Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина. Страница 24

– Страшишься? Да ты не убойся! Мужик у тебя по справедливости, как болота.

Майяри аж слюной поперхнулась от такого заявления.

– Коли не сложится, пойдёте своими путями.

Подавив вздох, девушка не стала говорить Рыжже, что во внешнем мире всё несколько сложнее. Там браки заключаются и расторгаются не так легко, как у гавалиимцев. Захотели в избе вместе жить, невзгоды и радости делить да детей растить – положите руки на груди друг друга и всё. Не прижились – плюнули да разбежались. Правда, местные браки были покрепче союзов, заключённых по самым сложным обрядам, и держались они исключительно на привязанности сердешных друг к другу. Вон Бешка. Овдовел, а до сих пор по бабе своей тоскует и другую хозяйку не ищет. Сам детишек растит, ну ещё Рыжжа помогает, и умудряется новых «плодить». Помнится, Майяри голову сломала, пытаясь разгадать фразу мужика, которую тот сказал в отношении своего младшего сына: «А этот ужо после смерти моей сердешной народился». Как народился, от кого народился? То, что мальчишку бросили на болотах разбойники, а Бешка вытащил его из пасти местной твари, она узнала уже позднее.

– Ну шо ты тоскливишься? – Рыжжа жалостливо погладила Майяри по голове. – Пригож мужик?

– Пригож, – согласилась с ней Майяри.

– Приятственен?

– Приятственен.

– Добр?

– Очень, – тяжело вздохнула девушка.

– Дитятков от него хочешь?

Майяри глубоко задумалась. К детям она относилась с опаской и весьма плохо представляла себя матерью. Править целой расой и вести народ к счастливому будущему её учили, а быть матерью – нет. У неё даже достойного примера в детстве перед глазами не было. Ну какая из неё мать?

– Даже не знаю, – с сомнением протянула Майяри.

– А ты сердешного как дитёночка увидь. Неужто приголубить не хочется?

Перед глазами мгновенно предстал маленький харен. Недовольный, мрачный и с испуганным взглядом. Где-то на фоне почти неуловимо обозначился силуэт госпожи Менвиа, и Майяри стало очень и очень жалко мальчика.

– Ну мимо бы я пройти не смогла, – честно призналась она.

– Во! – наставительно протянула Рыжжа. – Вот народятся у него ребетятки, а пригляду за ними не будет. Неужто сердешко за них не болит?

Сперва Майяри послушно представила ораву сероволосых малышей с печальными испуганными глазами, а затем возмущённо посмотрела на женщину. Она тут вообще-то терзается, вернуться или не вернуться ей вместе с хареном в Жаанидый, а не выйти за него замуж или не выйти!

– Да ты погодь-то с плеч сбрасывать, – Рыжжа лукаво улыбнулась. – К разумению прислушайся, – и постучала девушку когтем по груди.

Та с запозданием припомнила, что разумение, по мнению гавалиимцев, обитало не в голове. Но её «разумение» лишь бестолково металось и ничего дельного не подсказывало.

Домыв горшки, Майяри вышла из избы, чтобы немного отдохнуть от шума и всё же попытаться принять решение. Улица встретила её темнотой, поднимающейся от земли голубоватой дымкой и ярким светом звёзд и светил. От деревьев шло слабое голубое, оранжево-красное и жёлтое сияние, а меж их корней подмерзали синеватые лужи. По деревне всё ещё разносились весёлые голоса и смех молодёжи. Мечущаяся душа почувствовала долгожданное умиротворение, и Майяри наконец-то смогла признаться себе, что у неё не хватит духа позволить харену в одиночку противостоять её семье. Похоже, пришло время опробовать зубы, что она вырастила за эти шесть с половиной лет.

– И что он во мне нашёл? – спросила девушка у волчьего месяца.

– Всё, – раздался позади ответ.

Девушка резко обернулась и уставилась на господина Ранхаша. Он сидел на крылечке. Как она вообще умудрилась проскочить мимо и не заметить его?

– Что вы здесь делаете? – поражённо выдохнула она.

Отвечать оборотень не стал. Но Майяри и так знала ответ.

Стережёт.

В бледном свете волчьего месяца харен как никогда был похож на духа, только на этот раз на загадочного духа болот. Так же, как и болота ночью, он словно сиял. Слабо светились его глаза, серебрились будто инеем покрытые волосы… Сглотнув, девушка отвела взгляд и тихо произнесла:

– Идите спать. Я больше не буду бегать. И… я вернусь с вами.

