Тайна Иерихонской розы - Иден Дороти. Страница 2

На круглом столе у окна в маленьком аквариуме лениво плавали три золотые рыбки.

Несколько минут я наблюдала за их бесцельными движениями и, в конце концов, заключила, что они нисколько не сняли мою нервозность перед первой беседой.

Дом был тих, как забытая могила.

Наконец я села на стул, набитый конским волосом, очень похожий на тот, что был у нас с отцом в нашем доме в Нью-Йорке. Он до сих пор стоял там, одинокий и накрытый простыней.

Я подумала о бледных кремовых стенах с цветочным узором в той знакомой комнате и закрыла глаза. Все, хватит. Я услышала шаги, приближающиеся к двери и встала в нетерпении.

Вошла женщина, чуть-чуть выше меня и на год-два старше. Свои каштановые волосы она собрала на затылке, а темно-бордовая роза, приколотая к ним сбоку, подчеркивала ее необыкновенную красоту. Она была настолько хороша собой, что я почувствовала себя полной дурнушкой. От нее доносился легкий аромат духов, которыми, как я узнала позже, она всегда пользовалась, но так никогда и не могла различить их.

— А вот и мисс Стюарт, — она улыбнулась и обнаружила белые ровные зубы. — Надеюсь, поездка для вас была приятной. Пожалуйста, не стойте, присядьте.

— Поездка действительно была очень приятной, — ответила я.

— Замечательно. Если вам больше нравится, называйте меня Коррин — ведь вы будете жить с нами, — выражение беспокойства сменило ее улыбку, но тут же исчезло. — Мистер Дьюхаут поговорит с вами сегодня вечером после ужина, и тогда все вам объяснит. Мы уже обедали, так что я пришлю к вам в комнату Полли с подносом; я уверена, что вы захотите перекусить и отдохнуть. А вечером поужинаете с нами. Да, вот еще, какие-нибудь вопросы у вас есть? — она внимательно наблюдала за мной. Она явно пыталась быть дружелюбной, несмотря на откровенную сдержанность.

— Нет, благодарю вас, — вежливо пробормотала я.

Она поднялась и собралась уходить, но вдруг снова повернулась ко мне.

— Полли вам все здесь покажет, и, мисс Стюарт… — она поджала губы, как будто что-то ее беспокоило, — наверное, мне следует предупредить вас, что мистер Дьюхаут ожидал увидеть на вашем месте кого-нибудь постарше, — она легко улыбнулась и оставила меня размышлять над ее словами.

Я так и сделала. Что она хотела этим сказать — что Джон Дьюхаут уволит меня, не дав пробыть здесь даже дня? Мы никогда не обсуждали с ним возраст, и, если он считает, что двадцать лет — это слишком мало, то я проделала весь этот путь совершенно напрасно. Однако из его писем я поняла, что он и Эмиль Дьюхаут — близнецы, и ему самому где-то около тридцати.

Я спокойно ждала несколько минут. Никто не приходил, и я уж начала было думать, что обо мне совсем забыли.

Когда, наконец, пришла Полли, силы мои были уже на исходе. Я сразу же поняла, что она, к счастью, ужасная болтушка. У нее были светлые, почти белые волосы и искристые зеленые глаза, которые вполне подошли бы девочке-подростку.

— Теперь пойдемте со мной, мисс. Извините, что так долго до вас добиралась, — она сделала небольшой реверанс.

— А Пити сейчас где? — спросила я, поднимаясь по лестнице и наслаждаясь приятной прохладой мраморных перил под рукой.

— Пити, скорее всего в своей комнате, мисс. Но я бы посоветовала вам подождать, пока мистер Джон не представит вас за ужином.

— Конечно. — Но мне очень хотелось увидеть мальчика, и мое любопытство росло.

— Только, мисс, вы не подумайте, я вовсе не указываю вам, что делать. Я просто посоветовала.

Мы добрались наверх, и я шла за ней мимо ряда дверей. Приблизительно посередине галереи она остановилась. Вдруг мы услышали два резких удара.

— Это, должно быть, Пити со своей коллекцией камней, — улыбка коснулась ее губ, но тут же погасла от, казалось, какой-то тайной несчастливой мысли. — Для отца он большая проблема, но к тому же и бедняжка. Для малыша это не счастливый дом, — она толкнула дверь и вошла в комнату, я последовала за ней.

