Финист Урван и око василиска (СИ) - Нирут Михаил. Страница 22

— Как это понимать? — громогласно заявил архонт.

Только сейчас финист осознал несуразность своей позы. За время полёта он привык держать конечности растопыренными и, обернувшись человеком, продолжал следовать этой манере. Смутившись, он немедленно спрятал руки за спину.

— Мужи, братья дивногорские, вам немедленно нужно бежать из города! Василиск спешит сюда, чтобы дотла уничтожить селение, а вас пожрать!

Толпа зашумела. Смятение охватило собравшихся. Люди возмущённо зашептались, делясь друг с другом соображениями и страхами. Некоторые из солдат разворачивались и уходили прочь.

— Мало нам грифонов, теперь ещё и василиск придёт по наши души, — буркнул один из воинов, покидая сборище.

— Дело было гиблое изначально, и какого лешего мы тут оставались, — проворчал второй и также пошёл следом за первым. — Всё зря.

— Что ты сеешь смятение, финист? — громко заявил князь. — А может ты вовсе и не финист? Я что-то ни разу не слышал, чтобы всадники обращались в животных. Немедленно объяснись или я лично зарублю тебя.

Угроза расправы от Ярослава восхитила Урвана. Теперь князь не казался смешным скоморохом, а представал настоящим воином, заслуживающим уважения. К сожалению, сейчас его твёрдая позиция грозила бедой всем оставшимся в живых горожанам.

— Я был в убежище оборотней и пытался их убедить отказаться от мщения. Но Зинон не внял моим мольбам и по-прежнему жаждет уничтожения города. Более того, он даже захотел заключить с василиском сделку: его око взамен на полное разрушение Дивногорска. И сейчас он на полпути в Нахаш. К счастью, когда он улетел, я уговорил Замврия оставить вас в покое. Он в тайне от меня подсыпал зелье и превратил в ворона, чтобы я смог предупредить вас.

Слова финиста градоначальник воспринял с большой грустью. Против древнего змея горожанам противопоставить было нечего. К тому же с потерей феникса змей не ограничится одним городом. Он попытается уничтожить всех борисфян. И следующей целью может и должен стать стольный город. Именно там решится судьба Гардарики. Чтобы дать бой василиску, царь призовёт воинов со всех земель, а значит, и дивногорцы в конечном счёте окажутся там. Пользы от них в столице будет заметно больше, чем в кишечнике гада. И сейчас важно монарха предупредить как можно раньше, иначе он не успеет подготовиться к внезапной атаке.

— Дивногорцы! — возвышенно крикнул князь и повернулся лицом к толпе. — Идите в город и возьмите всё самое ценное. Мы уходим в Троицк.

Люди принялись засовывать оружия в ножны и расходиться. В воздухе воцарилось всеобщее уныние. У всех без исключения скорбные лица, опущенные плечи и понурый взгляд. В глазах воинов читалась гнетущая тоска. А человек с десять и вовсе разрыдались, не выдержав безысходности сложившейся ситуации, ведь их жертвы и лишения оказались напрасны.

Финист аккуратно стал спускаться с кургана, стараясь не насыпать почвы в сапоги. Князь пошёл навстречу хранителю. Они встретились у основания холма, и Ярослав первым потянул руку.

— Не думал, что тебя выберут князем, менестрель, — сказал Урван, приветливо пожимая руку в ответ.

— Я и сам не думал, но такова была последняя воля Вольдемара.

— Что с моим фениксом?

— После боя дивногорцы отнесли израненного сокола вон в тот перелесок, — князь поднял ладонь и указал пальцем на рощу.

Наездник проследил взглядом в указанном направлении и посмотрел на горящий лес. Сердце Урвана взволновалось и затрепетало, а душа защемила, подсказывая, что его драгоценная птица находится именно там.

— Вольдемар решил поджечь его. Он решил, раз феникс обновляется в огне, то правильно будет запалить лес и помочь ему, ведь он сам не может и…

Финист резко развернулся и бросился к лесу, так и не дослушав князя. В его сердце зародилась робкая надежда. Возможно, феникс ещё жив и отчаянно нуждается в помощи. Хоть Вольдемар и правильно решил, что сокол восстанавливается в огне, однако он не учёл одной существенной детали. Сие тайнодействие феникс никогда не проводил в наших лесах. Для обряда возрождения он улетал далеко на юг, к пальмовым лесам, и только там сам Элогим обновлял его.

