Линка (СИ) - Смехова Ольга. Страница 18

— Лекса, а люди могут… перемещаться дымом? — зачем-то спросила я, прекрасно зная ответ. Конечно же не могут. Тогда кто Черная Куртка? Может быть, мне показалось? Да нет, не показалось, да и обязательно ли ОНОшнику быть человеком? Клин клином вышибается. Может, тот мордастый был не так уж и не прав…

***

Лекса спал, забыв выключить компьютер. Тот обиженно моргнул белым экраном через некоторое время, да и потух, оставив работать лишь шумные охладители. А вдруг, случится пожар, подумала я? Случится пожар, всё загорится, а Лекса не проснётся, задохнется дымом и тогда…

Что тогда — спросила я у самой себя. Не знаю. Умру, сгорю вместе с ним? Как ни крути, а двигаться самостоятельно я не могу. Ну, или пока что еще не могу. В мои планы входили тренировки — ежедневные попытки совладать с своим телом, с реальностью и этим миром. Как там говорила Аюста? Это неестественно для мироздания, что движешься, потому что для него ты — кукла. Как забавно — для мироздания я всего лишь кукла, а для спящего рядом писателя — человечек. Кто прав, скажите мне? Мироздание я в глаза не видела, а вот Лекса…

Писатель озаботился тем, что усадил меня рядом со своей подушкой. Перед тем, как заснуть, он ворочался столь увлеченно, что я боялась упасть на пол. С другой стороны, падение не отозвалось бы болью, но было бы неприятно провести ночь вот так.

Спать совершенно не хотелось. А вдруг, подумала я, сейчас придет Юма? Почему она не приходит сюда, когда Лекса находится в номере? Боится? Да чего ей бояться-то, по сути? С другой стороны, может ли она съесть его искру? В который раз я укорила себя за то, что не говорю своему большому другу о том, что здесь происходит в его отсутствие. Быть может, тогда часть вопросов чудесным образом разрешилась. А вдруг явление таких вот Юм — это обыденность?

Лекса заворочался, бухнул рукой по подушке, а я подпрыгнула, опасливо приблизившись к краю. Попытаться встать? Нет, не получится — слишком мягко, а я еще не умею держать равновесие самостоятельно. Да и можно ли стоять, когда твои ноги постоянно проваливаются, а земля в любой момент может задрожать и опрокинуть тебя? Не думаю.

Падать — не больно, но что, если я разобьюсь? Например, от меня отвалится рука или нога? Будет ли мне больно? Проверять не хотелось. Интересно, а если собрать моё тело из разных кукол, оставив лишь голову — останусь ли я такой же, какая есть? В плане — смогу ли мыслить? Может быть, моя искра-жизнь не в голове, а вообще в руке где-нибудь или в туловище? Какая часть меня главенствующая? Или все разом?

Я отодвинулась обратно к подушке. Руки почти не подчинялись, но, зацепившись ладонью за материал покрывала. Мне удалось оттащить саму себя назад. Боль кольнула. Медленно затихая и уходя прочь, а я зашипела. Ничего, мирозданию, верно, тоже было больно. И мне, почему-то, страсть как хотелось, чтобы ему было даже чуточку больнее, чтобы саднило и кололо куда сильней.

Ладно, теперь сосредоточимся, надо двигаться. Начну с рук — понятное дело, что двигать собственное тело я смогу лишь так, как позволят мне шарниры. Ни сжать пальцы в кулак, ни согнуть руку в локте…

Лекса застонал, а я вскочила на ноги — неожиданно даже для самой себя. Шарниры трещали, двигались словно по наитию. Вскочила. Словно вот-вот готова была броситься к своему спасителю на выручку, вытащить его из страшных кошмаров, уберечь от любой напасти и…

Боль накатила, да такая, что мне показалось, будто бы я сейчас взорвусь. Рассыплюсь тысячью крохотных звездочек, изойду пыльцой фей. Боль жалила все глубже и глубже, заставив меня безмолвно орать во всю глотку. Я не боялась разбудить своим криком Лексу, я надеялась на это. Прости, прости, трижды прости меня мироздание, реальность, Белый Лис, кто угодно, лишь бы было не так больно! Я не устояла и повалилась на кровать, меня придавило ладонью Лексы. Хорошо хоть так — не упаду на пол. Это продолжалось до тех пор, пока боль не отступила, заставив меня провалится в бессознательный сон.

