Чужая война - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 38

Как это говорил Ахмази… «Судьба, Эльрик, есть судьба. И никуда от нее не деться».

ТРЕТИЙ. ЛИШНИЙ

Герцогство Аквитон. Тальеза

– Мы нашли тех, кто нужен вам, Князь. Это монахи Белого Креста, как вы и предсказывали.

– А ты кого ожидал? Эльфов?

– Гм… Один из них действительно эльф.

– Это несущественно. – Бледный темноволосый человек, развалившийся в глубоком кресле, махнул тонкой рукой. – Главное, что они анласиты. Когда мы сможем встретиться?

– Они торопятся. Будут в Тальезе через два дня, видимо, тогда и…

– Прекрасно. Подготовь амулеты.

– Вы хотите подчинить монахов?

– Разумеется. А в чем дело?

– Видите ли… здесь могут возникнуть определенного рода сложности, с которыми, насколько я понимаю…

– Любезный Чедаш, когда ты начинаешь выражаться так изысканно, нападет зевота. В чем дело?!

– Что ж, Князь, вы вправе гневаться, но, боюсь, объяснить более внятно я вряд ли способен.

– Ты пока еще не объяснил никак.

– Их четверо, и двое действительно монахи. Эльф и гоббер. Их связывает между собой не только преданность одному делу. Я назвал бы их друзьями, Князь.

– Нелюди-анласиты? Это забавно, но не более. Кто оставшиеся?

– Эльфийка. И шефанго.

– Шефанго? Ты уверен, Чедаш? Шефанго, продавшийся Свету?

– В том-то и дело, что нет. Кроме того, и эльф-монах, и упомянутый шефанго оба влюблены в женщину, которая едет с ними.

– Ну-ну. Все интереснее и интереснее. Свет и Тьма в вечном поединке…

– И опять же нет. Князь.

– Та-ак. – Тот, кого называли Князем, нахмурился, отбросив легкость и игривость тона. – Это и есть твои «сложности»?

– Да. Но не все. Последний штрих, который, боюсь, только запутает дело, но он необходим.

– Я слушаю.

– Второй монах, тот самый гоббер, умудрился полюбить женскую ипостась шефанго.

– Шутишь?

– Если бы. Опаленность его и без того была сомнительна, а теперь, могу заверить вас. Князь, и его преданность Свету вообще находится под большим сомнением. И тем не менее он не станет служить Тьме.

– «Серенькие» никогда не представляют угрозы.

– Только не в этой компании. Свет и Тьма, Любовь и Вера, Верность и Предательство, Сила и Слабость… Даже, если хотите, красота и воплощенное уродство. Слишком опасная смесь, чтобы использовать ваши амулеты.

– Ты имел в виду – непредсказуемая смесь?

– Я имел в виду опасная. Князь.

– С тобой трудно спорить, Чедаш. Особенно если ты упираешься. Когда-нибудь я уложу тебя в гроб на пару столетий. И не поленюсь выбрать для твоего упокоения самое безлюдное место.

– Как скажете, Князь.

– С тобой трудно спорить, потому что ты редко ошибаешься. – Черноволосый человек откинулся на высокую спинку кресла и прикрыл глаза. Тонкие пальцы выбивали дробь по подлокотнику. – Хорошо. – Князь резко поднялся, и до этого темные глаза его полыхнули багрово-алым. – Доставь их ко мне.

– Всех?

– Ты шутишь, Чедаш? Все вместе они слишком крепкий коктейль.

– Здесь еще не вошло в употребление слово «коктейль», Князь.

– Значит, войдет. Доставь ко мне монахов. Или эльфийку. Или этого шефанго. Кого угодно, но без прочей компании. Мы попробуем договориться… Иди.

Чедаш молча поклонился и исчез.

– Это будет даже забавно, – пробормотал Князь, глядя в высокое узкое окно. – Мне еще ни разу ни с кем не приходилось договариваться.

Герцогство Аквитон. Столица – Тальеза

Аквитон по праву называют зеленым герцогством. Он утопает в лесах. Великолепных корабельных рощах, где чист прозрачный, пахнущий хвоей и нагретой смолой воздух. Где алеют на полянах ягоды земляники, а в подлеске, закрывая собой глянцевые листья, таращится в небо черно-сизая черника.

