Во власти монстра (СИ) - Сербинова Марина. Страница 3

В мотеле жили еще четыре женщины, которых Элен держала для того, чтобы, по желанию останавливающихся у них водителей, делать их отдых еще приятней. Мотель пользовался дурной славой, в нем никогда не останавливались семейные пары, не показывались здесь и женщины, зато мужчины слетались сюда, как пчелы на мед. Мотель никогда не пустовал. Дальнобойщики специально заезжали сюда, снимали комнаты, прерывая свой путь. Те, чей маршрут постоянно проходил здесь, были завсегдатаями мотеля, никогда не проезжая мимо. Местные жители воспринимали этот дом не как мотель, а как публичный дом, притон с профессиональными шлюхами, славившимися красотой и мастерством на всю округу, о котором с отвращением говорили женщины и с улыбками шептались между собой мужчины. Некоторые наиболее активные местные жители пытались закрыть мотель, но попытки осталась безуспешными. Мужчины, а так же «крыша» из местных бандитов, всегда предупреждали Элен об облаве, и к приходу всяких комиссий в мотеле не к чему было придраться. Однажды их посетил тайный агент, разоблачив в запрещенных услугах, предоставляемых клиентам, но и здесь Элен выкрутилась, очаровав того своей красотой, в результате чего получила официальное разрешение на предоставление интимных услуг, а агент стал ее личным и постоянным клиентом.

Работали, в основном, ее девочки, а сама Элен удостаивала вниманием лишь избранных и тех, у кого на ее любовь хватало денег, потому что за свои услуги она брала в пять раз больше, чем стоили ее девочки. Ее красота заставляла мужчин вожделеть ее так, что те готовы были выложить требуемую сумму, так что хозяйка мотеля без работы тоже не сидела, пока потели ее девочки. Те, кто попадал в ее постель, в основном всегда возвращались, платили в пять раз больше, отказываясь от ее девочек и требуя только ее, что говорило о высоком профессионализме молодой красавицы, до которого другим опытным жрицам любви было далеко. Как вульгарно выражались ее подружки, Элен «мертвой хваткой брала за яйца каждого, кто попадал к ней в постель». Самая красивая и востребованная после Элен была самая молоденькая из ее девочек, семнадцатилетняя Роза Дэй, высокая брюнетка с прекрасными карими глазами. Она появилась здесь совсем недавно, тихая, застенчивая, но уже начала меняться, перенимая манеры и поведение вульгарных и грубых обитательниц мотеля. Кэрол не любила их, боялась и избегала. Они подсмеивались над ней, издевались, обижали, обзывали, могли ударить. Ее мог ударить любой, Элен было все равно. Самая добродушная из этой четверки была Пегги Силвиа, маленькая, пухленькая женщина с гривой огненно-рыжих волос, большим, всегда улыбающимся ртом и громким жеребьиным хохотом. Веселая, шумная, озорная, она могла подшутить над малышкой, но никогда не поднимала на нее руку, а когда на девочку набрасывалась мать, иногда пыталась вывести «из-под огня». Но, в основном, когда Элен злилась, все старались ретироваться. Элен ее девочки боялись. Она могла ударить, даже побить, легкая на руку, злая и жестокая. Розу она однажды отходила шнуром так, что пришлось накладывать швы, а провинность той заключалось в том, что она не захотела обслужить клиента, настолько безобразного и отвратительного, что девушку тошнило от одного взгляда на него. Остальные никогда не вмешивались, помалкивали и беспрекословно подчинялись. Меган Аркетт была самой старшей, высокой, худощавой, с красивым бледным лицом и холодным безразличным взглядом. По мнению Кэрол, после Элен эта фурия была самой злой и как никто любила обижать ее. Жестокая, высокомерная, Аркетт не выносила детей. Девочка ее тихо ненавидела. Рут Ланкастер соблюдала нейтралитет во всем, чтобы не происходило вокруг, плыла по течению. Если кто-то начинал подтрунивать над Кэрол, она присоединялась, если Мадлен или Пегги начинали ее жалеть, то тоже проявляла фальшивое сочувствие. Она всегда поддакивала всем и во всем, и подружки привыкли считать, что своего мнения у нее попросту не бывает. Что это было — безволие, бесхарактерность, или просто лицемерие и хитрость, никто из них понять не мог, каждая воспринимая ее по-своему, но все неизменно немного ее презирали за явное подхалимство.

Вот в такой своеобразной семье, если можно так сказать, росла Кэрол. Пять женщин, старуха и она. И день, и ночь снующие по дому мужчины, которых девочка начала тихо ненавидеть уже с малых лет. Они казались ей грубыми, противными. Всегда цепляли девочку какими-то странными шутками, которые малышка еще не совсем понимала, смеялись над ней, как над диковинкой, нелепостью, оказавшейся здесь, в месте, где ребенку места не было. Ее пытались поймать, ущипнуть, а однажды один из мужчин сунул руку ей под юбку. Пегги отвела ее к Мадлен и велела не отходить от старушки, пока этот мужчина не уедет.