Чернота окружила со всех сторон, сплелась в единый поток, затмила глаза. Я ждала, что сейчас вынырнет Юма — явит себя, прямо как белоликая дева перед Элфи. Мол, вот он, настал её долгожданный час, когда я… когда я что? Наверно, сейчас от резких и быстрых телодвижений моя искра должна полыхать как никогда. Разве движение — не жизнь? Да какая уж тут жизнь — отозвалось забитое сознание. Разве можно в такой боли жить? От боли, разве что, помирают быстрее.

Тонкой нитью луч света рассекал тьму на две половинки. Я подошла ближе — и уцепилась за него, словно за бечевку, решив идти туда, куда он ведет. Благо, что во сне я не шарнирный болванчик, что здесь мироздание не сопротивляется и…

И почему оно не сопротивляется тому, что я вижу сны? Разве это естественно для игрушек? Наверно, каждый раз, как только я закрываю глаза — меня должна охватывать страшная боль, а любой сон — и вовсе погружать в пучины погибели. Но нет. Еще одна загадка, ответ на которую я никогда не узнаю. Нить была горячей и склизкой на ощупь — словно я сжимала в своих руках живую змею. Меня передернуло от отвращения.

Нить-змея привела меня, как ни странно, к дверце. Странно, если до этого мне снилось, что я бесконечно возношусь к какой-то яркой цели, то сейчас… с другой стороны, а почему мне должен видится только один и тот же сюжет?

Дверь, поддаваясь древним канонам жанра, обладала выцветшей медной ручкой, большущим, позеленевшим от старости кольцом. Щерился зубами старый лев. Наверно, некогда он был блестящим, а сейчас… впрочем, кого это интересует в кромешной темноте? А вот состояние двери говорит лишь о том, что давненько тут никого не было. Старые ставни лязгнули, словно укоряя меня за подобную ошибку, стараясь противным скрипом прогнать меня прочь. Уходи, глупая девчонка, беги, спасайся!

Я не глупая, мне не зачем бежать. Мир раскрылся передо мной после яркой вспышке. Мягкий ворс окружал мои ноги, витиеватый рисунок узором шел по земле… или как можно назвать твердую шерсть под моими ногами? Пруд с зеленой, мутной водой, рогоз, кувшинки. В ноздри ударил неприятный запах болота. Неужели это снова тьма, только на этот раз более… более светлая? Там я болота не видела, а здесь… лучше не стало.

Я прошлась по берегу — меня напрягала абсолютная тишина. Я открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но боязливо замолкла. Казалось, стоить ляпнуть мне хоть что-нибудь, как мир пойдет трещинами, лопнет тонким стеклом, осыплется и тогда… тогда я навсегда останусь тут? Не очень бы хотелось. И лишь стук собственного сердца в ушах — всё напряженней, все медленней, всё тяжелей…

Отсутствие звуков напрягало, давило. Нет ритма, нет… жизни? Мои ноги разом ослабели. Сердце стукнуло и пропустило два, а то и три удара. Прежде чем вновь оповестить о своём существовании. Может быть, и в самом деле не стоило соваться сюда? Я оглянулась — дверь, от которой я отошла не так уж и далеко, качнулась, словно от ветра, только на этот раз уже абсолютно беззвучно. Скрип потонул в абсолютной тишине, запутался в мареве-паутине, исчез.

Я подошла поближе к озеру, прислонилась к дереву — стоять на ногах было сложно, то и дело хотелось бросить всё и прилечь отдохнуть. Поспать. Интересно, а как можно спать внутри сна? А мне приснится сон? Я зевнула, не зная ответ на этот вопрос, сама не замечая, как уже сидела на мягком ворсе желтой травы. Вообще-то она больше всего была похожа на покрытие ковра. Моя рука опустилась на серый камень — тот отозвался удивительной мягкостью. Вот и подушка, радостно подумала я, собираясь вот-вот положить его себе под голову. Никогда раньше до этого не лежала на подушках, думаю, это будет приятно и…

В ноздри мне ударило зловонное дыхание, а сердце, почти остановившее свой бой, затрепыхалось, словно птица в клетке. Инстинктивно, нежели что-то почувствовав, я нырнула в сторону, быстро оторвавшись от земли: и вовремя — рядом со мной беззвучно сомкнулись здоровенные челюсти зеленого чудовища. Я в ужасе откатилась в сторону. Чудовище, аномалия, какая-то чертовщина, порождение Юмы? Не знаю! Зеленое, огромное, носатое, с рядом острейших зубов, желтыми, исходящими огнем глазами. Больше всего он был похож на огромную рыбу. Зачем-то вставшую на коротенькие и, на первый взгляд, слишком тонкие ноги-лапы. То, что заменяло руки монстру, безвольно болтались из стороны в сторону — и зачем, спрашивается, они ему только нужны.