Западня для леших - Алексеев Иван. Страница 64

Но ее противник тоже понимал, к чему может привести промах, и поэтому не решался атаковать. На некоторое время они как бы застыли друг напротив друга, лишь намечая обманные движения, на которые, впрочем, никто не поддавался, да автоматически жонглируя клинками. Оба бойца сознавали, что подобное пассивное противостояние не может продолжаться бесконечно долго. Необходимо было что-то предпринять.

Опричник внезапно сместился назад и чуть в сторону, обвел горницу быстрым взглядом и тут же занял прежнюю позицию, предупредив возможный выпад. Катька смогла отследить направление его взгляда, хотя и не успела воспользоваться отклонением корпуса назад и организовать правильную атаку. В тот момент, когда взор опричника обратился влево, девушка мысленно поблагодарила княжну, что та, вняв ее просьбе, действительно заползла в угол за широкую кровать с балдахином и укрылась от глаз врагов. Но когда, следуя за направлением взгляда противника, Катька увидела входную дверь с отодвинутым засовом, она вдруг поняла, что должно произойти в следующий миг.

Действительно, опричник, как бы вспомнив наконец, что находится у себя дома, вдруг заорал, что есть мочи:

– Братие, на подмогу зову! В девичьей светлице пленники взбунтовались, смертным боем нас тут бьют!

Как он и рассчитывал, эта синеглазая ведьма, уверенно стоявшая против него, отменно владевшая кинжалом, невесть откуда и зачем явившаяся и только что положившая пятерых его отнюдь не хилых дружков, кинула взгляд на отодвинутый засов и стремительно бросилась к двери, чтобы запереть ее, отрезать путь вызванной им подмоге. Она, конечно же, не знала, что дверь и стены у девичьей светлицы – так называли в доме Басмановых помещение, в котором обычно вели тайные «допросы» знатных пленников женского пола, – обшиты особо толстыми досками, под которыми в несколько слоев проложен мягкий луб. Так что даже самые громкие крики боли и ужаса, частенько раздававшиеся из этой светлицы, были практически не слышны даже под дверью, не говоря уж о соседних комнатах и переходах. Увидев, что его обман удался, опричник мгновенно кинулся вслед за девушкой и взмахнул кинжалом за ее спиной.

Он действительно рассчитал все правильно и не смог предвидеть только одного: что эта девчонка с невероятной быстротой и сообразительностью разгадает его замысел и сумеет придумать и осуществить контратаку.

Катька, достигнув двери, вместо того чтобы хвататься за засов, вдруг высоко подпрыгнула с разбегу, толкнулась одной ногой о косяк и, развернувшись в воздухе, выбросила другую ногу в отточенном ударе, усиливаемом инерцией всего тела. Опричник, не ожидавший ничего подобного, с ходу буквально налетел мордой на подкованный железной скобкой каблук ее сапога. Все же, падая навзничь головой на дубовый пол, он успел вонзить занесенный кинжал в бедро бьющей ноги.

Катька не почувствовала боли, просто одна нога ее мгновенно онемела, но она, завершая движение, все же припечатала противника коленом в грудь, перехватила уже безвольную руку с кинжалом и сквозь непонятное, все учащающееся мелькание темных пятен перед глазами принялась бить кортиком лежащее под ней тело. Она не наносила правильные, годами отработанные удары, при которых плечо, локоть и кисть работают как совершеннейший рычаг, направляемый в уязвимые места, а просто молотила клинком куда попало, пока не осознала наконец, что враг больше не двигается и даже уже не хрипит, пуская кровавые пузыри из пробитых легких. Затем, с трудом поднявшись, фактически подпрыгивая на одной ноге и волоча вторую, она дотянулась до засова и с лязгом задвинула его. После этого, сквозь уже почти непрерывное мелькание черных пятен, она добралась до кровати, судорожно схватила лежащий поверх покрывала вышитый льняной рушник, скрутила жгутом, завязала под самой ягодицей вокруг бедра истекающей кровью ноги, вставила в образовавшуюся петлю ножны от кортика, которые вынула из голенища, и, несколько раз повернув, закрутила жгут. Подняла голову, обратила затуманенный взгляд в угол, где пряталась княжна, и произнесла хрипло, но внятно:

– Настенька, выходи! Мы победили! Слава Руси и особой сотне!

