Посвисти для нас - Эндо Сюсаку. Страница 35
Эйити вернулся мыслями назад. Ёсико говорила ему, что они с отцом собираются на ужин с Курихарой и его родителем. Вот тогда-то, должно быть, и состоялся разговор на эту тему.
— И вот, мы думаем испытать этот препарат, сдерживающий распространение раковых клеток, на пациентке Нагаяме.
Завотделением, не поднимая головы, бросил взгляд на Эйити.
— Сказать по правде, Нагаяме-сан уже нельзя помочь. Слишком поздно. Сам понимаешь, наверное. Еще мы думали о вашем пациенте с раком легких, Тадзима-сан… да, директор фирмы, но у него, похоже, печень очень серьезно поражена.
Утида быстро посмотрел на часы.
— Вот что я хотел тебе сказать. Мы не должны были в обход тебя брать пункцию печени, но ты ведь понимаешь. Если новый препарат покажет эффективность, надо, чтобы наше хирургическое отделение подготовило публикацию для научного симпозиума. Мы хотим, чтобы этим занялись вы с Курихарой. Его отец обещает под это дело серьезные деньги выделить. На исследования…
Он поднялся со стула со словами:
— Так или иначе, пока все держим в тайне. Понимаешь?
— Понимаю. — Эйити поклонился и проводил шефа до двери.
«Вот так. Вот оно что!»
Эйити радовался, что оказался среди тех, кто относился в их отделении к «посвященным». Если бы дело обстояло иначе, зачем было шефу раскрывать молодому врачу такие секреты.
«Если новый препарат покажет эффективность, надо, чтобы наше хирургическое отделение подготовило публикацию для научного общества. Мы хотим, чтобы этим занялись вы с Курихарой».
Слова шефа все еще звучали в ушах Эйити. Он представил, как стоит на фоне доски и проекционного экрана, выступая с информацией о результатах дополнительных исследований нового лекарства.
Его взгляд невольно переместился на открытку Тахары. Печальное лицо коллеги будто взывало к нему:
«Неужели тебе до такой степени дорога своя карьера?»
Эйити попытался насмешливо усмехнуться. А печальное лицо Тахары продолжало:
«То, что ты собираешься делать, — то же самое, что давать пациентам бесполезный бетион».
«Это совсем другое, не то что бетион. Препарат, который мы будем испытывать, — новая разработка».
«Но это же эксперимент на живом человеке. Разве не так?»
«Покажи мне врача, который не хотел бы поэкспериментировать на людях. Если бы мы не делали новые операции, не испытывали на людях лекарства, прогресс медицины был бы невозможен».
«Но что будет, если пациент падет жертвой этих экспериментов?»
Тахара не сводил с Эйити глаз. Чтобы укрыться от этого взгляда, Эйити сорвал открытку с панели, швырнул ее в урну и пробормотал:
— Ты трус! Пока есть такие врачи, как ты, прогресса в медицине быть не может!
Когда в тот вечер Эйити вернулся домой, он застал отца в гостиной с газетой в руках в хорошем настроении.
— Привет! Сегодня утром все было здорово. Спасибо тебе. Ты ужинал? — поинтересовался отец.
— Я ел.
Эйити, против обыкновения, приветливо посмотрел на отца. Слова, которые он услышал от шефа, вызвали радость в его душе.
— Вот, лечись. — Он достал из сумки лекарство, которое выписал для отца. — Пей каждый раз через полчаса после еды.
Эйити поднялся, чтобы уйти к себе, но отец остановил его:
— Эй! Давай чайку выпьем.
Из кухни вышли мать и сестра.
— Отец сказал, что посмотрел, где ты работаешь, — сказала мать, наклоняя чайник. — Мы сейчас только об этом и говорили.
— Вот такая у тебя родня. — Сестра высунула язык и засмеялась.
— Послушайте! Эйити в больнице не последний человек. Когда мы проходили по коридору, один пациент подошел к нам и поблагодарил его за помощь.
— A-а, этому человеку в нашем отделении сделали операцию, удалили легкое.
«Когда Эйити в последний раз так спокойно и непринужденно разговаривал с родными? Сколько лет назад? Вот так, по-семейному, мы все собирались, когда он школу оканчивал», — думал Одзу.
