Чужая война - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 4

– Что у тебя за манера всюду совать свой нос?! – Черный Беркут откинулся на спинку высокого кресла. – Длинный моруанский нос! Тебе мало досталось в Гиени?

Шарль снова помотал головой. Потом брякнул:

– Я же должен знать. Вы же потом с меня отчет потребуете. Я же…

– Когда ты научишься говорить по-румийски? – Настоятель поморщился. – Прекрати жужжать и следи за своей речью. Аналитик! Двух слов связать не может. Элидора переводят в класс «элита». Тебе это говорит о чем-нибудь?

– В «элиту»?! – восхищенно выдохнул Шарль. – Элидора?! Давно пора!

– Если он перейдет в «элиту», его заберут в Аквитон. – Черный Беркут клацнул зубами и полез за своей трубкой. – А вы нужны мне здесь! И ты это знаешь. Элидор не знает, так ему и не положено.

– А если не перейдет? – осторожно уточнил монах, так уточнил, на всякий случай, ответ он уже знал.

– Если не перейдет, значит, сдохнет там, в Эзисе, – сказал Черный Беркут то, что должен был сказать. – Это последнее испытание. Работа в экстремальных условиях.

Он замолчал. Долго раскуривал трубку. Пыхал дымом. Дергал брезгливо тонким горбатым носом. Наконец затянулся и выдохнул, прикрыв от удовольствия глаза.

– Рад?! – проскрипел совсем уж раздраженно. – Давно в Аквитон рвешься! Под магистра хочешь. Черный Беркут для вас, господин аналитик, низковато летает. А?!

Шарль не успел ответить. Настоятель вдруг вспомнил о делах и указал монаху на дверь весьма энергичным жестом. Еще и пальцами прищелкнул, шевели, мол, копытами, господин аналитик.

Шарль зашевелил. Осторожно прикрыл за собой дверь.

– Про морковь не забудь! – каркнуло из кельи. Очень захотелось сказать гадость. Ну или хотя бы подумать. Однако Шарль поостерегся. И без того было над чем поразмыслить.

Он вернулся к ненавистным морковным грядкам. Уселся на влажную землю и отрешенно уставился на зеленые хвостики ботвы.

Элидора переводят в «элиту». Сам Шарль давно уже был признан лучшим аналитиком ордена. И ему действительно полагалось бы быть в Аквитоне. Но Черный Беркут держал его при себе, а магистру объяснял, что никто, кроме Шарля, не в состоянии приводить Элидора в себя после боевых выходов.

Лучший аналитик и лучший боец. Два найденыша, воспитанных отцом Лукасом. Но Элидора, при всем том, что равных ему в ордене не было, переводить в «элиту» не спешили. Во-первых, он был нелюдем. А во-вторых, он был сумасшедшим.

Сам Элидор не видел ничего из ряда вон выходящего в своей манере убивать во время выходов всех, кто подворачивался под руку. И даже тех, кто не подворачивался. Когда эльф приходил в дом жертвы, он приканчивал там всех, начиная с того, кого нужно было убить, и заканчивая последней служанкой. Если ситуация складывалась так, что работать приходилось на улице или в другом людном месте, Элидор уничтожал охрану – даже тех, кто пытался сбежать, позабыв о своих обязанностях. Если же не было даже охраны, эльф считал выход недостойным упоминания.

С этим-то, впрочем, еще можно было бы смириться. Но вот после выходов монах становился совершенно невменяемым. Он без приключений возвращался в монастырь. И запирался в своей келье, допуская туда только Черного Беркута, Шарля или брата Павла. Повод к такой уединенности был. И очень весомый. Элидор признавался брату Павлу, что он ищет повод. Первое время, первые пару-тройку месяцев по возвращении, он все время ищет повод: кого бы и за что убить.

И этот его пунктик был совершенно лишним.

Когда в Аквитоне, в курии ордена, слышали о «Том, кто всегда возвращается», там досадливо скрипели зубами. Нелюдь – это не страшно. Главное, что принял Опаление и верит истово, другим бы поучиться. А вот сумасшествие и как результат – непредсказуемость действий и поступков… Черный Беркут управлялся с Элидором, потому что знал своего приемыша как облупленного. Но Черный Беркут был нужен в Румии.

Шарль вздохнул.

Аквитонскому начальству не объяснишь, что даже здесь, вдалеке от орденского управления, они с Элидором работали с полной отдачей. Начальство – оно на то и начальство, чтобы лучшие кадры забирать под свое крыло. А значит, когда вернется эльф из Эзиса – он ведь вернется, хотя бы для того, чтобы подтвердить прозвище, – придется им сниматься с насиженного места и отправляться в столицу Зеленого герцогства.