И рухнула на кровать, потеряв сознание.

Очнулась Катька оттого, что ей кто-то брызгал в лицо то ли квасом, то ли брагой. Она открыла глаза и увидела склонившуюся над ней княжну с золоченым кувшином в руках, взятым с пиршественного стола. Настенька радостно улыбнулась и произнесла на удивление твердым и даже деловым тоном:

– Слава богу, Катенька! – И добавила скороговоркой: – У тебя только на ноге порез глубокий, но крови потеряла не очень много, даже совсем почти не бледная! А других ран нету, хотя вся одежда в крови! А эти… Они хоть и не двигаются, да боюсь я их. Когда к столу за кувшином с питьем ходила, то остерегалась, твой кинжал брала!

С этими словами Настенька вложила в руку Катьки теплую надежную рукоятку абордажного кортика.

Катька окинула взглядом горницу, заполненную телами опричников, и успокоила княжну:

– Не бойся, Настенька! Разила я их надежно, насмерть! Разве что вон тот толстый мешок с дерьмом возле двери, коему я в спину пулю всадила, может, и жив еще, хотя и лежит замертво. Да я проверю, добью гада, ежели чего. – Она попыталась подняться, но, почувствовав противную слабость, смогла только сесть и, чтобы перевести дух и не показать перед княжной свою немощь, продолжила разговор: – А ты молодец, что спряталась, не мешалась в схватке. И что потом мне на помощь подоспела, в сознание привела да раны мои осмотрела. Стало быть, ты есть не размазня кисельная, не котеночек теремной, а наш человек, смелый да надежный!

– Что ты, Катенька! – возразила княжна, впрочем, слегка зардевшись от ее похвалы. – Я ведь с неожиданности да со страху, когда меня прямо во дворе батюшкиного дома схватили невесть кто и в карету поволокли, чувств лишилась. В горнице этой только чуть опомнилась, да и тут же сердце едва не остановилось, когда разговоры их похабные услыхала. Лишь тебя рядом увидев, ожила, на этот свет возвернулась… А уход за немощными да ран врачевание у нас в доме, как и в других многих домах боярских, от матери к дочери из поколение в поколение передается. Так что не впервой мне кровь видеть да помощь больным подавать.

– Это хорошо, – немного невпопад задумчиво проговорила Катька.

Фраза княжны о пленении во дворе родительского дома заставила ее вздрогнуть. Будучи временно приписанной к особой сотне, девушка хорошо знала, что именно во дворе городской усадьбы князя Юрия постоянно дежурила боевая тройка леших в полном вооружении и с сигнальной ракетой. Как бойцы могли лопухнуться и, судя по словам княжны, допустить внезапный захват своих подопечных? Но она вынуждена была отложить обдумывание этого вопроса до более благоприятного момента, а сейчас еще предстояло продолжение насущных дел.

– Раз ты у нас опытный врачеватель, то выбери-ка на столе среди хмельных напитков тот, который покрепче, дай мне глоток и сама глотни в меру для бодрости!

Княжна, полностью доверявшая Катьке и успокоенная ее словами относительно поверженных врагов, уже без опаски обходя трупы, подошла к столу, перебрала кувшины да ендовы, принюхиваясь к содержимому, выбрала один с крепкой медовухой, налила понемногу в две чистые серебряные чарки, вернулась, присела на постель. Катька взяла из ее рук чарку, улыбнулась:

– Ну, давай, Настенька, за то, чтоб мы всегда прорвались, где бы наша не пропадала!

Она чокнулась с княжной и выпила чуть обжигающий глотку мед единым духом.

Княжна, подражая Катьке, также сделала большой глоток, но с непривычки поперхнулась, закашлялась.

– Я ведь только других поила, сама-то первый раз лечусь, – сдавленным голосом сквозь набежавшие от кашля слезы попыталась оправдаться она.

– Ерунда, не обращай внимания, – покровительственным тоном успокоила ее Катька. – Вот выйдешь замуж за Дымка, поедешь к нам в Лесной Стан, там настоящим искусством врачевания овладеешь, так еще и не то попробовать придется. Есть, например, такая вещь, как коньяк французский, или еще виски шотландский. Но против нашего доморощенного спиритуса и они слабы.