Эльрик помнил эти леса еще не тронутыми присутствием человека. Даже друидов, считающих себя родившимися вместе со здешними деревьями, не было здесь.

Там, где раскинул улицы-лучи громадный город, лежала когда-то просторная, солнечная поляна, и на ней, на самом краю, у леса, он построил себе дом. Крепкий бревенчатый дом, в котором прожил больше полусотни лет. Один. Ему часто приходилось оставаться одному.

Мир менялся на глазах, создавались и рушились государства, рождались и исчезали новые народы, появлялись друзья… И умирали через десятки лет, казавшиеся мгновениями. :

Когда от перемен начинала кружиться голова, а окружающая жизнь становилась похожей на бред, когда мир начинал казаться полубезумным сном, принц уходил. Уходил, чтобы забыть – он умел забывать, это умение необходимо любому бессмертному. Но для забвения требовалось одиночество. А потом можно было вернуться. И после возвращения жизнь на какое-то время словно застывала. Спокойствие и стабильность, размеренность войн, урожаев, эпидемий и религиозных всплесков. Почти не меняющиеся границы стран. Новые знакомства и, может быть, новые друзья. Такое затишье могло затянуться на несколько столетий. А потом еще несколько сотен лет разум был в состоянии выдерживать перемены. Пока не приходило время уйти.

И годы отшельничества, живой лесной тишины, запаха смолистых дров в очаге, свиста повадившихся прилетать на широкий подоконник птиц… Пожалуй, это были счастливые годы. Только счастье уединения приедается слишком быстро.

И вот кавалькада летит через израненный дорогами лес. Пыль, поднятая копытами лошадей, забивает запах хвои. Гулкая дробь подков эхом отскакивает от стены сосен, а для воспоминаний ни остается ни места, ни времени.

Может, оно и к лучшему?

Тальеза

Эльрик де Фокс

Город-порт. Речной, правда. Но река здесь из тех, у которых с одного берега другой не разглядишь. И народ здесь, как в любом портовом городе, собирается самый разный. Пока мы ехали до гостиницы, которую я помнил еще по прежним посещениям как весьма приличную – хотя называлась она глупо: «Пестрый кобчик», – нам повстречались и гобберы, и гномы, и люди всех национальностей…

Западных.

Ни одного человека с Востока я не увидел. Купцы чуют приближение войны даже раньше, чем ее планируют военачальники.

В гостинице меня, оказывается, еще помнили. Хозяин там, естественно, был уже другой, однако, видно, от прежнего дошли легенды об Эльринге-эльфе… Во всяком случае, когда Элидор вошел в зал, какой-то парень выскочил из-за стойки и помчался к нему, восклицая на ходу:

– Сэр Эльринг! Какая радость. Вам «Орочью», как всегда? Потом он увидел меня и остановился в глубокой задумчивости.

– Как всегда, – ответил я. Элидор хмыкнул. Однако промолчал.

Поужинав и отправив Кину спать, мы еще посидели у меня в комнате (похоже, это стало традицией), покуривая и потягивая вино. В смысле, эльф и Сим – вино, а я действительно «Орочью горилку» – здесь она на редкость высокого качества. Потом Сим пожаловался, что его клинок зазубрился в том памятном бою. Элидор лениво изрек, что противника всегда выгоднее пристрелить. Хлопот меньше. А я порадовался, что с некоторых пор мой топор не нуждается ни в заточке, ни в полировке. А вообще, оружию нужен уход. Как женщине. Даже больше. Женщина и сама о себе способна позаботиться.

Рассуждения о женщинах Элидору не понравились. И то сказать, про Кину действительно не скажешь, что она без опеки выжить может. Однако насчет оружия эльф согласился. И рано утром, сразу после разминки, я разбудил обоих монахов. Как раз начало светать, и должны были открыться местные оружейные мастерские.

Элидор вышел почти сразу. Он еще расчесывал свои роскошные волосы, мокрые после умывания, однако был бодр и свеж. Редкий тип монаха – монах, встающий рано и в хорошем настроении.

Сима пришлось выволакивать из постели силой. Он лениво отбивался от меня, не понимая, куда его несут. А несли его к колодцу. Пара ведер воды, и гоббер стал бодр, как Элидор. Вот только настроение у него… Ну не всем же с утра радоваться.