Финист нёсся со всех ног. Он очень спешил к своему другу, хотя в глубине души понимал: шансы застать сокола живым крайне невелики. Но даже если птица жива, в таком состоянии она вряд ли сможет дать полноценный бой василиску.

Спустя полчаса финист добежал до перелеска. За всё время он ни разу не остановился перевести дух и отдышаться. Он совсем не чувствовал боли или усталости, всё, что его интересовало в данный момент, — это его феникс.

Урван остановился на опушке в десяти метрах от бушующего огня. Он почувствовал кожей сильнейший жар и на его теле мгновенно проступил пот. Температура пламени была слишком высокой. Она нисколько не отличалась от обычного огня и могла легко погубить его, если он попробует войти внутрь.

Враз нахлынувшее отчаяние подкосило ноги финиста и он упал на колени. После мимолётной надежды его вновь заполонило горькое разочарование. В час, когда он должен быть рядом со своим фениксом, его не оказалось на месте. Но если сокол и жив, вполне возможно, что он считает Урвана недостойным быть рядом с ним.

Хранитель предпринял отчаянную попытку мысленно воззвать к фениксу, но тщетно. Птица молчала.

От безысходности в голову юноши полезли панические мысли. Он считал себя самым неудачливым финистом всех времён, ведь не смог уберечь феникса, а офалмон в ближайшее время неизбежно попадёт к василиску. Всё это приведёт к неминуемому воцарению зла во всём мире, а имя Урвана навеки станет проклято борисфянами.

В мыслях он возжелал себе смерти. Безнадежность и стыд подхлёстывали всадника броситься в огонь, чтобы избежать предстоящих событий, которые так явственно нарисовала его буйная фантазия. Но ещё больше он хотел прекратить тягостные думы, которые неподъемной ношей лежали на его сердце.

Самоубийство показалось ему лучшим выходом из сложившейся ситуации. Гибель избавит от унижения и не придётся видеть последствий своего поражения. Возможно даже, Бог освободит его от страданий и дарует благую участь после смерти. Однако Элогим принимает самоубийство, только если оно сопряжено с самопожертвованием, в противном случае самовольное лишение себя жизни считается страшнейшим прегрешением. Попытка избежать унижения со стороны соплеменников никак не соотносилась с героизмом. В самоубийстве без самопожертвования таилось два тяжких греха — убийство и отчаяние.

Убийство без нужды — попрание Создателя. Ведь только Творец наделяет человека жизнью, значит, только он может её отнять. Человек не может возвратить к жизни ни себя, ни кого-либо ещё, а значит и не имеет права её отнимать. И нет разницы, убивает он себя или другого человека, в любом случае он точно такой же убийца, как и все остальные.

Отчаяние — тягчайшее из оскорблений Всевышнего. Каждому из живущих Элогим посылает свои скорби и испытания, с помощью которых определяет чьё сердце действительно преданно ему. И как наимудрейший наделяет страданий ровно столько, сколько человек сможет выдержать. Иначе это было бы не испытание, а скорее, злонамеренное уничтожение. Но если допустить, что Создатель стремится уничтожить своё же творение, то постаёт закономерный вопрос: «Для чего нужно было его создавать и дарить ему жизнь?» Тогда лучше не созидать человека вообще.

Душа, предавшаяся унынию, категорически возражает Господу. Она требует для себя меньших страданий и словно не верит в мудрость Создателя и заявляет, что живущий на небесах глуп. Получается, что она умнее его и смеет давать советы как правильно управлять людьми.

Чем больше выпадает мучений, тем сложнее сохранить жизнь, разум, честь и веру. Но только в сильном горе проявляется стойкое терпение и победа становится прекраснее. Человек, безропотно претерпевающий скорби, проявляет самую высшую преданность Богу. А это именно то, чего ищет Элогим.

Финист не заметил, как его тяжёлые думы рассеялись, едва он вспомнил о Всевышнем. Рассуждения о Боге и его промысле всегда отгоняют греховные соблазны. На смену мысли о самоубийстве пришли светлые намерения. Пусть отныне он отринут фениксом и, возможно, божественная птица его никогда не простит, но это не повод предаваться самобичеванию и нарушать Божьи заповеди. Элогима ведь не просто так называют всепрощающим. Он всегда принимает тех, кто искренне раскаивается. Даже если люди будут плеваться при встрече с ним, то Господь не оставит их. Золото испытывается в огне, а люди, угодные Богу, — в горниле унижения.