Поглядывая на ничего не понимающую малышку, Мадлен что-то ворчала себе под нос и тревожно вздыхала.

— Как можно… нелюди… ребенок же совсем… — бормотала она сквозь зубы.

Мадлен учила ее прятаться от клиентов, по возможности не попадаться на глаза. Девочка делала так, как она велела, не задумываясь, почему должна так поступать. Но все же украдкой пыталась взглянуть на каждого, кто появлялся в мотеле, в наивной детской надежде, что один из них может оказаться ее папой.

Она жила с Мадлен в одной комнате, пока мать не выделила ей отдельную и заставила перейти туда, не смотря на нежелание девочки. Мучимая частыми кошмарами, Кэрол боялась оставаться одна, но именно поэтому Элен и вынуждала ее это делать, более того, зная, как боится темноты дочь, заставляла ее выключать на ночь свет. А также запрещала Мадлен прибегать на ее вопли по ночам.

Кэрол знала, что после кошмаров случалось что-нибудь плохое.

И сейчас, лежа под одеялом в темной комнате, девочка сжималась от страха, гадая, что может произойти на этот раз. В последний раз, когда она просыпалась от собственных воплей, она вывалилась из окна своей комнаты и упала на большую густую сирень, которая поддержала легкое тельце своими ветками. Кэрол отделалась переломом ребра и вывихом руки. После этого случая она с Мадлен лично ухаживала за сиренью — спасительницей. Старушка говорила, что это дерево уберегло ее жизнь, на что малышка пылко замечала, что это дерево сломало ей ребро и вывихнуло руку.

— Если бы его здесь не было, то все твои ребра разлетелись бы по лужайке, глупая невежда! — злилась Мадлен.

Девочка все понимала и была глубоко благодарна прекрасной сирени, но не упускала случая посмотреть, как смешно сердится старушка. Мадлен даже смастерила ей талисман. Купила маленький детский медальончик на цепочке в виде игрушечных часиков, циферблат вытащила, а за стекло на его место положила цветочек сирени. Повесив его на тонкую шейку Кэрол, она повелела:

— Никогда не снимай это. Цветок твоей спасительницы убережет тебя от смерти.

Кэрол нравился этот талисман, но она носила его скорее как украшение, а не средство от сякого рода опасностей. Потом она просто привыкла чувствовать его на шее, и без него появлялось ощущение, будто чего-то не хватает, словно части ее самой.

И все же этот сон…

Кэрол посильнее натянула на себя одеяло, устремив взгляд в окно.

По стеклу яростно тарабанили струи дождя, было слышно, как шумит под окном с какой-то тревогой сирень-спасительница. Глаза девочки испуганно раскрылись, когда она расслышала какие-то слабые стоны. Они не были похожи на те, что она часто слышала по ночам из сдаваемых комнат…

Эти звуки были какими-то жуткими, тоскливыми, словно стонал ребенок.

Прошло много времени, прежде чем Кэрол поняла, что это ветер. Но ее страх все равно не уменьшился. Этот сон… Неужели она опять вывалится из окна? Подумав о сирени, девочка немного приободрилась. Засыпая, она решила, что завтра и близко не будет подходить к окнам.

Рано утром, когда все еще спали, а комната была наполнена предрассветными сумерками, Кэрол оделась, затянула кудрявые волосы в хвостики, старательно умылась и тщательно вычистила зубы, как учила ее Мадлен. Обычно в это время старушка была уже на ногах. Она всегда вставала раньше всех, чтобы успеть приготовить завтрак для обитательниц мотеля и постояльцев. Кэрол просыпалась, чтобы ей помочь. Вот уже год, как Элен определила ее Мадлен в помощницы. Руки старухи утратили былую подвижность и ловкость, быстро уставали и болели от тяжелых нагрузок, и если поначалу сердце ее замирало от ужаса, когда она видела нож в маленьких руках малышки, то теперь не могла уже обойтись без ее помощи. За год Кэрол так наловчилась работать ножом, что чистка и резка овощей и фруктов полностью перешла в ее обязанности. Даже опытная Мадлен, всю жизнь проработавшая на кухне, не могла теперь угнаться за ее проворными быстрыми ручками, которые когда-то с превеликими предосторожностями обучала обращаться с ножом. Девочка маленьким вихрем носилась по кухне, подавала, подносила, мыла, убирала. Они вместе ездили за покупками, Мадлен учила ее выбирать продукты. Девочка с интересом и радостью перенимала ее мастерство, оказавшись способной ученицей. А Мадлен говорила ей, что она научит ее превосходно готовить, чтобы, подрастя, она смогла уехать отсюда и устроиться на работу в ресторан или к каким-нибудь состоятельным людям поваром. Мадлен всегда твердила, что она должна уехать, что нельзя оставаться здесь. В последнее время старушка даже поговаривала о том, чтобы уехать самой и забрать ее с собой.