Там – новые люди, ревнивые взгляды, придирки, необходимость срабатываться, искать компромиссы… Впрочем, Элидор-то считает, что ради «элиты» вытерпеть можно все. Он рвется наверх. Зачем только, непонятно. Стать управителем боевого секрета? И что ему в том?

«А Беркут-то ревнует!» – с неким удовлетворением констатировал монах. И вновь принялся пропалывать морковку. Работы по хозяйству были обязательны для всех в монастыре. Кроме разве что самого настоятеля.

Баронство Уденталь. Столица

В дверь постучали, и в комнату просунулась лохматая голова Марка:

– Завтрак! – почему-то радостно сообщил парень, во все глаза рассматривая синеглазое чудо, сидящее на кровати с кубком в руках. Красноглазое чудовище в кресле напротив он старался не замечать. Не потому, что боялся – чего бояться, это ж сама госпожа Тресса, – а чтобы впечатления не портить.

– Неси, – милостиво кивнула шефанго.

– Тащи! – гаркнул Марк куда-то в коридор. Три паренька помладше, торжественно вышагивая друг за другом, внесли в комнату подносы с блюдами и тарелками. Кина проглотила слюну и уставилась на еду горящими глазами.

– А это мама велела от себя передать. – Марк переволок через порог корзину, из которой торчали горлышки бутылок. Большую корзину. Тяжелую.

– Твоя мама попадет на Небеса, – сообщила Тресса своим удивительно мелодичным голосом, одной рукой поднимая корзину, а другой вытаскивая бутылку. – С ума сойти, «Молоко Драконессы»!

– Мама сказала, – сообщил Марк, выпуская своих подчиненных в коридор, – что ежели госпоже эльфийке отдельную комнату надо, то она уже белье постелила и камин разожгла. – Он ткнул пальцем в стену. – Вон та комната, куда от вас дверь сделана. Как обычно, в общем.

Тресса закашлялась. Кина удивленно посмотрела на нее, потом на стоящего на пороге парня, потом на упомянутую дверь. Она явно не видела в заботливости хозяйки ничего особенного.

– Иди, Марк, – простонала шефанго, падая в кресло и стараясь не смеяться в голос. – Иди, дитя мое.

– А чего я…

– Я тебе потом объясню. Иди.

Марк пожал плечами и вышел. Он понять не мог, что сделал не так. Поручение матери передал в точности. В соседней комнате, смежной со своей, сэр Эльрик действительно часто селил женщин. Нынче к нему, говорят, даже молодая баронесса заглядывала. А то, что сейчас он не сэр вовсе, а госпожа – так долго ли шефанго облик сменить?

– Не пойму я их. – Марк почесал в затылке и побрел по коридору в глубокой задумчивости.

Кина в момент сгрызла первого цыпленка. Так же шустро съела ножку второго. Крылышки угрызала помедленнее. А грудку уже поклевывала, явно наевшись, но еще не находя в себе сил оторваться. Тресса методично и неторопливо ела поросенка, ела, ела и ела, запивала его вином и явно не собиралась останавливаться. Кина поглядывала на чудовищные клыки шефанго и не всерьез, но с некоторой тревогой подумывала о том, что эта леди может и ее сожрать. Причем так же спокойно, деликатно даже, пользуясь ножом и вилкой, не забывая время от времени промакивать губы белоснежной салфеткой.

Голова слегка кружилась. «Молоко Драконессы» – голубое, казавшееся искристым, с необычным, чуть кисловатым вкусом, пилось очень легко и так же легко хмелило. Кина легла на поднятые подушки. Прикрыла глаза. Было хорошо, тепло… спокойно. И чтобы не поддаться этому спокойствию, спокойствию, которое – уж это-то эльфийка знала – всегда ненадежно, всегда заканчивается и снова вышвыривает тебя в страшный, жестокий и похотливый мир, Кина стала напоминать себе о том, что шефанго с легкостью меняют пол. Что Тресса, пригревшая ее, в любой момент может стать мужчиной. Что любое из этих чудовищ только и мечтает о том, чтобы подмять под себя, унизить, исковеркать ее, Кину, лишь потому, что выпало ей несчастье родиться красавицей. Она не поняла сама, как поднялось мутной волной, хлестнуло горечью и рванулось наружу криком, слезами, злостью и безнадежностью все, что накопилось за эти долгие, бесконечные полгода.