Харен даже не пошевелился, его волнение выдали только сверкнувшие глаза.

– Не переживайте, на болотах я не смогу обхитрить вас своей силой, – Майяри немного покривила душой, всё же в этот раз у неё были ещё и артефакты. – Здесь я могу только лечить.

– Спасибо, – тихо выдохнул оборотень.

– Не надо благодарить меня. И идите спать.

Девушка прошмыгнула мимо мужчины и опять юркнула в избу. И уже там с сомнением посмотрела на дверь. Уйдёт ли?

Через полчаса Рыжжа грозными окликами разогнала бунтующих детей спать, и Майяри тоже легла. В окружении ворочающейся и шушукающей ребятни уснуть было сложновато, зато они прекрасно отвлекали от всех посторонних мыслей. Девушка невольно начала прислушиваться к их болтовне, с досадой отметила, что даже малышня обсуждает её «сердешного», и немного расслабилась, когда тихая, но горячая беседа свернула на решительную Яйлику.

Дверь скрипнула, и до слуха Майяри донёсся недовольный голос Рыжжи.

– Эк, окаянный, ты чево тута расселся?

Ответом было молчание.

– Ну што с тобой поделаешь, горемыка? Топай в избу, а то околеешь за ночь.

И Майяри, и ребятня живо взволновались.

– Ложся сюда, – Рыжжа бросила на пол ещё одно одеяло, и Майяри с замиранием сердца уставилась на харена.

Тот покладисто растянулся на предложенном месте, и Рыжжа, добродушно ворча что-то про «дурных младых», затушила лучину и, скрипя половицами, ушла к сердешному. Детские шепотки всколыхнулись с новой силой, и ребятня любопытно завозилась.

Майяри столкнулась со светящимся взглядом и уже больше не смогла отвести глаз.

Глава 14. Прощание с болотами

На следующее утро гости уверовали в существование богов: Викан проснулся с густейшими и прекраснейшими локонами, отросшими до самой задницы. Сбылась мечта! Теперь со спины он был похож если не саму богиню, то на очень привлекательную девушку точно. Да и с лица тоже, если взгляд ниже подбородка не опускать: он додумался прошлым вечером побриться.

Местные ухохатывались над ним вовсю, братья и господин Шидай ошеломлённо хлопали глазами, а Майяри же сдержанно хмыкала.

– Эт тебе ишо повезло, шо сама Всеблагая наказание отрядила, – Бешка сочувствующе похлопал обескураженного оборотня по плечу. – Всеблагой бы по воздуху восвояси отпнул.

Пришёл в себя наказанный, правда, весьма быстро и начал деловито уточнять, как долго ему так ходить и можно ли умилостивить Всеблагую. На первый вопрос ему ничего ответить не смогли – точнее, ответили, но по-разному и с разной степенью ехидства, – а по второму засыпали советами. Но добавили, что наказан он «мелостно[1]», а то значит, что богиня была склонна веселиться, а не мстить. Так что, может, ему до конца жизни придётся быть за «младшо̀го брата Всеблагой».

Отросшие волосы Викан непочтительно отрезал по плечи и сжёг. Перед богиней же показательно извинился, встав посреди деревни на колени и жалостливо воззвав к её милосердию. К полудню волосы отросли до середины спины, и оборотень, сообразив, что стоило быть искреннее, извинился ещё раз. Но, похоже, богиня не усмотрела в его сердце раскаяния, и к вечеру волосы опять отросли. В этот раз Викан их резать не стал, подумав, что, может, они до пояса-то отрастут и более не удлинятся. Надежды его не оправдались.

– Ну и что мне с ними делать? – в отчаянии вопросил оборотень, выходя утром на крылечко и держа в охапке серебристые волосы.

Стоило ему разжать руки, и длинные локоны укрыли его плащом и ещё на локоть устелили землю вокруг. Смеялся даже серьёзный Ирриван.

Извиняться перед богиней Викан больше не стал, опять обрезал волосы и почти четверть часа проходил с задорно торчащим ёжиком, потом плавно перешедшим в «кудрятую шёрстку». А отрезанное отдал на потеху девкам, которые пообещали наплести из подарка платков в память о младшем брате богини.