Игры на кровь - Игнатьев Сергей. Страница 24

Я отряхивал рукав темно-серого штурмового комбинезона, глядя на Апостола. Когда он закончил свою пафосную речь, я спросил:

– Слушай, у тебя случайно не найдется сигареты?

Муниципальный жилой дом. Ул. Малыгина. Москва. 4 апреля. 19:46

– Месяц, Диан... Всего лишь месяц. – Я не отрываясь смотрел в ее огромные изумрудные глаза. – А потом никто и ничто не сможет нас разлучить. Обещаю.

Я не врал. Сейчас, глядя в ее глаза, я точно знал, что говорю правду.

Ведь я любил ее.

Она кивнула, не сводя с меня глаз. Она не стала ничего говорить.

Машинально поправив длинные темные пряди, Диана отошла к узкому диванчику, села спиной ко мне и стала ласково гладить прыгнувшего ей на колени наглого и толстого кота.

Я закурил, глядя в окно, на вечерний город...

– Тебе, кстати, Игорек привет передавал... – сказал я, выдыхая табачный дым. – В Лесном Клане превосходные целительницы... Обещали через неделю-другую на ноги поставить. А пока его Тибет навещать будет...

Диана промолчала.

Я курил, глядя на медленно оттаивающий парк, на оранжевое закатное небо, на серые обшарпанные дома и улицы, по которым проносились заляпанные грязью легковушки...

Мой город.

Грязный, шумный и бестолковый. Жестокий и глупый.

Почему я здесь?

Потому что привык? Или... потому что люблю?..

Эти люди... Людишки... Жалкие, злые, подлые и беззащитные... Не ведающие о том, какие силы сходятся в противоборстве над их головами. Им не до этого – они бредут по жизни, понурив головы, скучные и потерявшие веру...

Почему я здесь?

Почему продолжаю бороться за этот мир? За свой мир... За своих друзей... За свою половинку... Но ведь не только за СВОЕ? Еще и за этих бессильно злобных и жалких существ, которые даже никогда не узнают моего имени, которым плевать на меня...

За эту нищую и убогую страну с величественным прошлым и, без сомнения, величайшим будущим... Страну, которой плевать на населяющих ее людишек...

У меня скверный характер... Я жестокий, самоуверенный и циничный.

Я вампир. Нежить, нелюдь, извечный пленник Паутины, дарующей мне силы. Извечный должник тех, чья кровь дает мне жизнь. Но, наверное, где-то очень глубоко, на самом донышке моей черной души, я остался мальчишкой.

Я не хочу, чтобы Тьма или Черный Престол воцарились над миром. Не нужны мне ни толпы скованных цепями девственниц, ни армии коленопреклоненных слуг, ни пирамиды черепов... Не нужно.

Я хочу видеть улыбки своих друзей. Я хочу видеть веселые искорки в глазах той, которую люблю больше всего на свете. Я хочу жить и чувствовать жизнь. Я хочу найти ответы. И, черт возьми, я хочу, чтобы наши хоккеисты снова начали побеждать... Хочу, и все. И хочу, чтобы эти мрачные земли, занимающие одну шестую суши, грязные, замусоренные и продуваемые холодными ветрами, считались не только пристанищем дураков и бандитов, но и родиной тех, кто первым потянулся к звездам... родиной тех, кто искал Истину... родиной тех, кто умеет не только воевать но и любить.

Я затушил сигарету в пепельнице.

Отвернувшись от окна, подошел к Диане, сидящей с котом на руках, и очень бережно обнял ее за плечи.

Эпилог

Половина пути была позади. Через несколько минут авиалайнер должен был оторвать шасси от французской земли и взять курс на жаркий и пыльный Мехико...

Я сидел возле иллюминатора, глядя через него на постройки аэропорта Шарля де Голля.

Пассажиры проходили мимо, занимая свои места.

Я молча смотрел в иллюминатор, перебирая в пальцах фляжку с монограммой КБСК.

Итак, я летел в Мексику. Официально – в инспекторскую командировку. Как вновь назначенный глава Отдела секретных разработок КБСК, свежеиспеченный подполковник и уполномоченный консультант Главы Комитета.

Я летел из Москвы, прочь от «раздела пирога», за который принялись выжившие после междоусобицы... Прочь от интриг, предательства и лжи...

