Малютка Эдгар - Дашков Андрей Георгиевич. Страница 3

Ему оставалось только послушно переставлять ноги. Пол был ровный, без стыков, из неизвестного материала. Вверху по-прежнему зиял черный провал. Словно две параллельные льдины, оттуда спускались стены — непрозрачные, гладкие, серые; и не за что было зацепиться взглядом.

Спустя пару минут Малютка заметил, что не отбрасывает тени. Тут он задумался, откуда берется свет. Даже замедлил шаг. «Не бери в голову», — посоветовал дядя Эдгар с легким раздражением (и куда это он так торопился?). Но Эдди не мог избавиться от ощущения неудобства и тревоги, которое внушало ему исчезновение тени. С дядиной помощью он решил: либо все это ему снится и тень ожидает его возле «выхода», словно взрослый, отпустивший ребенка побродить по парку чудес; либо он, Малютка, сам сделался источником света. Он поднес руку к глазам — она не светилась. Тем не менее его сопровождало бегущее по туннелю пятно света, центром которого был он сам. «Ну и чего тебе еще надо?» Малютка признал, что это лучше, чем остаться во тьме. В каком-то фильме он видел дядек с фонарями на касках, ползавших по пещерам и подземельям. Он, похоже, обзавелся еще более удобным осветительным прибором, только его «фонарь», кажется, находился там же, откуда доносился дядин голос.

Между тем Малютка начал уставать. Или ему надоело однообразие серого коридора — он еще не научился различать усталость и скуку. Во всяком случае, он замедлил шаг до прогулочного и постепенно осознал, что потерялся всерьез и, наверное, надолго. Если не навсегда… Родители не найдут его здесь, они просто не смогут проникнуть сюда — в этом он почему-то был уверен, и дядя Эдгар, обычно такой услужливый, что-то не спешил разубеждать его.

Охваченный новой разновидностью страха, от которого даже стало трудно дышать, Эдди снова оглянулся — коридор просматривался не более чем на тридцать-сорок шагов. В какое-то мгновение он остановился, приготовившись повернуться и бежать обратно, но тут уж дядя Эдгар вмешался и напомнил откуда-то из-за красно-черного тумана паники: «Та штука… Помнишь? Она нас раздавит».

Малютка вздрогнул. Дядя сказал: «нас», — и тем самым едва ли не впервые поставил перед Малюткой вопросы без ответов: а где же дядя находится, и почему он, взрослый, умный и смелый, так сильно зависит от маленького мальчика, который и говорить-то как следует не научился.

Ответов не было, но Малютке понравилось ощущать свою значительность. В мире взрослых, где от него мало, катастрофически мало зависело, он нуждался в чем-то, а лучше — в ком-то, на кого мог бы распространить… что? Слово «власть» ему подсказал дядя Эдгар и сделал это явно без особой охоты. Но все-таки сделал. Эдди тоже постепенно нащупывал способы получать желаемое — даже если оно сводилось пока к узнаванию новых слов от безликого существа.

В обмен на «власть» Малютка согласился пройти еще немного серым коридором. Тем более что в конце пути Эдгар намеками обещал ему нечто необычное: какой-то «аттракцион». Чтобы понять, о чем идет речь, Малютке требовалась картинка или «фильм», но на сей раз дядя проявил твердость. «Увидишь сам и не пожалеешь».

Слово «искушение» Малютка узнает еще не скоро.

4. Анна

Раскаты грома звучали здесь, в подвале, будто отдаленная канонада. Анна лежала, обняв своего Алекса, и ощущала холодеющую влагу на своих бедрах. Она бы не предохранялась, даже если бы могла забеременеть. Но тот, кто знал все наперед, распорядился иначе.

Сейчас ей снова казалось, как тогда, в первый раз, что они отрезаны непогодой от остального мира. Если позволить фантазии увести себя дальше, то вполне можно вообразить, что они остались вдвоем посреди затопленного города, на островке, в который превратилось здание музея. А вода прибывает… И это их последняя проведенная вместе ночь. Повод для разлуки найдется всегда, и Анну постигнет участь многих женщин, обреченных ждать, не зная, что уже стали вдовами…

От мрачных мыслей ее отвлек новый необычный звук — будто в паузах между ударами грома кто-то скреб металлическим предметом по камню. Камня вокруг было хоть отбавляй; из металла — разве что ключи и кое-какие экспонаты. Спустя несколько секунд звук повторился.

