскую одежду».

Дверь открылась, и Элис резко повернулась.

— Я тебя испугал? Конечно, надо было постучаться, но, как видишь, руки заняты.

Дандас держал поднос, уставленный китайским фарфором, графинчиком с шерри, бокалами и вазой с желтыми розами. Он аккуратно поставил розы в центр столика и, улыбаясь, повернулся к ней.

— У нас маленький праздник.

— А что мы празднуем? — осторожно спросила Элис.

— Хорошие новости от Камиллы и твое выздоровление, конечно. — Его взгляд замер на ней, а голос снова бархатно зазвучал:

— Особенно твое выздоровление.

Дандас расставлял тарелки. О чем он, интересно, думает, спросила себя Элис и снова почувствовала какую-то неловкость. Она почувствовала настороженность в его взгляде, но улыбка была доброй. «Папа любит женскую одежду», — снова вспомнила девушка слова Маргарет. Дандас вынул пробку из графинчика и осторожно, медленно наполнил бокалы до краев золотистым напитком.

Причина такой неспешности движений, повяла Элис, в том, что руки Дандаса дрожали.

— Вот, моя дорогая, — вручил он ей бокал, и капля шерри выплеснулась на простыню. Он разволновался, схватил салфетку, торопясь промокнуть пятно. — Я немного нервничаю. — А потом неожиданно чопорно добавил:

— Как ты думаешь, если человеку за сорок, он еще может о чем-то мечтать?

— Может, — искрение ответила Элис.

— Мне сорок два. — Он был очень взволнован, и Элис хотелось ему помочь.

— Так о чем ты мечтаешь, Дандас?

— О тебе, моя дорогая. — Слова были сказаны. Дандас сделал большой глоток шерри и уже смелее продолжил:

— Я в тебя влюбился. Я никогда не думал, что снова на это способен. На самом деле я раньше никогда не влюблялся и очень надеюсь, что смогу убедить тебя выйти за меня замуж.

— Ну, Дандас, — пробормотала Элис. Это не было неожиданностью. По его поведению она чувствовала, что дело идет к этому. Ей было любопытно и несколько смущало, что тебе делают предложение вот так — когда ты лежишь в постели в чужой ночной рубашке.

А почему она должна смущаться? Дандас — добрый, нежный, заботливый. С ним она никогда не окажется в трудном положении. Она может позволить ему окутать ее любовью, заботой, лаской. У нее будет все, о чем она мечтала: человек, который любит ее глубоко и искренне. Ей не надо будет бороться в одиночку. Она войдет в круг миниатюрных дам этого дома и станет единственной живой среди них. Она будет на пьедестале, и ей будут поклоняться.

Или она ошибается и просто хочет прочесть все это в напряженном взгляде Дандаса?

— О чем ты думаешь? — нетерпеливо спросил он. — Что происходит у тебя в голове? — Затем, отказавшись от старомодного тона, он горячо заговорил:

— Элис, ты — мой идеал женщины. Я никогда не думал, что встречу подобную тебе. Не многие мужчины понимают, каков их идеал, но я понимаю и схожу по тебе с ума!

А Элис в это время сражалась с мыслями о насмешливом Феликсе. Она молча смотрела на Дандаса, а он торжественно продолжал:

— Ты, наверное, думаешь о моей первой жене? Она была прекрасная женщина. Но я женился юным, неопытным, в двадцать один год, и теперь понимаю, что на самом деле никогда не любил ее. То, что я чувствую к тебе, — такое случается с мужчиной только раз в жизни.

Элис захотелось взглянуть на происходящее с юмором. Он такой торжественный, этот маленький мужчина. Она могла бы посмеяться над ним, преклонившим перед ней колени.

Но Элис не могла смеяться. Странное дело, сейчас она не понимала, кто она. Элис или Камилла? И кто произносит эти слова: