Красная зима - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 15
– Как мне все это… надоело.
Тор Мелехин покосился на подчиненного, но одергивать не стал. Его тоже все… скажем вежливо – за… грызло.
Подольск, вообще вся эта ситуация, патрулирование…
Особенно последнее.
Везти в город продовольствие?
Да вот прямо и сейчас! Никто даже не собирался! На черном рынке обычная курица стоила до десяти рублей!
Десяти!
Рублей!
Для сравнения – всего год назад она стоила восемьдесят копеек!
Командир полка с ног сбивался, а только – толку? Если бы не крупа, обнаруженная на складах Подольска, давно бы его войско или голодало, или с протянутой рукой пошло, или вообще в мародеры! А кушать-то хочется!
И то…
Крупа – для людей.
А для лошадей?
Десять килограммов сена, пять кило сухой травы, семь-восемь килограммов овощей, четыре килограмма зерна…
Не нравится?
А это еще самый минимум! Нужно больше! Это строевые кони, постоянно в движении, со всадниками… и где все это взять?
Только у крестьян.
Понятно, крестьяне были против. Командир махнул рукой и выпустил облигации, по которым крестьянам обязательно заплатят. Ну вот обязательно! Стоит только вернуться законной власти…
Крестьяне оказались недоверчивыми, и вообще – пособниками освобожденцев, так что ни зерна, ни фуража, ни…
Город продуктов от них не дождался.
Илье пришлось рассылать десятки по селам, с реквизициями. Строго-настрого запретив грабить, убивать, насиловать…
Обнаружили сено?
Заберите.
Но выпишите человеку облигацию – пусть потом компенсацию получит.
Что значит – корову кормить нечем? А помрет корова – и детки умирать начнут, она ж, кормилица, молочком их поддерживает…
Ах вы твари сиволапые!
Мы вас тут защищаем, а вам сена жалко!? Вы о каких-то коровах печетесь?!
Да за такое…
Расстрелять бы, да нельзя. Но вот сапогом в морду – это можно. Это крестьяне получали регулярно. Параллельно с облигациями.
Вот и сейчас…
Удалось найти несколько возов сена и забрать их, но в морду староста получил! А чего он! На колени падает, сапоги обнимает… да на эти сапоги такая кожа пошла, которую в его паршивой деревеньке отродясь не сыщешь! Разве что с него содрать!
А он их – соплями!
Коровы падут, козы… Лошадям не хватит… да не наплевать ли?!
Пусть прирежут свою скотину – да и на мясо! А не хотят сами съесть, так пусть продадут в городе! Небось заплатят… облигациями!
Это тор Мелехин и сказал старосте. А заодно и в морду ему дал. Чтобы понимал, тварь, с кем разговаривает! Староста утерся и успокоился.
По плохой дороге возы едва ползли, а возницы отгавкивались, предлагая запрячь в телеги не крестьянских коней, а кавалерийских. А чего?! Эва какие лошади! Они и повозку потянут!
Подобное предложение не вызывало симпатии у кавалеристов. Но действительно – падут крестьянские лошаденки посреди дороги, не своего ж коня в телегу запрягать? Вот и приходилось едва тащиться…
Крестьяне зло переглядывались. Молчали, но хмуро, зло…
Если бы тор Мелехин обратил внимание на их настроение, но куда там! Он же – тор! А это крестьяне! Сволота, быдло, серая плесень… чего на них смотреть? Он и не смотрел…
А когда с близко расположенной опушки ударили выстрелы…
Когда взметнулись на дыбы кони…
Когда пуля ударила в грудь, и на миг стало горячо, а потом в лицо бросился белый снег, быстро становящийся алым, а затем и черным…
Тор Мелехин даже ничего понять не успел. Он умер первым.
Остальные…
Подольск – транспортная развязка. Но леса вокруг него есть.
Хорошие леса, густые… и народ здесь частенько охотой живет. Староста лесной деревни, в которую явился тор Мелехин, был охотником. И брат его, и отец, и дед…
Староста не врал.
Что с тех бумажек толку? А козы, коровы…
Это – жизнь их детей. Жизнь семей. Станет ли он колебаться?
Да ни минуты!