Пусть власть сменилась, но суть нашей работы осталась прежней. Там, в Москве, все было по-старому...

Впрочем, говоря откровенно, я стремился убежать вовсе не от этого.

Я бежал от самого себя. Хотел, на несколько недель сменив окружение, окунуться в другой мир, понять себя, разобраться в самом себе... Или... просто-напросто оправдать себя.

В проходе остановился благообразный мужчина в дорогом сером костюме.

Я перевел на него взгляд.

– Добрый день, – сказал он по-английски.

Я молча кивнул.

Мужчина опустился в кресло рядом со мной, пригладил рукой черные с проседью волосы и улыбнулся. По бледному аристократическому лицу пролегли сеточки морщин.

– Удивительный город Париж...

Я согласно кивнул. Мужчина явно был настроен на беседу. Чего нельзя было сказать обо мне.

– Вы были во Франции впервые? – хмуро осведомился я.

– Не совсем так... – мужчина приятно улыбнулся. – Вернулся после... долгого отсутствия... И я в восторге от города. Конечно он сильно изменился, но только к лучшему... Ну а я теперь... – мужчина обвел рукой салон самолета, – ищу новых впечатлений. Там, за океаном... Говорят, в Мексике необычайно интересно...

Мужчина улыбнулся еще шире. На одно мгновение мне показалось что...

Я моргнул, и наваждение бесследно рассеялось.

– Знаете, я так много времени провел, будучи изолированным от цивилизации, – продолжал мужчина, – что теперь спешу наверстать упущенное... Собственно, разрешите представиться... – сверкнув бриллиантовым перстнем, он протянул мне бледную руку. – Микулаш Палацкий... – Он помедлил. – Урожденный князь Дарка.

Апрель-июль 2005 г.

СНЕЖНЫЙ ВАМПИР

Мой взор глубок, хотя не радостен,

Но не горюй:

Он будет холоден и сладостен,

Мой поцелуй.

Он веет вечною разлукою, -

И в тишине

Тебя, как мать, я убаюкаю.

Ко мне, ко мне!

Дмитрий Мережковский. Темный ангел. 1895.

Барранка-дель-Кобре (Медное ущелье). Северная Мексика. 7 апреля. 20:54

Солнце заходило медленно, неохотно, словно не желая уступать ночи в извечном циклическом противостоянии, не желая позволить Тьме завладеть разогретой пустыней.

Солнце заходило, окрашивая отвесные скалы оранжевым и алым, отбрасывая на песок изломанные тени от высоких кактусов.

– Свет уходит, Серж... – сказал высокий худощавый мужчина в светлом костюме, с подернутыми сединой волосами, стоящий на самом краю обрыва. Он снял с бледного лица стильные солнечные очки и спрятал их в карман пиджака. – Свет вынужден отступать. Таковы законы мира.

Молодой человек, в бледности лица соперничающий со своим собеседником, темноволосый, с высокомерно прищуренными зелеными глазами, в расстегнутой черной рубашке и черных брюках, затянулся сигаретой.

Повернувшись к тому, что выглядел старше, возразил:

– Свет всегда возвращается, Микулаш... И это тоже закон. Скучен мир, пребывающий во власти Тьмы...

Микулаш усмехнулся.

– Ты рассуждаешь совсем как человек. – Он улыбнулся, и заходящее солнце бросило блики на неестественно развитые, узкие и острые клыки на его верхней челюсти.

Он подмигнул Сержу.

Огонь тлеющей сигареты, зажатой в бескровных губах молодого, ярко мигнул и погас.

– Ты даже перенял их вредные привычки, – продолжал Микулаш. – К чему это? Весь этот маскарад? Думаешь, эти внешние атрибуты могут изменить суть?

Серж поморщился, разглядывая погасшую сигарету, зажатую между пальцами правой руки, затянутой в узкую черную перчатку.

– Я много думал об этом, Микулаш... О нашей природе... О людях. О том, что у нас общее прошлое... Ты много пропустил, пока спал... За эти сотни лет мы перестали быть смертельными врагами людей. Мы больше не охотники за головами, за дармовой Силой и кровью. Мы заперты в этом мире. Нам нет хода в Паутину. И теперь мы – егеря, пристально следящие за своими угодьями. Мы не только убиваем. Мы пристально следим за ними, фиксируя любые изменения, мы контролируем их развитие... Мы бережем их. Потому что они – наша Сила...