— Врач — хорошая профессия. Я рад, что ты ее выбрал. Видеть страдающих людей, которых ты лечишь своими руками…
Эйити едва заметно скривился. Старик все видит в розовом сентиментальном свете. Это тот самый непереносимый гуманизм, который исповедует отцовское поколение.
— Я не лечу болезни одними руками. Такие времена миновали. Медицина стала системной наукой.
— Но радость излеченного пациента остается прежней. Оно одинакова — что прежде, что сейчас.
— Конечно. Но пациенты приходят и уходят. С каждым сантименты разводить нет времени. Мы не похожи на врачей из кино или телесериалов.
Одзу собрался открыть рот, но остановился. Ему не хотелось портить этот замечательный вечер очередной пикировкой с сыном.
— Ну да, конечно. Но сегодня в твоем корпусе я увидел женщину на каталке, которую выкатила из лифта медсестра. Цвет лица у нее был ужасный.
Одзу сменил тему, и на посуровевшее было лицо Эйити вернулось прежнее выражение:
— A-а… это пациентка, проходившая сегодня обследование. Ей скоро предстоит операция.
— Она твоя пациентка?
— Моя. Но она не только у меня наблюдается. Она вдова, зовут Айко Нагаяма. Муж ее вроде на войне погиб.
Эйити заметил, что отец пристально смотрит на него.
— Что-нибудь не так?
— Как, ты сказал, ее имя?
— Ее имя? Айко Нагаяма. Ты что, ее знаешь?
— Нет, — покачал головой Одзу.
Сомнений не оставалось. Это была она. Но женщина, которую он увидел сегодня утром издалека в конце коридора… как она осунулась и исхудала! Она была юной девушкой, купавшейся в море на пляже в Асия. И Одзу не мог вызвать в памяти нынешний облик Айко, которую встретил в больнице.
— Эта женщина, — обратилась к Эйити мать, — что у нее?
— Э-э… онкология. Рак желудка.
— Рак желудка лечат, правда? — вмешалась в разговор сестра.
— На ранних стадиях. Если рак на слизистой оболочке, тогда нестрашно, но если он дал метастазы — дело плохо.
— А у Нагаямы-сан метастазы?
— Да.
— Тогда от операции толку не будет?
— Пока не разрежешь — не поймешь.
Похоже, этот разговор уже потерял для Эйити интерес. Он допил чай, взял газету, которую отложил отец, и спросил у матери:
— Фуро готово?
— Можешь идти. Скажи, если прохладно, я включу газ.
Он встал и направился к дверям и неожиданно услышал за спиной голос отца:
— Я хочу, чтобы ты ее лечил.
Эйити удивленно обернулся.
— Вылечи ее.
— Отец! Есть рак, который можно вылечить, и есть рак, с которым ничего поделать нельзя. Врач не может знать точно, пока не разрежет больного.
Одзу слышал, как сын поднялся на второй этаж, потом спустился и открыл стеклянную дверь ванной комнаты.
— Послушай, — не поднимая головы, заговорила жена, — ты ее знаешь… эту женщину?
— Почему ты спрашиваешь?
— Так просто. Мне почему-то вдруг показалось…
Одзу промолчал и переключил внимание на телевизор. На экране с профессиональной улыбкой заливался какой-то певец.
«Хирамэ опять позвал ее», — размышлял Одзу. Он не думал, что когда-нибудь еще встретится с Айко, но вот судьба свела их снова. Не иначе как Хирамэ с того света это устроил. Но зачем? Для чего?
— Мне нравится эта песня, — тихо проговорила дочь Юми, не сводя глаз с экрана. — Пластинку, что ли, купить.
— Дорогой, примешь лекарство? — Жена налила в стакан воды и поднесла Одзу. — Эйити говорил: через полчаса после еды.
Лекарство было горькое. Одзу глотнул еще воды.
Если бы Хирамэ был жив, сидел бы он сейчас вот так в окружении своей семьи, смотрел телевизор и вел ничего не значащие разговоры или нет?
Однако Хирамэ умер на войне, и ему было столько же лет, сколько Одзу. Таким, как он, не предоставилась возможность пожить нынешней жизнью. Но счастливы ли те, кто остался в живых?
Несколько дней спустя после полудня завотделением, Курихара и Эйити ожидали в конференц-зале одного человека. Должен был прийти сотрудник научно-исследовательского подразделения фармацевтической компании, принадлежавшей отцу Курихары, и дать разъяснения, касающиеся нового препарата.