Пуля из старого, еще дедовского ружья ударила в грудь кавалериста. Надо бы в голову, да побоялся. Все ж далековато…
Пятеро охотников после ухода грабителей встали на лыжи. Они-то лес знали!
Здесь спрямить, тут срезать… на месте засады они оказались часа за два до своей добычи. Хотя предупрежденные возницы и так не торопились, давая старосте время все успеть.
Пять выстрелов грянуло разом. Перезарядить – и второй раз. Как по волкам.
Как по зайцам… те еще и быстрее.
Все же кавалерийский полк Ильи – это были не бойцы. Военные, но не воевавшие. Парадные, декоративные… они растерялись. А в тягость ли охотникам перезарядить ружье?
Для умелых рук – секунда.
Двое еще успели дернуться к засаде… ну так что же? Только и добились, что пули их ударили в головы, не в грудь. Лесовики белку в глаз бить привыкли, а тут мишень крупнее.
Ржали кони, метались… староста ждать не стал. Выскочил из засады, ссыпался к дороге, увязая в грязи, которую лишь припорошил сверху первый пушистый снежок, помчался к дороге!
– Живо!!! Коней ловите!!!
Поймать удалось восемь из десяти. Двоих куда-то унесло, да и пес с ними. Зато трупы – все десять.
Мародерили крестьяне быстро. Или – восстанавливали справедливость?
Вояки были облуплены до полной наготы – нет, не до исподнего. Тоже полотно, авось да пригодится. Так что до наготы. И десять тел сложили вдоль дороги.
Пойманных лошадей привязали к телегам – тоже пригодятся. Барахло сложили прямо на сено.
И кое-как развернули возы.
Староста подождал какое-то время, пока все отъедут, и достал нож.
Ох, не хотелось ему этого делать! Нет, не хотелось…
А придется.
Деревню он подставить не может, значит, надо дать другого подозреваемого. Какого? А чего искать-то? Да здравствует Освобождение!
Вырезать ножом на груди одного из солдат символ Освобождения было несложно. С ним и безграмотный справится.
Символом Освобождения стала роза ветров – восьмиконечная звезда. Или восьмиконечный крест, тоже сойдет на первое время…
Староста постоял минуту над трупами, вздохнул…
Если б не нужда горькая… а все одно! Нечего тут!
Одни налетят, ограбят! Вторые налетят, ограбят… Да ему плевать, кто там в том Звенигороде кресло задом мнет! Хоть Петька, хоть Гаврюшка, староста их отродясь не видел и видеть не желал. Оно понятно! Языком махать – не камни таскать! В мягкое-то кресло каждый хочет, а ты в поле поработай! Сено!!!
А ты то сено косил?! Ты его в скирды сметывал, ты его сушил, ворошил, возил? Да тут в каждую копёшку столько труда вложено, сколько вам, скотам, за год не одолеть! И отдать!
Да за красивые слова, да еще и в морду… а вот перебьетесь! Староста собирался выступить перед крестьянами. И предложить перебраться в лес, на хутора. Такие, считай, у каждой третьей семьи были. Кто пчел водил, кто сено на лесных лугах косил, кто охотился да заимки ставил… Худо ли, бедно, а перезимовать там можно будет! Потеснятся, втрое упрутся… справятся!
Дома оставить?
Добро?
Никто добро и не бросает, и не предлагает. Но надо уходить, пока снег плотно не лег, чтобы следов не оставить. Сейчас по лесу милое дело ходить – с собаками не разыщут! Кто захочет оставаться – их воля, а только… нет! Не будет в деревне сейчас жизни!
Пока вот это все не пройдет – не будет! Тут и думать не о чем! Один налетит, второй, третий… ежели кто оставаться вздумает, только на свой страх и риск. А староста и сам не останется, и своей родне остаться не позволит.
Лес – он все скроет. Всех укроет. Прокормит… это городские неумехи в лесу с голоду подохнут! А коли у человека руки из нужного места растут… выживет! Выживут! И семьи вытянут… да, только лес.
Приняв решение, староста сплюнул на дорогу – и развернулся за возами. Через час о случившемся на дороге напоминали только десять трупов.
– …!!!
Илья ругался вдохновенно. А толку?
Это был уже третий случай за последние две недели. Народ вокруг Подольска жил крепкий, решительный…