— Ты слышишь? — спросила она.

Алекс поднял голову. В этот момент громыхнуло так, что казалось, здание содрогнулось от фундамента до крыши. Анна невольно вжалась в узкую щель между спинкой дивана и лежавшим на спине мужчиной. Он поглаживал ее по голове — движение было машинальным; она поняла, что он прислушивается. Едва звук возобновился, он вскочил.

Она смотрела на его смуглую мускулистую фигуру. Даже голый, он не выглядел беззащитным. В том, как он поднимал голову, словно принюхивался, было что-то хищное. С ним она чувствовала себя спокойно. Ну, почти спокойно. Для начала, у него не было огнестрельного оружия.

Между тем не на шутку разыгравшееся воображение подсовывало ей сложившуюся безо всяких сознательных усилий картинку: некий узник выскребал заточенной рукояткой черпака застывший раствор в щелях между камнями, из которых были сложены стены одиночной камеры. Это была работа на долгие годы — вероятно, безнадежная. Узник находился в постоянной тьме и почти ослеп. Анна оставила себя в неведении относительно того, кто он: маньяк, убивший пару десятков женщин, или безвинно осужденный.

Какое все это имело отношение к музею, она тоже не знала. Но ей бы, пожалуй, хотелось, чтобы узник выбрался на свободу. Всякое долготерпение должно быть вознаграждено. А она бы посмотрела, что будет дальше…

Алекс одевался быстро и бесшумно. Он знал свое дело — что в работе, что в постели. Правда, если с постелью все было ясно, то касательно работы Анна могла испытывать только интуитивную уверенность. На ее памяти в музее не случалось серьезных инцидентов. Однажды охранники утихомирили двух пьяных ублюдков. А примерно полгода назад Алекс скрутил вандала, который явился перед самым закрытием, внезапно достал из-под пальто гвоздодер (кстати, о металле) и попытался расколоть им надгробную плиту, датируемую тринадцатым веком. Потом кто-то из сотрудников рассказывал Анне, что псих, уже уложенный на пол лицом вниз и с «браслетами» на запястьях, твердил о каком-то проклятии и… (тут она мысленно осеклась) …ну да, о терпении, которое должно быть вознаграждено. Тогда, по горячим следам, Анна пыталась расспросить Алекса о подробностях произошедшего, но тот лишь отшучивался и говорил, что не запоминает всякую бредятину.

Сейчас он подмигнул ей — не бойся, мол, я быстро, — и неслышной походкой направился к единственной двери. Она кивнула и провожала его взглядом, пока он не скрылся за стеллажами. Она еще не знала, что видит мужа в последний раз.

5. Малютка/Эдгар

Дядя сдержал свое обещание. Это действительно было похоже на аттракцион — по крайней мере вначале. Ну а большего пока и не требовалось, чтобы прогнать тревогу и страх, охватившие Малютку несколькими минутами ранее. Отыскать маму и папу он мог надеяться только с помощью дяди Эдгара. И никак иначе. (Между тем Эдгар-старший отчетливо прошептал: «На хрена нужны папа и мама, если у тебя есть я?»)

Пятно сопровождавшего их света добралось до поворота, который наконец нарушил унылое однообразие коридора. Стены сходились, образуя идеально прямую вершину угла. Неестественно прямую. При одном взгляде на нее закрадывалось подозрение, что, просто приложив палец к выступу, можно порезаться. Малютке не хотелось проверять это, но в какой-то момент ему показалось, что дядя его заставит. Пять-шесть секунд они занимались перетягиванием каната из нервных окончаний, и все же дядя уступил. Его (влияния? силы?) власти было пока недостаточно, и ему это очень не нравилось. Малютка не понимал, чтó им делить, кроме… Насчет «кроме» он не успел додумать.

Свернув за угол, он остановился. Впереди открылось нечто, напоминавшее вид из туннеля. Внизу и по краям — темные неразличимые силуэты, а над ними — парочка звезд, запачканных смогом. Из дыры тянуло смесью городских запахов — бензина, выхлопных газов и еще какого-то приторного цветочного аромата.