— Вы вторая, кто займет эту комнату, мисс. Предыдущая мисс сама отделывала комнату, на свой вкус. В этот раз я сама это сделала, — она отошла, ожидая моей оценки.

— Коричневый — замечательный цвет, Полли, — одобряюще сказала я, стягивая проклятую шляпку и с удовольствием оглядывая комнату. Мой багаж стоял у кровати.

— Если вам что-то нужно погладить — я с радостью помогу, — предложила она. — Наверное, было ужасно интересно ехать сюда от самого Нью-Йорка. Она откинула голову, что, видимо, но ее мнению, было крайним выражением эмоций.

— Да, вот только утомительно, — засмеялась я. — Когда я распакую багаж, если ты мне понадобишься, я буду иметь тебя в виду. — Я отложила ридикюль, открыла ближайший чемодан и вытащила оттуда три моих лучших платья, в надежде, что они не очень помялись.

— Мамочка моя родная! — Полли прикрыла рот рукой. — Они просто прекрасны, мисс. Неужели вы можете себе такое позволить на ваше жалование?

Возможно, ей просто не приходило в голову, что обычно такие вещи не обсуждают.

— Мой отец оставил мне хорошее состояние, Полли. Я работаю ради удовольствия.

Она покачала головой.

— Я бы не стала. Если бы я была богатой леди, я бы просто расслабилась и зажила бы по-настоящему. Знаете, разъезжала бы по всем этим операм, балам и всему такому.

Я засмеялась.

— И умерла бы от тоски зеленой.

Я выпроводила ее из комнаты, все еще не убежденной, развесила одежду в шкафу викторианских времен и упала на кровать.

Я спала без снов — как говорят, «без задних ног». Когда же я проснулась, то обнаружила у двери поднос. Я отнесла его на свой маленький туалетный столик, подняла серебряную крышку и обнаружила там четыре превосходных сэндвича, которые когда-то были горячими, но теперь, увы, уже остыли. Я уговорила себя откусить несколько раз, прежде чем отодвинуть поднос.

Уже начинало смеркаться, так что я зажгла свечу и сменила свое измятое платье на простое розовое, почти без украшений, если не считать чуть-чуть кружев на воротнике.

Я решила, что должна выглядеть подобающе, встречаясь, первый раз с Джоном Дьюхаутом. Все еще думая о нем, я особенно тщательно уложила волосы, припудрилась чуть-чуть рисовой пудрой и слегка ущипнула щеки — для естественного румянца. Вообще-то по натуре я не нервная, но это место для меня было так важно, что я никак не могла унять волнение, которое появлялось, как только я вспоминала, что мне сказала Коррин.

Довольная собой, я закончила распаковывать оставшиеся мелочи и обнаружила, что делать больше нечего. Я не могла просто сидеть и ничего не делать, так что решилась выбраться из комнаты в надежде хоть одним глазком взглянуть на Пити. Мне ужасно хотелось с ним познакомиться, ведь останусь я или нет, в большой степени зависело от него.

На кухне звенели посудой и разговаривали, а во всем доме было тихо и пусто. Я открыла парадную дверь и вышла.

Ветер дунул мне в лицо тучей пыли, я отвернулась, спасая глаза, и направилась к саду. Может, Пити там играет… Полли назвала его проблемой. Ну, должно быть, так и есть, раз одна учительница от него уже сбежала. Но я так просто не сдамся.

Я почувствовала запах герани и улыбнулась от удовольствия. В саду было много разных цветов, но огромные бордовые розы были великолепны; они затмевали все, что росло рядом.

Я вздрогнула и подняла голову, услышав звук гонга из дома; его было отчетливо слышно даже там, где я стояла. Гонг звенел еще и еще, и я, сгорая от любопытства, поспешила в дом.

Я осторожно прикрыла за собой входные двери и вдруг услышала голоса, приближающиеся из дальней комнаты холла. Я уже дошла до лестницы, когда поняла, что предметом обсуждения была моя персона. Я знала голос Эмиля Дьюхаута; так что сейчас явно говорил Джон Дьюхаут, и голос его был каким угодно, только не довольным.

Это повергло меня в уныние.

— Конечно, вы правы, — говорил он кому-то. — С моей стороны было глупо не поинтересоваться. Мне следовало иметь это в виду. Да, я помню, вы мне говорили, но это не обязательно. Я поговорю с ней вечером.